"ЛАБИРИНТ МЕНИНА"

     Ничто  не  предвещало  неприятностей.  Бутерброды падали  исключительно

маслом вверх,  дождь  шел  только  в  те дни, когда  я  выходил  из  дома  в

непромокаемых  сапогах,  на  улице  мне улыбались  незнакомые  девушки и  их

величественные мамаши (первые -- многообещающе, вторые -- снисходительно). А

жизнь  в Управлении  Полного Порядка протекала  согласно священному принципу

"солдат спит,  служба  идет".  Главным  "спящим солдатом" был я:  мои ночные

дежурства   напоминали   размеренное   существование  пожилого   курортника,

скучноватое,  но  приятное.  Поэтому когда  сэр Лонли-Локли  пригласил  меня

поужинать в только что открывшемся трактире шиншийской кухни с интригующим и

немного старомодным названием "Уголья Хмиро",  я с  чистой  совестью взвалил

ответственность  за  судьбу Соединенного  Королевства  на  нашего  пернатого

умника  Куруша  (в последнее  время  он  поднял  цены,  теперь  час  отлучки

обходится мне в целых три пирожных, но это меня не остановило).

     --  Я сегодня  уезжаю, --  деловито объяснил сэр  Шурф, когда  мы уютно

устроились за маленьким овальным столиком в овальном же помещении,  с  горем

пополам имитирующем  особенности архитектуры Шин-шийского Халифата.  Сегодня

вечером  он производил  впечатление  человека, который всерьез  вознамерился

расслабиться, даже его смертоносные перчатки отдыхали  от дел в  шкатулке, а

большие сильные  кисти  рук,  украшенные "маникюром"  древних  защитных рун,

мирно покоились на столешнице.

     -- И куда тебя на сей раз понесло? -- почти равнодушно осведомился я. И

после   паузы  обиженно  добавил:   --  И  почему,   собственно,  без  меня?

Путешествовать надо в хорошей компании.

     --  Я еду  один,  поскольку для  расправы с  мертвецами, воскресшими на

кладбище в Уттари, вполне достаточно моего присутствия, -- он пожал плечами.

-- Это же служебная поездка, а не путешествие ради удовольствия!

     --  Тогда  ладно, -- рассеянно  согласился  я. Признаться,  моя  бедная

голова в это  время была  занята  совершенно  иными вещами, по большей части

всякими  романтическими  глупостями,  поэтому  моя  давешняя жалкая  попытка

изобразить возмущение была всего лишь обычной данью вежливости.

     -- До  нас дошла  информация,  что  на кладбище  в Уттари  бесчинствуют

какие-то  совершенно  особенные  покойники,  --  заметил Шурф.  -- Они  были

колдунами в  каком-то  ином  Мире, там  же  и  умерли,  а вернуться  к жизни

почему-то попытались  не  где-нибудь,  а Именно  у  нас.  Порой  новые тайны

вселенной оказываются сродни вздорным капризам!

     -- Их можно понять -- в смысле, покойников! -- легкомысленно согласился

я. -- Этот Мир -- великолепное местечко...

     -- ...под  небом которого  совершенно  неуместно  досадное  присутствие

полуразложившихся людоедов из чужого Мира! -- строго сказал Лонли-Локли.

     -- Так они еще и людоеды? -- огорчился я.

     -- По  крайней мере, так утверждает начальник Тайного Сыска  Уттари. --

Мой коллега пожал плечами. -- Как обстоят дела  в действительности, я пойму,

когда окажусь на месте.

     -- И надолго ты туда?

     -- Пока не знаю. Было бы опрометчиво строить  планы, не ознакомившись с

обстоятельствами,  --  довольно равнодушно откликнулся  Шурф.  --  Возможно,

окажется, что  это дело не для одного дня. Поэтому я позволил себе небольшое

отступление  от  правил и предложил тебе отлучиться  со службы для участия в

этом ужине...  Кстати,  я  собираюсь  заказать  суп  Тысяча  Специй  и  тебе

рекомендую. Это  --  жемчужина  шиншийской  кухни,  мастера которой славятся

умелым обращением с пряностями.

     --  А  что,  специй действительно тысяча?  --  недоверчиво  спросил  я,

осторожно попробовав  ароматное  варево.  Суп показался  мне вполне вкусным,

довольно острым, но число 1000 вызывало у меня некоторое недоверие.

     --  Увы,  нет,  --  печально  вздохнул  Лонли-Локли. --  Я  читал,  что

классический рецепт этого блюда  предусматривает 987 специй,  и полагаю, что

название  --  дань  совершенно  необъяснимой  человеческой  привязанности  к

круглым  числам. Но в супе,  который  мы едим, их  гораздо меньше. -- Он как

заправский дегустатор посмаковал исследуемый состав и резюмировал:  -- Всего

831!  He могу  понять почему: вроде бы  повара  они выписали из  Шиншийского

Халифата... Наверное, просто  экономят  на самых  дорогих специях. Полагают,

что в Соединенном  Королевстве  живут  только грубые  варвары, не  способные

уловить разницу.

     -- И жестоко заблуждаются. По крайней мере,  ты у нас точно не  варвар!

Ты  что, на вкус  определил, что специй  именно 831, а не 832, к примеру? --

изумленно осведомился я.

     -- Ну разумеется, а как  же  еще?  --  невозмутимо ответил  он. --  Мои

вкусовые рецепторы,  хвала Магистрам, достаточно чувствительны... Если  бы у

меня было  немного больше  свободного  времени,  я  бы  мог составить список

недостающих   специй  и   официально  предъявить  претензии   хозяину  этого

заведения, но  поскольку через полчаса  я должен ехать...  Придется заняться

этим по возвращении.

     Я мог только искренне посочувствовать горемычному ресторатору:  когда в

твой  кабинет  вваливается  грозный  сэр   Лонли-Локли,  Мастер  Пресекающий

Ненужные  Жизни, торжественно потрясая списком  не  попавших  в суп специй и

требуя немедленной сатисфакции... Ох,  счастье  все-таки, что я не  владелец

трактира! По всему выходит, что  опасная это  профессия в прекрасной столице

Соединенного Королевства.

     Как бы то ни было, но я проводил этого потрясающего парня до амобилера,

пожелал ему  счастливого пути и  напоследок безапелляционно  заявил, что его

священная  обязанность вернуться как  можно скорее: дескать, без него мы все

тут пропадем. Грешные Магистры, я как в воду глядел! .

     Но  тогда я  и не подозревал, что  мой  безответственный треп  является

своего рода мрачным пророчеством. Помахал ему рукой и  отправился на службу,

предусмотрительно запасшись пирожными  для Куруша. Его традиционное ворчание

по  поводу  моего  долгого отсутствия  казалось  мне единственной проблемой,

заслуживающей внимания.

     На  самом деле мне  предстояло всего  два часа  нормальной человеческой

жизни -- и на том  спасибо! По  крайней мере, я  успел выпить  кружку камры,

спокойно  покурить и даже полистать свежайший, то есть  завтрашний  утренний

выпуск  "Королевского  голоса". В  последнее  время с  тамошними репортерами

творятся престранные вещи:  ребята начали писать гораздо лучше,  чем прежде,

-- то ли "потный вал  вдохновения" внезапно захлестнул их  с  головой, то ли

сэр  Рогро  устал  постоянно краснеть  перед  приятелями-интеллектуалами  за

бесчисленные ляпы своих сотрудников и потихоньку заколдовал весь штат...  Во

всяком  случае,  прогресс  налицо,  и я больше не придерживаюсь мнения,  что

читать "Голос" следует только через полдюжины дней после  его выхода,  когда

газета хорошенько отлежится под столом и станет  частью истории, а напротив,

договорился,  чтобы  каждый новый  выпуск  мне  доставляли ночью,  прямо  из

типографии.  Запах  свежей  краски  кружит мне  голову  и  (что за  странные

ассоциации?!) дает возможность  почувствовать себя чуть ли  не  самой важной

персоной в Соединенном Королевстве.

     Сия идиллия была прервана вторжением  сэра Джуф-фина Халли, что само по

себе не  лезло  ни  в какие ворота: в это время суток шефу  полагалось вовсю

наслаждаться жизнью: начальник -- он начальник и есть!

     -- Вы истосковались по моему обществу? -- недоверчиво спросил я. -- Все

равно  зря приехали: все свежие анекдоты я  вам  уже рассказал,  и  вообще я

сегодня сонный. То  ли  шиншийская кухня -виновата,  то  ли  за  сложившуюся

личную жизнь расплачиваюсь...

     --  Сонный, говоришь? --  зловеще переспросил Джуффин.  --  Ничего, сэр

Макс, сейчас я тебя разбужу!

     -- Мне  уже страшно,  --  отчаянно зевнул я. --  Подождите, не говорите

ничего, дайте подумать: может быть, мне лучше просто подать в отставку, пока

не поздно?

     --  Уже  поздно, мой бедный сэр  Макс! -- вздохнул шеф. И печальным, но

обыденным тоном,  каким  обычно  жалуются  на  зловредных  жен  или скверных

поваров,  сообщил: --  У  нас тут,  видишь  ли,  Его  Величество  потеряться

изволило...

     -- Как это --  потеряться?! -- изумленно  спросил я. -- Король не может

просто  так  взять и потеряться! У него же  всяческие телохранители имеются,

стражники, пажи, церемониймейстеры и прочие  специальные  полезные личности,

которые не дают властителям жить по-человечески. Фиг тут потеряешься!

     -- До  сегодняшнего вечера я тоже так думал,  -- проворчал  Джуффин. --

Тем не менее Гуриг  всегда успешно  боролся со своими придворными за свободу

собственной  личности.  В   начале   своего  правления   он  запретил  свите

сопровождать его в уборную, потом отменил  почетный караул  на пороге  своей

спальни, потом понемногу приучил дворцовую охрану к мысли,  что Король имеет

полное право  в одиночестве  бродить по коридорам собственного дворца. Когда

старый  церемониймейстер,  который  держал  в  ежовых  рукавицах   даже  его

воинственного  папеньку, подал в  отставку, Гуриг от  радости прыгал. И  вот

допрыгался... Пропал в собственном дворце, среди бела дня.

     --  Среди  бела  дня?  Странно:  в  газете  об  этом  ни  слова!  --  Я

выразительно помахал завтрашним выпуском "Королевского голоса".

     -- Еще чего не хватало! -- Джуффин посмотрел на меня почти  с жалостью.

-- Эта новость не для газет.

     Если граждане Соединенного  Королевства узнают, что остались без своего

Короля... Грешные Магистры, в этом случае смута  во время книжного скандала,

посвященного памяти блаженного  Йонги Мелихаиса,  покажется нам  всего  лишь

карнавалом: шумным, но безобидным. Это пахнет сменой династии: у Гурига ведь

нет ни братьев, ни детей, ни даже каких-нибудь кузин с кузенами. Род Гуригов

никогда не славился чрезмерным чадолюбием...

     -- Ужас! -- искренне резюмировал я. -- Но я пока  все  равно  ничего не

понимаю. Куда он  мог  исчезнуть? Небось очередное колдовство?  Какой-нибудь

мятежный  Магистр  пронюхал,  что  Нуфлин  отбыл  в Харумбу,  власть  Ордена

Семилистника пошатнулась, и не преминул этим воспользоваться...

     --  Нет,  мятежные  Магистры  тут  совершенно  ни  при чем, -- возразил

Джуффин. --  А вот колдовство, разумеется, имеет место. И  какое колдовство!

Очередной сюрприз твоего старинного приятеля Менина.

     --  Хреново, -- вздохнул я. -- Ваш легендарный Менин хуже  целой  армии

мятежных Магистров. Не король, а сундук с сюрпризами -- по большей части  не

слишком приятными. Нет, чтобы  с достоинством взирать на потомков со страниц

учебников  по истории, как  и подобает всякому уважающему себя историческому

персонажу... А откуда вы знаете?

     -- Хорош бы я был, если бы не знал! -- строго сказал Джуффин. -- Работа

у меня  такая. Неужели  ты думаешь, что я занимаю свое кресло только потому,

что его срочно требуется протереть до дыр?

     -- А разве  нет? -- невинно переспросил  я.  Потом решил,  что  немного

перегнул палку, и придал своей ухмыляющейся роже  серьезное выражение --  ни

дать ни  взять,  отличник, вечно  тянущий  руку со своей первой парты! --  и

торопливо сказал:  -- Извините,  просто до меня  еще не дошло, насколько все

серьезно. Расскажите, как обстоят дела, я больше не буду вас перебивать.

     -- Что ж, тогда  у тебя есть мизерный шанс дожить  до  утра, -- ласково

сказал шеф. -- Ладно уж,  слушай. Исчезновение Гурига обнаружилось за час до

ужина,  то  есть на  закате. К  счастью, его  новый церемониймейстер  весьма

сообразителен:  он  сделал все  для  того, чтобы  эта  информация  не  стала

достоянием остальных придворных. Он  официально заявил,  что Король  изволит

грустить и желает побыть в одиночестве, отнес в  его пустую спальню поднос с

едой, дабы не  вызывать излишних подозрений, а потом послал мне зов. В этот.

момент я как раз подъезжал к дому. Пришлось повернуть обратно, отправиться в

замок Рулх и начать поиски. Скажу откровенно: задача оказалась не из легких.

Закон Соединенного  Королевства запрещает кому бы то ни  было становиться на

след  Короля  --  при  любых обстоятельствах!  А  ведь  даже  для  меня  это

единственный способ быстро найти  человека.  Счастье, что в  свое  время  ты

пристроил в  нашу контору Нумминориха. Я тут  же  вызвал его в замок и велел

нюхать как следует.

     Джуффин  умолк,  я  озадаченно  уставился  на  него. Но  немой  вопрос,

наверняка крупными буквами написанный на дне моих глаз, остался без ответа.

     -- И что? --  наконец спросил я. -- Неужели безрезультатно? Насколько я

успел изучить нос нашего Нумминориха, вы должны были обнаружить Гурига через

несколько минут после старта.

     -- Не все  так просто,-меланхолично откликнулся Джуффин. --  Мы сделали

ровно половину  дела.  Теперь я совершенно  точно  знаю,  куда  делся Гуриг.

Догадываюсь, как его туда занесло. Почти уверен, что он все еще жив.  Но это

ничего не  меняет,  Макс.  Его Величество угораздило заплутать  в знаменитом

Лабиринте  Менина.  До  сих  пор  все  заинтересованные  лица  утешали  себя

надеждой, что этот Лабиринт -- страшная сказка для непоседливых юных принцев

и  еще более непоседливых придворных чародеев. Сегодня я убедился в том, что

это не сказка. К сожалению или к счастью -- я еще не решил...

     --  Так,- обреченно вздохнул я.-  Не успел я избавиться  от меча Короля

Менина, как  тут  же  всплывает  новый  сувенир.  Ставлю  дюжину корон,  что

слоняться  по этому грешному  Лабиринту предстоит  именно мне. Я  же у нас с

некоторых пор специализируюсь по художествам этого шутника Менина.

     --  Совершенно верно, --  спокойно подтвердил  Джуффин.  -- Тебе  будет

легче  жить на свете, если  я по секрету  скажу  тебе, что сначала попытался

войти  в  Лабиринт  Менина сам?  Это  было  бы наилучшим выходом. Но меня не

пустили. Хитрец Менин заранее  позаботился о том,  чтобы в его  Лабиринт  не

могли войти могущественные старики вроде меня. Если бы я оказался  внутри, я

бы просто разнес в клочья эту Опасную игрушку:  есть вещи, с которыми нельзя

шутить. А Менин был большим любителем нарушать  те немногочисленные запреты,

которые  должен соблюдать всякий прикоснувшийся  к тайнам Истинной Магии. За

что и поплатился, в конце  концов,  но  это уже  его проблемы...  Скажу тебе

откровенно, сэр Макс: мне не слишком хочется посылать тебя в это пекло, но я

не вижу альтернативы.

     -- А Лабиринт Менина -- именно пекло? -- дрогнувшим голосом уточнил я.

     Джуффин кивнул и отвернулся  к  окну. Не то обдумывал  свое  дальнейшее

выступление, не то просто не хотел смотреть мне  в  глаза. Если так, то дело

точно пахло керосином, да не простым, а  марочным: до сих пор шеф  отправлял

меня  в пасть  очередного  чудовища по  имени  "приключение",  не  испытывая

чувств, даже отдаленно напоминающих угрызения совести.

     --  Я не зря  использовал именно  слово  "пекло", свойственное культуре

твоей  родины, --  наконец  сказал  Джуффин.  -- У  нас в Мире нет ни  одной

философской  системы,  которая  обещает  воздаяние  за  грехи  после смерти.

Впрочем,  это ты  и сам  давно  уяснил. Зато  в  этом Мире  есть  хитроумная

ловушка, созданная совместными усилиями  Вечности и рехнувшегося от сознания

собственного могущества Вершителя по имени Менин. Если верить мифу, Лабиринт

Менина  соткан  из  обрывков  разных  Миров  --  всех  Миров,  какие  только

существуют   в  бесконечности   вселенной.  Следовательно,  и  сам  Лабиринт

бесконечен.   Неизвестно,  существует  ли  выход  из  Лабиринта  Менина.  До

сегодняшнего дня даже не было известно, существует ли вход. Теперь мы знаем,

что вход все-таки есть, и это позволяет надеяться на наличие некоего подобия

выхода... --  Джуффин умолк, потом испытующе посмотрел на  меня и решительно

сказал:  --  Знаешь,  Макс, я  ведь  не могу приказать  тебе  отправиться  в

Лабиринт  Менина. Твоя жизнь  не принадлежит мне, а  вполне возможно, что за

входом  в Лабиринт тебя  ждет смерть или... Впрочем, предпочитаю промолчать:

нет  ничего хуже, чем напророчить беду! А может статься, что Лабиринт примет

тебя,  как  старого  друга, и подарит тебе  множество  восхитительных  тайн.

Возможно, меня подводит профессиональная привычка с недоверием относиться ко

всему неизвестному и я  зря тебя  пугаю.  Тем не  менее имей в виду: если ты

откажешься идти  в Лабиринт Менина, я  не стану ставить тебе  "двойку". И не

напишу слово  "трус" напротив твоего имени в своем рабочем  дневнике... Да и

нет у меня никакого дневника, это у нас только сэр Шурф с причудами.

     -- Грешные Магистры, как не вовремя он уехал! -- с горечью сказал я. --

Вдвоем с этим парнем я бы отправился в Лабиринт не раздумывая... Может быть,

попросим его вернуться?

     Джуффин  с  сомнением покачал  головой:  -- Не думаю,  что это было  бы

разумно. По моим сведениям, ожившие мертвецы в Уттари -- настоящее бедствие.

Мертвые  колдуны  из  иного Мира,  одержимые  жаждой  убийства,  к  тому  же

озлобленные  смертью   и  страданиями,   которые  постоянно   испытывают  их

разлагающиеся тела. И, что хуже всего, их число возрастает с каждым часом. Я

уверен,  что  сэр  Шурф  легко  справится с  этой напастью,  но кроме  него,

пожалуй, некому. А если мы вернем  его обратно... Ох,  Макс, я боюсь, что за

это время окрестности Уттари могут опустеть! Слишком высокая плата за  жизнь

нашего Короля... даже если  прибавить к ней твою шкуру, тоже весьма ценную в

глазах компетентного эксперта вроде меня.

     -- Спасибо за комплимент, -- вздохнул я. -- Значит, Шурф вне игры. И вы

тоже, поскольку некая неведомая сила не пускает вас в этот грешный лабиринт.

Сие досадно. Если  встречу на улице свою судьбу, непременно набью морду этой

гадине... Ладно, значит, придется идти в одиночку.

     --  Так ты решил  идти?  -- Не могу сказать,  что  шеф удивился. Ну да,

конечно,  этот хитрец с самого начала  знал,  чем  закончится наш  разговор.

Поэтому я  даже отвечать не стал, просто пожал  плечами: дескать, и так  все

понятно!

     -- Что ж, отговаривать я  тебя не стану:  служебное положение не велит.

Считай, что памятник  в полный рост на какой-нибудь центральной  площади Ехо

ты уже заслужил, --  невесело усмехнулся  Джуффин. И твердо  добавил:  -- Но

один ты не пойдешь!

     -- Что касается  памятника, его следовало поставить еще года три назад,

-- в тон ему откликнулся я. --. По крайней мере, тогда я еще был  достаточно

глуп, чтобы искренне обрадоваться этому событию. А теперь, пожалуй, не стоит

впустую переводить  казенные i  средства... --  Я  посмотрел  в  глаза шефу,

осекся и снова стал серьезным: --  Один не пойду, говорите? Ладно, но с кем,

в таком случае? Кто он, этот счастливчик? Или жребий бросать будем?

     --  Не  будем, --  сухо  сказал  Джуффин.  -- Давай действовать методом

исключения. Послать с тобой  я  могу только одного из своих сотрудников, это

понятно. Что .ж,  поехали! Меня Лабиринт не  принимает. Сэр  Шурф  в Уттари.

Нумминорих слишком неопытен и будет для тебя скорее обузой, чем  помощником.

Меламори я с тобой не пущу,  даже  если оба  умолять будете: когда вы с  ней

собираетесь  в  одном помещении,  там тут же воцаряется совершенно нерабочая

атмосфера!

     -- Еще чего! --  буркнул я. -- У  меня не  так  много  любимых девушек,

чтобы таскать их по всяким подозрительным лабиринтам!

     -- Рад, что ты не настолько романтичен,-  улыб-,  нулся шеф.- Ну, кто у

нас там дальше? Сэр Луукфи  Пэнц? Думаю, ты и сам понимаешь, что этот парень

рожден  исключительно  для  нежного воркования  с  бу-ривухами  из  Большого

Архива, так что пусть остается на своем месте.

     --  Ага, -- кивнул я. -- Вот если бы пропал не Король, а буривух, тогда

-- другое дело!

     -- Сэр Кофа -- самый опытный и, возможно, самый могущественный из наших

коллег,- продолжил Джуффин, -- но, как ты и сам  знаешь,  он слишком мирской

человек  для  подобных путешествий. Леди  Кек-ки  Туотли  --  его  достойная

ученица,  со всеми вытекающими последствиями. Так  что  особого выбора у нас

нет:  с тобой отправится  сэр Мелифаро.  По-моему, из этого  парня получится

неплохой спутник:  он быстро соображает, еще  быстрее действует и, в отличие

от тебя,  никогда  не  теряет голову.  Да  и ему  это приключение  пойдет на

пользу: его потенциальные возможности весьма  велики  -- как и всякий Страж,

Мелифаро  горы способен  свернуть,  когда  приходит время пройти  по  тонкой

грани, отделяющей Очевидную Магию от Истинной, но до сих пор у него  не было

решительно  никакой  возможности  как   следует  попрактиковаться.  Надо  же

когда-то начинать!

     --  А  жизнь  --  не  чрезмерная  цена  за   возможность  -как  следует

попрактиковаться? -- осторожно спросил я.

     -- Это нормальная цена, -- сухо ответил Джуффин.- Обычная. Ты и сам это

знаешь.

     -- Так  то  я...-  Я  неопределенно пожал плечами,  не  в  силах  четко

сформулировать,  в чем  состоит  принципиальная разница между  мной и  сэром

Мелифаро.  В  окраинных  филиалах   моего  сознания   зашевелились   смутные

предположения, что, дескать, мне позволили перебраться в этот прекрасный Мир

и  великодушно  предложили здесь пожить, поэтому  я  вроде  как всем  вокруг

должен, а сэр Мелифаро вроде как нет... Чушь, одним словом!

     --  Не  вижу особой разницы!  -- Джуффин решительно положил  конец моим

размышлениям.- Соб ственно говоря, Мелифаро должен прыгать до потолка: такой

шанс по уши залезть в настоящие чудеса раз в  тысячу лет выпадает. В отличие

от тебя  парень отлично понимает, что без хорошей практики  годков через сто

он сможет претендовать разве что  на место  генерала Бубуты,  который к тому

моменту, я надеюсь, наконец-то подаст в отставку... Но я сомневаюсь, что наш

сэр Мелифаро действительно планирует  провести  остаток своей единственной и

неповторимой жизни в кресле Начальника Городской Полиции.  Лучше уж навсегда

застрять в Лабиринте Менина: возможно, это трагический финал, но, по крайней

мере, не столь банальный!

     --  Стоит четверть часа с вами поговорить, и все переворачивается с ног

на голову, -- улыбнулся я. -- Я одного не могу понять: то ли вы такой умный,

то ли я такой глупый?

     -- Не могу  назвать эти тезисы  взаимоисключающими, -- ехидно подмигнул

мне шеф.  --  Ладно, какое-никакое,  а  решение принято. И  то хлеб.  Сейчас

вызову  Мелифаро  и  поедем  в  замок  Рулх  --  такое  развлечение  надолго

откладывать нельзя.

     -- Нельзя так нельзя, -- обреченно вздохнул я. Налил себе немного камры

(не то чтобы  мне действительно  хотелось  пить, но  когда  еще доведется!),

уткнулся носом в чашку и предался мрачным раздумьям.

     Признаться, мне было  здорово не по  себе -- не  страшно, скорее просто

грустно. Перед внутренним взором маячил дразнящий список  запланированных на

завтра  дел, незначительных,  но приятных:  возвращение домой  на  рассвете,

несколько  торопливых,  но нежных поцелуев  в полумраке коридора, прогулка с

собакой по узким переулочкам Старого Города, неторопливый  завтрак у ворчуна

Мохи  в  обществе  стопки  свежих газет  и двойной порции  его  изумительных

блинчиков  по-мурийски, пара-тройка  блаженных часов  под одеялом,  а потом,

вечером, -- еще одна долгая прогул-ч ка по городу, на сей раз не с Друппи, а

в обществе Меламори, которая  наверняка  не откажется заглянуть на очередной

поэтический вечер в  "Трехрогую луну", благо завтра как раз новолуние... Все

эти планы  я теперь мог записать  на  бумаге, а  список  тщательно скатать в

трубочку  и аккуратно  засунуть  в собственную задницу -- им не суждено было

осуществиться.  Джуф-фин заметил прискорбную  перемену  в  моем  настроении,

адресовал мне вполне сочувственный взгляд  и негромко сказал: -- Макс, ты не

обязан идти в Лабиринт Менина. Я с самого начала ясно дал тебе это понять.

     -- Я  помню, -- вздохнул я. -- Но вы же  сами знаете,  что я  все равно

пойду. И я это знаю. Так что не  будем  толочь воду в ступе, ладно? А  то  у

меня в сердце снимает угол один малодушный паренек, живучая такая сволочь...

В отличие от меня он просто обожает такие разговоры!

     -- Понимаю, -- серьезно кивнул Джуффин. -- Что  ж, не  буду лишний  раз

искушать твоего приятеля. Решено -- значит, решено!

     И мы замолчали. Я молчал обреченно,  шеф -- сочувственно. Настроение  у

нас  было  настолько,  с позволения сказать,  лирическое,  что явление  сэра

Мелифаро,  злого, невыспавшегося  и,  как  следствие,  ехидного  до  изжоги,

показалось мне настоящим подарком  судьбы  --  на сей раз  к  его ярко-алому

лоохи  прилагались  лиловая  скаба,  зеленые  сапоги  и  желтый тюрбан.  Сие

ужасающее зрелище здорово подняло мне  настроение,  совсем  как  праздничный

фейерверк.

     -- Ага,  сейчас выяснится, что  это чудовище  боится оставаться  одно в

темноте, и  поэтому я. должен всю ночь сидеть рядом с  ним  и держать его за

ручку, ибо вы уже устали  его успокаивать! -- сварливо  сказал  он  Джуффину

прямо с порога, не утруждая себя  формальным вежливым  сообщением  о высоком

качестве нынешней ночи. Под "чудовищем", естественно, разумелся  я -- а  кто

же еще?!

     --  Что-то в этом роде,  -- спокойно согласился Джуффин. -- Скажем так:

сэр  Макс боится  оставаться  один  в  темноте,  которая  окутывает коридоры

Лабиринта Менина. Поэтому  было бы неплохо, если  бы рядом с  ним был парень

вроде тебя  -- способный отвлечь  его от  тревожных  предчувствий  и  прочих

глупостей...   одним   только   видом  своего   наряда.  Ты   ведь   у   нас

специализируешься на управлении оттенками его драгоценного настроения?

     -- Подождите-ка! -- Мелифаро озабоченно  нахмурился. -- Я что-то со сна

никак  не  соображу:  где  заканчивается   шутка   и  начинается   служебная

инструкция?

     -- Шутка -- это всего лишь часть служебной инструкции, -- строго сказал

шеф.

     -- Да,  я так  и  подумал...- Он  растерянно  моргал, отчаянно  пытаясь

проснуться:  на "автопилоте" вполне можно проделать путь от улицы Хмурых Туч

до улицы Медных  Горшков и  брякнуть дежурную гадость слабого посола, но для

того,  чтобы  поддерживать  осмысленную  беседу  с  сэром  Джуффином  Халли,

все-таки  следует  прийти  в сознание. --  Так  вы  говорите,  что  "темнота

окутывает  коридоры  Лабиринта Менина"?  Впервые  слышу  это словосочетание!

Слово "лабиринт" знаю, о Короле Менине, сами понимаете, тоже наслышан,  но о

том, что у него был какой-то личный лабиринт...

     -- Почему -- "был"? -- насмешливо прищурился Джуффин. --  Он есть.  И в

этом грешном лабиринте  заплутал  наш бездетный монарх,  что, сам понимаешь,

чревато  большими  внутриполитическими осложнениями...  Признаться,  мне  бы

очень хотелось сохранить династию Гуригов: все-таки Соединенному Королевству

это  семейство приносит  исключительно пользу. К тому  же  в  их жилах кровь

людей,  эльфов  и крэйев  смешалась  в  очень хорошей пропорции  --  где еще

найдешь таких психически уравновешенных монархов?!

     --  Так,-   ошарашенно  сказал  Мелифаро,   опускаясь   в   кресло.  --

Рассказывайте все по порядку. Я уже проснулся.

     Мне  пришлось еще раз  выслушать  историю  исчезновения  Его Величества

Гурига VIII и не слишком оптимистическую версию Джуффина касательно  природы

Лабиринта Менина. Мелифаро был на высоте: он и глазом не моргнул.

     --  Ясно, -- просто  сказал он,  когда  шеф умолк. --  Мы  прямо сейчас

должны  отправляться? Тогда поехали --  чего мы ждем?.. Кстати, Макс, это ты

рассказывал мне анекдот  про обезьяну и полицейского? Ну, когда  обезьяна не

смогла достать лакомство с верхушки  столба  и  села подумать, а полицейский

сказал: "Чего  тут  думать, прыгать надо!"  Так вот,  я считаю,  что он  был

совершенно прав. Пришло время как следует "попрыгать"!

     Я  невольно  улыбнулся,  восхищаясь  его  деловитым оптимизмом. Джуффин

исподтишка скорчил мне  лукавую рожу. Подразумевалось: "Ну  что,  съел,  сэр

Макс?" Я был с ним совершенно согласен: "Съел"!

     По  дороге в замок Рулх Мелифаро продолжал радовать  нас своим отличным

настроением. В  конце концов я  решил, что  все к лучшему:  в  обществе сэра

Шурфа я,  конечно, чувствовал бы себя  почти как за  каменной стеной, зато в

компании Мелифаро было чертовски  весело жить. Если учесть, что  за  порогом

загадочного Лабиринта  Менина нас обоих, возможно, ждала  Вечность... что ж,

по крайней мере, я мог быть уверен: скучной она не покажется!

     -- Это здесь,  --  лаконично сообщил Джуффин, когда мы  миновали добрую

дюжину дворцовых  коридоров, потом несколько огромных, роскошно обставленных

комнат   и   наконец   оказались   в   сравнительно   небольшом   помещении,

загроможденном  невероятным  количеством  предметов: от  старинной мебели  и

отвернутых  к  стене  картин  в  драгоценных  рамах  до забавных  игрушечных

зверьков, сшитых из лоскутов меха и кожи.

     -- Уж не знаю,  как выглядит  Лабиринт Менина, но это  помещение больше

похоже на обыкновенную кладовую, -- тут же презрительно фыркнул Мелифаро.

     -- Ничего удивительного:  это и есть кладовая!  --  согласился  шеф. --

Здесь  хранятся  вещи, которые в свое время стояли в детской Его Величества.

Думаю,  у  Гурига случился  приступ сентиментальности,  с  ним  это  бывает.

Наверняка  он  пришел  сюда за любимой меховой собакой  или решил  разыскать

картину,  которая  висела  над  его  постелью.   Слоняясь  среди  воскресших

воспоминаний  о  детстве,  он  случайно  --  если  хоть что-то  в  этом Мире

происходит случайно! -- задел гобелен, который и без  того держался на одном

честном слове, гобелен упал  -- видите, до  сих  пор валяется на полу. И тут

Гуриг обнаружил нечто такое, мимо чего просто не смог пройти: любопытство --

скорее  достоинство,  чем  порок, но  иногда  весьма  опасное достоинство...

Идите-ка сюда, мальчики, я вам кое-что покажу. Вот он, вход в Лабиринт.

     Джуффин  указывал на неглубокую  нишу  в  стене,  в  которой скрывалась

низенькая  дверь,  украшенная резьбой  и  обильно инкрустированная кусочками

драгоценного светлого металла. Она больше смахивала  на дверцу какого-нибудь

антикварного одежного шкафа, чем на вход в  неведомое, поэтому я недоверчиво

покосился на шефа.

     -- Не веришь -- проверь! -- лукаво подмигнул он.

     -- Да уж придется, -- в тон ему усмехнулся я.

     --  Пошли!  --  нетерпеливо  сказал  Мелифаро. Осекся  и  вопросительно

посмотрел на Джуффина: -- Или у вас есть еще какие-то инструкции, сэр?

     --  Какие уж тут инструкции! -- Тот с досадой пожал плечами. --  На сей

раз я знаю о предстоящих вам неприятностях ничуть не больше, чем вы сами. Я,

видишь ли, никогда не бывал в Лабиринте Менина.

     -- Ничего  удивительного: до сегодняшнего дня его  вообще считали одной

из  самых завиральных страшилок,  --  утешил шефа сердобольный  Мелифаро.  И

повернувшись ко мне, бодро осведомился: -- Ну что, пошли, чудовище?

     --  Сейчас,  -- деревянным голосом сказал я,  поскольку  уже  несколько

секунд пребывал  в глубоком  шоке. --  Смотрите!  --  Я  только  что заметил

глубокие,  старательно  прорезанные  царапины  в  самом  центре таинственной

дверцы, ведущей  в неизвестность.  Там было вырезано то самое одиозное слово

из трех букв, которое так любят писать  на стенах общественных сортиров моей

далекой родины, -- впрочем, заборы,  стены,  лифты, подъезды и гаражи обычно

тоже редко бывают обделены вниманием анонимных каллиграфов.

     Мои  коллеги  отнеслись  к  этому  открытию   без  особого  энтузиазма,

поскольку  ничего  не поняли: жители этого прекрасного Мира  жестоко обижены

судьбой, которая  поскупилась вложить в их уста пару дюжин отборных матерных

словечек на все  случаи жизни. Вообще-то, я  периодически  провожу среди них

просветительскую работу, но, увы, слишком редко, так что сейчас,  когда дело

дошло до "полевой  практики", ребята  не смогли  опознать самое короткое  из

известных  мне  неприличных  слов.  Даже  всеведущий  сэр  Джуффин  довольно

растерянно  взирал то на  меня,  то на скандальную надпись, очевидно пытаясь

вспомнить, где  и  при каких обстоятельствах  он мог слышать это  загадочное

слово.  А  мой  единственный  прилежный  ученик,  сэр  Шурф Лонли-Локли,  не

поленившийся записать и выучить наизусть  все,  что я сумел припомнить,  был

далеко.

     -- Это что? Руны Короля Менина? -- озабоченно поинтересовался Мелифаро.

И сам себя перебил: -- Нет, на руны не очень похоже. Тогда что? Заклинание?

     -- Считай, что и  то  и другое! -- фыркнул я.  Меня душил  смех, давать

волю которому я, признаться, не решался: мне не раз доводилось испытывать на

собственной  шкуре  переменчивый   тяжелый  нрав   легендарного   властителя

древности по имени Ме-нин,  и я не был уверен, что ему понравится мое ржание

на самом пороге его знаменитого Лабиринта... И потом --  а вдруг в этом Мире

слово  из  трех  букв  действительно  является  не  бранью,  а  заклинанием?

Возможно,  самым крутым  заклинанием всех времен  и  народов, так  что  даже

всеведущий сэр Джуффин Халли еще не успел его выучить...

     -- Наступил ответственный момент, -- хмуро сказал Джуффин. --  А ну-ка.

Макс, попробуй открыть эту дверь. Я почти уверен, что у тебя  она  откроется

как миленькая, но если все-таки не откроется...

     -- Придется  вызывать дворцового слесаря! -- мрачно хмыкнул я. -- Среди

ночи  он  вряд ли быстро  заявится, так  что  постараемся  обойтись без  его

помощи.

     Я взялся за дверную ручку  и сразу понял, что  дверь  откроется, никуда

она от меня не  денется: так порой бывает, когда берешь за руку малознакомую

девушку и  уже  знаешь,  что  она  разрешит тебе  все, не  откладывая первый

невинный  поцелуй   на  туманное  послезавтра...  Я  тут  же   получил  свою

традиционную,  как британский "файв-о-клок",  порцию  страха: всего один, но

мощный удар в сердце -- маленькую, глупую, чуткую и непомерно нервную мышцу,

доставшуюся  мне  оту  рождения.  Впрочем,  мое  второе  сердце   --  обычно

равнодушный к собственной  судьбе загадочный комок призрачной плоти --  тоже

вздрогнуло,  как разнежившийся  на августовском  солнце  пляжник  от первого

порыва  вечернего  бриза.  Мне   чертовски  хотелось   отказаться  от  нашей

безнадежной  затеи с поисками  пропавшего  короля  и рвануть домой:  Гуригом

больше, Гуригом меньше, "вода дала, вода взяла", как говаривали флегматичные

чукотские мудрецы -- какая, к Темным Магистрам, разница?! Было бы из-за чего

соваться в пекло...

     Но я сунулся, разумеется.

     За дверью было так темно, что даже мои глаза, давно обретшие счастливую

способность видеть в темноте, поначалу отказались отправлять  какую бы то ни

было  информацию своему шефу, приютившемуся в черепной  коробке. Здесь пахло

сыростью,   где-то  вдалеке  журчала  вода,  и   вообще  у  меня   создалось

впечатление, что  я скорее  вовсе покинул помещение,  чем просто  перешел из

одной комнаты  в другую. А  потом я  услышал за своей спиной  бодрое сопение

Мелифаро  и почти  беззвучный  хлопок  закрывшейся двери --  это было больше

похоже  на аккуратный удар в солнечное сплетение, чем  на настоящий  звук. Я

тут же обернулся и сразу понял, что дверь исчезла. Если бы мы захотели сразу

вернуться назад, у нас бы все равно  ничего  не вышло: возвращаться уже было

некуда.

     --  Нет  больше никакой  двери,-деревянным голосом  сказал Мелифаро. Он

тоже оглянулся  и  сразу  все  понял,  бедняга.  -- Всегда  подозревал,  что

прогулка в твоей  компании  добром не  кончится! Говорила мне мама: не ходи,

сынок,  на службу  в Тайный Сыск, становись лучше  пиратом, как твой старший

брат,  --  и весело,  и  прибыльно,  и почти  безопасно! А  я, дурак,  ее не

послушал...

     -- Она действительно так говорила? -- недоверчиво поинтересовался я.

     --  Ну да, -- невозмутимо ответил Мелифаро. -- Любая  мать хочет, чтобы

ее дети хорошо устроились в жизни!

     Я   завистливо   вздохнул:   все-таки  засранцу  чертовски  повезло   с

родителями!

     -- Ну, пошли, что ли? -- бодро вопросил этот счастливчик.

     -- Угу, -- сумрачно согласился я. -- Если бы еще нашелся добрый человек

и сообщил, куда именно следует идти...

     -- Идти следует вперед, это и менкалу понятно!.-  фыркнул  Мелифаро. --

Если мы должны найти Гури-га, следует учитывать, что подавляющее большинство

людей в аналогичных ситуациях идет именно вперед: к счастью, я прогуливал не

все лекции,  когда  учился в  Королевской Высокой Школе, так  что  несколько

простых  истин  о  законах  человеческого  поведения в  обычных  и необычных

обстоятельствах худо-бедно усвоил.

     -- А  там  вас  и  этому учили? --  изумился я. -- Ладно,  тогда  пошли

вперед... Тем более что найти Гурига нам все равно поможет только чудо, а не

знание законов человеческого поведения. Ну и ладно, будем надеяться на чудо!

     "Чудо" не заставило  себя долго ждать, правда,  на мой взгляд, это было

не самое приятное из  чудес вселенной.  Не успели мы пройти и  сотни метров,

как  оказались на берегу  огромного  пруда. На  темно-зеленом небе откуда-то

вдруг появилась ущербная  луна,  при свете  которой темная поверхность  воды

казалась густой и маслянистой. Над водой  стелился  дым, словно где-то рядом

на берегу  угасал костер, но  самого костра  не  было  видно. Мы  озадаченно

переглянулись:  теперь  предстояло  решать,  куда  сворачивать,  --  вот  уж

воистину вечный вопрос, куда уж там Гамлету с его знаменитой дилеммой!

     Повинуясь внезапному порыву,  я присел  на  корточки  и  опустил руки в

темную воду.  Ни холода,  ни  влаги я так и  не  ощутил -- больше всего  это

напоминало погружение в чуть теплую кашу, густую, но податливую.

     -- Макс, не надо этого делать! -- почти испуганно попросил Мелифаро.

     -- Почему? -- равнодушно спросил я. К этому моменту  соприкосновение  с

темной  гущей  озерной  воды  начало  доставлять  мне  странное   физическое

удовольствие:  не  слишком  интенсивное, но изысканное.  Во  всяком  случае,

извлекать руки из воды мне уже не хотелось.

     -- Ты как  маленький, честное слово! -- сердито! сказал он. -- Откуда я

знаю  почему?  Но я совершенно точно знаю,  что этого делать не надо.  И  ты

знаешь, Но почему-то делаешь.

     --  Твоя  правда, --  неохотно  согласился  я.  Его  тон  немного  меня

отрезвил. Я  подумал,  что парень  прав:  пока  мы  не знаем,  во что именно

влипли, лучше вести  себя осторожно.  Так  осторожно, словно нас тут  вообще

нет! Я  заставил себя вынуть  руки  из воды,  подняться на ноги и растерянно

посмотрел на  Мелифаро  -- Сам не  знаю, с  чего меня  угораздило устраивать

ритуальное  омовение  своих  дланей?!  --  Я  старался говорить  подчеркнуто

иронично, но  мой  голос звучал как чужой: нюансы интонаций ему почему-то не

удавались.

     Вода в  озере  тем  временем заволновалась, забурлила и внезапно  явила

нашим  изумленным  взорам неподражаемо  уродливую  тварь,  которую  вряд  ли

пустили  бы даже в  самый страшный сон конченого шизофреника. То ли покрытая

чешуей жаба, то ли неимоверно-обрюзгший бородавчатый дракон -- как бы там ни

было, но сие дивное творение веселой природы было размером  со слона и перло

на  нас  с  энтузиазмом любяшей  бабушки,  встречающей  малолетних внуков на

переполненном перроне.

     Мы проявили себя безнадежными идиотами:  растерялись. Если бы здесь был

сэр Джуффин Халли, он  бы  наверняка похлопотал о нашем немедленном переводе

из Тайного Сыска в Городскую  Полицию: там нам  и место!  В течение длинной,

драгоценной,  как черная жемчужина, секунды мы молча смотрели  на кошмарного

представителя местной  фауны.  Потом  моя  левая рука наконец вспомнила, что

следует делать в  таких  ситуациях, и  пальцы судорожно защелкали,  выпуская

Смертные Шары. Удивительное  дело: привычная, как утреннее умывание, ворожба

мне не удалась. Чудище, похоже, даже  не поняло, что я предпринимаю какие-то

враждебные  действия. Боковым зрением я заметил, что Мелифаро тоже попытался

атаковать  гиганта,  но к  этому  моменту  защищаться  было уже поздно:  нас

разделяло всего несколько шагов, и мне хотелось кричать от отчаяния, когда я

понял,  что сейчас эта тварь  нас  попросту  раздавит.  Но я не  закричал, а

плюнул в жабу, моля небо, чтобы моя ядовитая слюна оказалась для нее хорошим

"лекарством от  жизни". Жаба действительно  остановилась  как  вкопанная,  а

потом  с  душераздирающим, неожиданно писклявым стоном рухнула вниз. Чего мы

не успели -- так это отскочить, за что и были наказаны немедленно и жестоко.

     "Господи,  неужели  это  все? --  мелькнул  изумленный  вопрос  в  моем

угасающем сознании. -- Неужели так просто?!"

     Возвращение  к  жизни   оказалось  долгим  и  чертовски  приятным,  как

пробуждение  в начале  свободного дня, когда  не нужно  никуда торопиться  и

можно лежать не открывая глаза и вспоминать только что прервавшийся  сон или

рассказывать себе какую-нибудь  уютную дремотную сказку; снова погружаться в

дрему, но не глубоко, как ночью, а лишь на краткое мгновение опускать лицо в

ее сладкие  воды,  улыбаться зеленоватым  теням,  мелькающим  на  дне,  и  с

удовольствием  думать о  том,  что  скоро  придет  время поднимать веки, уже

исцелованные нетерпеливыми солнечными зайчиками...

     --  Макс,  ты  понимаешь,  где мы?  -- Голос Мели-фаро ворвался  в  мое

сознание, как звонок будильника.

     Сначала я ужасно  удивился и  даже  возмутился: что;  этот гнусный  тип

делает возле моего, с позволения; сказать, ложа?!  Небось приперся, чтобы за

шиворот вытащить меня на службу  в неурочное  время... Потом до  меня дошло,

что я лежу не  в постели, а на весьма жестком полу.  Еще  через мгновение  я

вспомнил  недавние  события,  и  меня  передернуло  от запоздалого коктейля,

смешанного из равных частей страха и отвращения.

     -- Макс, почему  мы живые?  --  требовательно спросил Мелифаро.- Нас же

жаба раздавила...

     -- Если уж жаба, то не "раздавила",  а задавила, -- машинально поправил

его я. И так  же  машинально добавил:  -- Вот уж никогда не  думал,  что это

может быть смертельно! -- и криво улыбнулся, мысленно адресуя свое абсурдное

заявление  друзьям юности,  среди  которых  был  столь популярен сей  дивный

фразеологический оборот.

     --  Макс,  ты  в порядке?  --  озабоченно спросил Мелифаро.  --  Мелешь

невесть  что... Слушай, я  совершенно уверен,  что эта дрянь нас расплющила!

Она же  упала  прямо  на  нас, а  весу  в  ней...  --  Он  осекся,  очевидно

прикидывая, сколько именно могло весить чудовище.

     -- Весу в ней до хрена, -- согласился я. -- Но у меня, хвала Магистрам,

ничего  не  болит. Руки  и  ноги действуют,  все  пальцы  шевелятся,  голова

крутится,  я  уже  проверял.  Думаю, я даже встать могу... но пока  не очень

хочу, если честно. Чувствую себя так, словно только что проснулся.

     -- Я тоже, -- согласился он. -- Но я уже  заметил,  что мы находимся не

на берегу того грешного водоема. Мы  в каком-то закрытом помещении, только я

никак не могу понять, что оно из себя представляет: вроде просто комната, но

без мебели...

     --  Сейчас  разберемся,-   неохотно   пообещал  я.  С   трудом  поборол

несвоевременный приступ лени, сел  и огляделся по сторонам. Мы действительно

оказались  в  закрытом помещении, объективно  говоря -- довольно  просторном

(хотя  по  сравнению  с  моей гостиной в  Мохнатом Доме оно  казалось  почти

клетушкой!). На стенах определенно  висели какие-то картины, но я все еще не

мог сфокусировать зрение, чтобы как следует разглядеть содержимое окружающей

нас темноты.

     -- Макс, мне это все не нравится! -- гнул свое Мелифаро.

     --  Мне тоже, -- согласился  я. -- Причем  с самого начала...  С другой

стороны, было бы гораздо хуже, если бы мы  оказались  не живыми, а мертвыми,

правда?

     -- Ох,  Макс, что-то здесь  не  так, --  упрямо вздохнул  он. -- Ладно,

давай отсюда выбираться...  или, если выбираться некуда,  хоть  осмотримся и

попробуем понять, куда попали.

     К этому времени мои глаза наконец-то соизволили открыться как следует и

даже успели  привыкнуть  к темноте. Поэтому ответ уже  был готов сорваться с

моего  языка, но  я  решил сначала проверить  свою версию. Встал, подошел  к

стене  и  щелкнул выключателем.  Помещение  залил  ровный  рассеянный  свет.

Мелифаро  растерянно заморгал, озираясь  по  сторонам. А я подошел к дальней

стене и демонстративно уставился на висящую там картину -- совсем небольшую,

в скромной раме,  на первый  взгляд напоминающую детский рисунок  --  в  том

случае,  если  ваша  юность  не  прошла в  комнате,  стены  которой обклеены

репродукциями Алексиса фон Явленского.

     -- Знаменитая "Принцесса с  белым цветком", -- сентиментально  вздохнул

я. --  Вот уж не гадал, что  когда-нибудь увижу ее в оригинале! Наверное, мы

все-таки умерли и попали в рай... вот только я не понимаю: почему ты попал в

мой рай, а не в свой собственный?

     -- Макс,  прекрати ломать комедию!  -- потребовал Мелифаро.  -- Если ты

хоть что-то понимаешь -- объясни, если нет --  так и скажи! Мы что, попали в

тот Мир, где ты родился?

     -- Похоже на то, --  я пожал плечами.  --  В тот Мир или в его искусную

имитацию... Во всяком  случае, фон Явленский -- мой,  с  позволения сказать,

земляк, а на этой стене висит  его картина, и пусть разразит меня гром, если

это не подлинник!

     Гром  меня  не разразил, из чего  можно было сделать вывод,  что я имею

полное право претендовать на гордое звание искусствоведа.

     -- Ну-ну! -- обреченно вздохнул Мелифаро. Поднялся и подошел ко мне. --

Ну  да,  ничего картинка, -- вежливо сказал  он,  не  слишком обременяя себя

созерцанием "принцессы". --  Ну,  если этот  Мир как минимум  очень похож на

твою родину, может быть, ты скажешь, где мы сейчас находимся?

     -- Скорее всего  в музее, -- ответил я. -- И я, кажется,  даже знаю,  в

каком  именно: я в  свое время  интересовался, где  хранится  фон Явленский,

чтобы посмотреть при  случае...  Но  не  думаю,  что это имеет  значение: та

кошмарная  жаба явно  была  из  какого-то  совсем  иного Мира, да и  Джуффин

говорил, что Лабиринт Менина  соткан из обрывков разных  Миров, так что вряд

ли мы здесь задержимся, хотя... заранее, конечно, никогда не скажешь!

     -- Вот именно! -- веско согласился Мелифаро. И сочувственно заметил: --

Знаешь, Макс, кажется, смерть не пошла тебе на пользу: ты скверно выглядишь.

Ты уверен, что с  тобой  все в порядке? Имей в виду: я в свое  время немного

учился  знахарству,  к  тому  же  ни  за что не  упущу  возможность  вдоволь

поизмываться над твоими телесами...

     -- Спасибо, дружище, -- улыбнулся я. --  Но я в порядке, а рожа  у меня

всегда со сна  припухшая, как  с похмелья.  Ничего удивительного,  что после

смерти она тоже выглядит не лучшим образом!

     -- Нет, не припухшая, -- серьезно возразил мой друг. -- Но что-то с ней

явно не так, только я не могу понять, что именно...

     --  Зато  тебе  следует  умирать  почаще,  особенно  перед свиданиями с

красивыми  девушками, --  усмехнулся  я,  разглядывая  его  озабоченную,  но

излучающую полное физическое благополучие физиономию.  -- Ты  даже помолодел

вроде... Или это освещение здесь такое удачное?

     -- Вот! -- торжествующе  и в то же время почти испуганно выпалил он. --

Я понял, что именно с тобой не так. Ты  выглядишь старше, чем обычно, только

и всего.

     -- Ничего  хорошего,  конечно, --  равнодушно  заметил я.  --  Но  если

учесть, что я не собираюсь на тебе жениться, все в порядке!

     -- Ох, Макс, в порядке ли? -- недоверчиво протянул Мелифаро.

     Куда только подевалось его обычное счастливое настроение, ради которого

я с  таким удовольствием терпел этого, в  сущности, невыносимого парня?!  Но

тогда я не обратил на его замешательство никакого внимания: все происходящее

было настолько  необычно,  что  в  кои-то  веки  нахмурившиеся  брови  моего

спутника казались мне слишком незначительным происшествием.

     -- Ладно,- вздохнул я.- Фон  Явленский тебе не по вкусу, по лицу  вижу.

Но  от  культурологического  диспута,  переходящего  в  дружеский  мордобой,

пожалуй, воздержимся. Идем, не век же тут топтаться...

     --  Вот эта картинка  вроде ничего -- забавная, -- нерешительно заметил

Мелифаро,  указывая  на  знаменитый  автопортрет  Отто  Дикса  с  гротескной

грудастой  музой.- Только женщина какая-то... слишком уж  страшненькая, хотя

сиськи  у нее  очень даже ничего! --  откровенно  добавил он. -- Это  ее для

смеху так нарисовали?

     -- Считай, что для смеху, горе мое! -- вздохнул я. -- Пошли уж!

     По  правде   сказать,   меня  одолевали  прескверные  предчувствия   --

откровенно  говоря,  столь  омерзительных  предчувствий мне еще  никогда  не

доводилось  испытывать,  -- но я старался казаться бодрым  и жизнерадостным.

Интересно, насколько достоверно у меня это получалось?

     Только распахнув дверь, которая, по идее, должна была вести в следующий

зал, я начал постепенно понимать  законы странного места, где нам предстояло

странствовать: кажется,  оно  действительно  представляло  собой своего рода

лоскутное  одеяло, сшитое из кусочков  разных  Миров,  и  кусочки  эти  были

слишком малы,  чтобы позволить путешественнику  подолгу  оставаться в  одном

Мире. С  моим опытом путешествий между Мирами  было нетрудно догадаться, что

для перемещения  из одного  "тупика" Лабиринта в  другой  следовало  открыть

дверь: уж больно знакомая технология.

     Там, за  дверью,  нас ждал  полумрак влажной ночи, разбавленный  добрым

десятком маленьких  тусклых лун, бледных, как  непропеченные  оладьи.  Земля

была  укрыта неким  подобием снега: белая  масса  под нашими ногами казалась

столь  же  хрусткой и  податливой,  но температура  воздуха  явно  превышала

нулевую отметку, да и  сам "снег", как ни странно, был теплым -- любопытство

заставило меня присесть на корточки и погрузить в него пальцы.

     -- Опять ты все вокруг  щупаешь, чудище! -- буркнул Мелифаро. -- А если

бы оно обожгло тебе руки? -- И настороженно спросил: -- Или это тоже кусочек

того Мира, где ты родился?

     -- Вряд  ли, -- вздохнул я. -- В моем Мире всего одна луна, да и снег у

нас холодный, а тут... какая-то манная каша, честное слово!

     --  Что  за  каша  такая?  -- без  особого  любопытства поинтересовался

Мелифаро.

     --  Лучше  тебе  этого  не  знать!  -- усмехнулся я.  Посмотрел  на его

сердитую  рожу и великодушно расстался с очередной  маленькой тайной: -- Это

довольно сытно, но не слишком вкусно.

     -- А-а...- разочарованно протянул он.- Ну что, пойдем понемногу? Только

я тебя умоляю: веди себя осторожнее, ладно? Все-таки я не  Джуффин и даже не

Лонки-Ломки с его  всемогущими ручками: если случится какая-нибудь  пакость,

вся надежда на тебя!

     --  Угу,  --  многообещающе  хмыкнул  я.  Признаться,  я  полагал,  что

теперь-то уж научен| горьким опытом и готов к любым неожиданностям. К чему я

не был  готов, так это к полному отсутствию событий. Мы с Мелифаро  брели по

пустынной местности, оставляя  глубокие следы на  мягкой поверхности теплого

снега. Впереди,  до  самого горизонта, не было ничего,  кроме  пространства,

заполненного  все той же "манной кашей".  Мы понемногу привыкли к мысли, что

никто не собирается нападать на нас из-за угла (благо никаких углов здесь не

было), и  расслабились.  Первые  полчаса  мы  вспоминали  свежие анекдоты  и

веселились от  души.  Еще  час  мы  старательно делали  вид,  что продолжаем

веселиться. Потом -- натужно пытались делать вид. Потом махнули на все рукой

и  честно  признались  друг другу, что смертельно устали мерить  шагами  эту

бессмысленную бесконечность. Больше всего на свете мы оба хотели прилечь или

хотя бы с  комфортом посидеть, вытянув ноги, расслабив  спины. Перекусить, в

конце концов.

     -- Попробуем  разгрести  это  белое дерьмо?  --  нерешительно предложил

Мелифаро. -- Не садиться же прямо в него...

     И мы  попробовали.  За четверть часа  нам  удалось  расчистить довольно

большой участок: вполне достаточно,  чтобы  растянуться во  весь рост. Земля

под "манной кашей" оказалась. скользкой и прохладной, как глина.

     -- Хорошо дружить с великими колдунами вроде тебя, чудовище!  --  бодро

заявил  Мелифаро.  --  Сейчас ты сунешь свою  загребущую  лапу  в Щель между

Мирами и извлечешь оттуда кучу теплых одеял и вкусной еды. И возможно, после

этого  жизнь  перестанет казаться  мне  неудавшейся  шуткой  необразованного

идиота!

     --  Сначала  обратись к  своему  сердцу и  спроси  его:  Достоин  ли ты

получать блага из  рук человека, которого то и дело обзываешь  чудовищем? --

добродушно проворчал я.

     --  Оно говорит, что достоин!  --  торжественно  сообщил Мелифаро после

секундной паузы.

     -- Экое глупое у тебя сердце, о  юноша! -- усмехнулся  я.  Спрятал руку

под полой Мантии Смерти и приступил к обычной процедуре проникновения в Щель

между  Мирами, которая уже давно стала  для меня самым  надежным  источником

всяческих жизненных благ.

     Грешные Магистры! У меня ничего не получилось, ни-че-го-шень-ки!  Можно

было подумать,  что всемогущий сэр Маба Калох никогда не обучал меня этому в

высшей степени полезному фокусу, так что тысячи сигарет, сотни чашек с кофе,

десятки теплых одеял  и несколько тонн провизии, извлеченные мною из небытия

за последние годы,  были чистой  воды  наваждением.  Холодок паники медленно

поднимался  по позвоночнику. Я  спрятал  руку  понадежнее, пытаясь уговорить

себя, что ничего страшного не случилось, просто я обнаглел, обленился и стал

проделывать  эту  процедуру   слишком  уж  небрежно,  так  что  теперь  надо

собраться, сосредоточиться, и все пойдет как по маслу. Разумеется, в глубине

души я уже  знал,  что ничего  не выйдет,  но предпринял  не  меньше  дюжины

героических  попыток,  прежде  чем  окончательно  сдался  на  милость  этого

прискорбного знания. Мелифаро с тревогой наблюдал за моими мучениями.

     -- Ничего  не  получается? -- наконец деловито осведомился он. -- Плохи

наши дела! Вообще-то, мы должны были предвидеть, что именно так все и будет.

А мы, болваны, отправились в  Лабиринт Менина, как на  загородную  прогулку,

даже водой не запаслись! И Джуффин хорош: уж он-то мог бы догадаться!

     -- Ну, не знаю...-  Я сердито пожал  плечами.-  Вообще-то, нелегко было

предусмотреть такую пакость: до сих  пор мне было по фигу, где  ворожить  --

хоть в Доме у Моста, хоть в заколоченной уборной на окраине иного Мира!

     -- Боюсь, в этом проклятом местечке имеет значение только одно: капризы

Его Величества Менина! -- зло сказал Мелифаро. --  Теперь я понимаю, что наш

легендарный король  с детства был склонен к  пакостным шуткам.  Интересно, а

хвосты кошкам он тоже любил отрывать?

     -- Какая разница? -- устало вздохнул я. -- Чего-чего, а хвостов у нас с

тобой,  хвала  Магистрам,  нет.  Хуже  другое:  еды,  одеял  и  прочих  благ

цивилизации у нас тоже нет. Только эта грешная белая каша, будь она неладна!

Вряд  ли она съедобная...  Зато  ее много: до  самого горизонта. Что  делать

будем?

     -- Терпеть,  --  с нехарактерным  для  него спокойствием  прирожденного

философа ответствовал  мой  замечательный друг.  --  И  надеяться,  что этот

неуютный лоскут  вселенной скоро уступит  место иному, где будет  можно хоть

черствую  булку украсть, в случае чего.  Поэтому  рассиживаться, пожалуй, не

стоит. Надо идти дальше.

     -- Как скажешь, -- вздохнул я.  -- Все равно  -- какой, к черту,  отдых

без хорошего одеяла?!

     -- И без жареной индюшачьей ножки! -- мечтательно добавил Мелифаро.  --

Подумать только: я не стал ее есть перед уходом, потому что этот неугомонный

тип, наш шеф,  требовал, чтобы я сломя  голову мчался  в Дом у Моста. Ну я и

подорвался, как укушенный,- будто первый год его знаю...

     -- Голову-то хоть не "сломил"? -- сочувственно спросил я.

     --  Не  дождешься! --  гордо  заявил  он.  И  мы  пошли дальше.  Теперь

путешествие протекало в полном молчании: особых  поводов для оптимизма у нас

пока не было, а натужно скалиться и делать вид, что все в полном порядке, не

хотелось.  Еще  часа  через  два  мы  оба  окончательно  осознали  кошмарную

нелепость  ситуации:  белая  пустыня  не  собиралась  баловать   наши  взоры

переменчивостью  ландшафта,  а  ничего, напоминающего  дверь  в иной Мир,  в

окрестностях   не  обнаруживалось.   Мы   здорово  смахивали   на   идиотов,

отправившихся  штурмовать Северный Полюс  без  снаряжения и провизии. Хорошо

хоть, что  холодно  здесь  не было, скорее уж наоборот:  жарковато. В  конце

концов  я  даже изрядно  вспотел,  хотя наша прогулка  была  не  ахти  каким

спортивным подвигом.

     -- Что-то  жарко становится.  -- Мелифаро  замедлил  шаг и  внимательно

посмотрел на меня. -- Ты заметил Макс?

     -- Да, -- вздохнул я. -- И  хуже всего,  что теперь  хочется не есть, а

пить. Голод  можно терпеть сколько угодно, у меня  в этой области богатейший

опыт, но вот жажду...

     -- Хуже  всего  даже не  это,  -- каким-то  незнакомым,  чужим  голосом

перебил меня он. -- Близится рассвет.

     --  Правда?  --  Только сейчас  я  увидел, что полоса  неба  над  самым

горизонтом стала немного светлее. -- И что? Какая разница?

     -- Хорошо все-таки быть полным кретином! -- завистливо сказал Мелифаро.

-- Ты еще не понял? Становится жарко потому, что  близится рассвет. А теперь

представь себе, какой ад здесь будет, когда наступит утро!

     -- Думаешь? -- недоверчиво переспросил я.

     -- Уверен,  -- печально  подтвердил Мелифаро. -- Не забывай: все-таки я

сын знаменитого путешественника, и отец  не поленился заблаговременно набить

мою голову всякими полезными знаниями о законах природы!

     --  Ну, это  ничего не  значит:  между  Мирами-то сэр Манга отродясь не

путешествовал, -- неуверенно возразил я.

     --  Не  будем спорить,  -- пожал  плечами  Мелифаро. --  Мне  бы  очень

хотелось, чтобы твой  дурацкий  оптимизм оказался высшей  мудростью, а  я --

последним идиотом. Но... Ладно, чего гадать! Увидим.

     К сожалению, в его правоте  нам  пришлось  убедиться  еще  до рассвета.

Когда  полоса над  горизонтом окончательно побелела, мы  обливались потом  и

волокли за собой свои лоохи только потому, что вовремя  поняли: нет  никаких

гарантий,  что следующий  мир,  в который мы попадем, не  окажется  царством

вечного  холода. А  первые лучи голубовато-белого солнца обожгли наши  лица,

как пчелиные укусы.

     -- Грешные Магистры! -- с отчаянием простонал Мелифаро.  -- Ну и влипли

мы с тобой, дружище!

     -- Это правда,  -- тихо  ответил я  и удивился собственному равнодушию:

почему-то мне не  было  страшно, мне  даже  не было жаль  себя. Наверное,  я

просто не мог поверить,  что все это происходит на самом деле. Даже человек,

увлекшийся  компьютерной  игрой,  на моем месте сейчас  нервно  ерзал бы  на

стуле, а я оставался спокойным, как труп на пороге крематория.

     --  Мы  изжаримся заживо,  Макс! -- Мелифаро  схватил меня  за  плечи и

встряхнул. Моя голова  дернулась,  словно принадлежала  не мне, а  тряпичной

кукле.

     -- Ну, изжаримся, наверное, -- вяло подтвердил я. -- И что?

     Ответом на этот сакраментальный вопрос оказалась хорошая плюха. Сбылась

многолетняя мечта сэра Мелифаро дать мне по морде: достойный предлог нашелся

наконец-то! Но  я не рассердился и не обиделся, я понял: парень решил, будто

я  нахожусь  в  глубоком шоке, и решил  привести  меня в чувство. Теперь  он

смотрел на меня  с надеждой. Уверен: если бы я закатил хорошую истерику, мой

друг был  бы счастлив.  Но я  не  мог доставить ему такого удовольствия,  по

крайней мере пока.

     --  Не надо драться,  дружище,  -- мягко сказал  я,  внутренне  (где-то

далеко  "за кулисами" сознания) ужасаясь  собственному  противоестественному

спокойствию.  -- Это  ничего  не  изменит. А если  ты  считаешь своим долгом

привести меня в порядок, имей в виду: я и так в порядке.

     Вообще-то, если кто-то из  нас двоих и нуждался в спасительной оплеухе,

так  это  сам  Мелифаро. Он был  бледен как смерть, несмотря на  жару.  Даже

багровые  пятна первых солнечных ожогов не могли скрыть опасную алебастровую

белизну его напряженных скул.

     -- Сядь, -- тихо, но жестко потребовал я. Удивительное  дело, но парень

послушно  последовал моему  указанию и опустился прямо в горячую белую гущу,

покрывавшую эту неуютную  землю. Впрочем, я сам себя не узнавал:  ни одна из

многочисленных  ипостасей  более-менее  знакомого  мне  Макса  не  принимала

участия  в происходящем.  Можно  сказать,  что  я  действовал и  говорил  на

автопилоте,  причем  даже  "автопилот" был новый,  какой-то  незнакомой  мне

системы...

     -- Не нужно бояться, -- все так же спокойно и отстранение сказал я ему.

--  Возможно,  мы  действительно  изжаримся  в  течение ближайшего получаса.

Скорее  всего, к тому идет.  Но здесь, в Лабиринте  Менина,  смерть не имеет

такого большого  значения,  как в обычной  жизни. Думаешь, мы остались  живы

после того, как на нас рухнула та кошмарная жаба?

     -- Вряд  ли,  --  едва  слышно  ответил он,  судорожно  облизывая  губы

пересохшим языком. Я и сам страдал от ядовитой соленой горечи, переполнившей

мой  рот,  но  отрешенно  думал:  "И  это  пройдет",  --  словно  без  конца

перечитывал надпись на знаменитом перстне царя Соломона... нет, даже не так:

словно я сам был этой надписью!

     --  Вспомни:  мы  умерли в  одном Мире, а  очнулись в другом.  А  потом

открыли дверь и снова  оказались в каком-то ином месте. -- Я сел на корточки

рядом со стонущим Мелифаро и положил руку ему на  плечо. -- Смерть  здесь --

всего  лишь еще одна  дверь.  Просто переход из  одного коридора  в  другой,

только и всего.

     -- Смотри, второе солнце  восходит, -- хрипло сказал Мелифаро, указывая

на ослепительное зарево над горизонтом. --  Если их  тут столько же, сколько

лун... Впрочем, какая разница: вряд ли мы доживем хотя бы  до третьего! И не

надо:  слишком уж все это больно... Слушай, Макс,  если все обстоит так, как

ты говоришь, -- зачем мучиться? Просто убей меня. Ну, я имею в виду: плюнь в

меня  своим  знаменитым  ядом.  И  себя как-нибудь  убей  -- все лучше,  чем

жариться заживо! Будем надеяться, что мы оживем в более приятном месте...

     Я покачал головой: -- Этого нельзя делать, дружище.

     -- Почему?  -- Теперь  в  его  до  неузнаваемости  изменившемся  голосе

отчетливо звучали истерические нотки. -- Почему мы должны терпеть этот ужас,

если  единственное, что нам  нужно  сделать,  --  умереть,  причем как можно

скорее?!

     -- Сам подумай: я-то  настоящий, -- тихо возразил  я. --  И ты тоже.  А

Лабиринт, как бы кошмарны ни были его проявления, соткан из паутины иллюзий,

поэтому все, что здесь происходит, -- не в счет. Смерть невзаправду  -- ты в

детстве никогда  не играл в войну? Нет? Ну ладно,  все равно ты понимаешь, о

чем  я говорю, правда? -- Он неуверенно кивнул,  и я продолжил: -- Но если я

убью тебя или ты меня... Боюсь, что тогда смерть будет настоящей!

     -- А,  мне уже все  равно, --  едва слышно  прошептал Мелифаро.  По его

обожженным щекам катились слезы, и я  здорово подозревал,  что и сам выгляжу

ничуть не лучше.  --  Настоящая, не настоящая,  лишь бы все  кончилось! Этот

жар, Макс... Я всегда  больше всего на свете боялся ожогов, а теперь все мое

тело -- один сплошной ожог. И воздух такой горячий, им  уже почти невозможно

дышать...

     --  Это как  раз обнадеживает, --  спокойно  сказал я. --  Будем молить

небо,  чтобы  воздух  этого  проклятого  места  как  можно  скорее  оказался

непригоден для дыхания: такая разновидность смерти куда менее мучительна.

     Мелифаро уже  ничего не говорил, только стонал,  тихо  и обреченно, как

умирающий  ребенок.  Я  и  сам   не  знал,  как  мне-то   удается  нормально

функционировать, почти не обращая внимания на жгучую боль: я  ощущал ее  и в

то же время стоял как бы немного в стороне от собственного страдающего тела,

наблюдая за его мучениями с хладнокровным сочувствием дальнего родственника.

Я как следует встряхнул своего друга; смесь стона и рева, сорвавшаяся с  его

обожженных губ, не произвела на меня решительно никакого впечатления.

     --  Ты же Страж,  парень! -- проорал я  в  его  ухо, уже  изуродованное

волдырями ожогов.  --  Тебе  самой  природой даровано находиться между тем и

этим. Отойди в сторону! Это не твоя боль! Это вообще не боль -- ее нет! Есть

только дурацкая игра старого козла Менина, очень похожая на правду, но всего

лишь игра.

     Все понарошку, понимаешь?

     -- Все, Макс, я понял, не ори, -- неожиданно ровным и спокойным голосом

ответил он. -- Уже все в порядке.  Спасибо, что напомнил. А теперь перестань

меня трясти, а то я вернусь обратно к тому бедняге

     Мелифаро, которому все еще больно...

     -- У тебя получилось! -- восхищенно  сказал я,  отползая немного назад.

-- У тебя все получилось, дружище, ты отошел в сторону от своей боли!

     -- Да, получилось, -- все так же отрешенно согласился он.  -- Только не

надо  так  радоваться. Не  повторяй мою  ошибку, не  поддавайся эмоциям: они

уведут тебя  обратно к реальности. А к ней лучше не возвращаться, по крайней

мере пока.

     Я  хотел сказать Мелифаро, что он молодец и теперь все будет в порядке,

но  вдруг  понял,  что  больше  не  могу  говорить,  только  хрипеть  что-то

невнятное:  мои губы обуглились,  а язык распух,  да и обезвоженная  гортань

утратила  способность  издавать  звуки.  К  счастью,  это  больше  не  имело

значения: страдать вместе с моим медленно  сгорающим телом было некому... Мы

еще  долго  сидели  (или  лежали?  --  не помню!)  рядом,  в  мелком  океане

пузырящейся белой жижи. И наши ослепшие от жара глаза видели восход третьего

солнца, больше похожего  на  неправдоподобно огромную  звезду,  смертоносные

лучи  которой переливались  всеми  оттенками синего цвета. К тому времени мы

уже были мертвы, и все же наши глаза видели этот ужасающий рассвет, и мы оба

запомнили его навсегда. Порой мне  кажется, что он все еще продолжается -- и

не  где-то в далеком пылающем мире, а в темноте  под моими закрытыми веками,

ультрамариновая  звезда  медленно,  но  непреклонно,  как  упрямая черепаха,

ползет  и  ползет  к  зениту, пока  я  ворочаюсь  с  боку  на  бок, стараясь

заснуть...

     -- Макс, ты  уже оклемался? -- Мелифаро, веселый и жизнерадостный, даже

удивительным  образом помолодевший, тряс меня за  плечи. Следов от ожогов на

его счастливой роже  не было  и  в помине. Я еще не  успел определить, как я

себя чувствую, а он  уже сунул мне  под нос  кувшин  с  каким-то  прохладным

кисловатым  напитком.   Сделав  несколько  глотков,   я   понял,  что  жизнь

продолжается, а отпив еще немного, окончательно решил,  что это  мне  скорее

нравится, чем нет.

     -- Выглядишь ты премерзко,  чудовище! -- сочувственно сообщил Мелифаро.

-- Но улыбаешься душевно, а это самое главное.

     --  Так-таки  "премерзко"! --  недоверчиво  откликнулся  я.  И  тут  же

испуганно  спросил: -- А что,  моя физиономия хранит следы  адского пламени?

Ты-то все еще вполне красавчик!

     -- Как всегда!  -- гордо ответствовал он. И успокаивающе добавил: -- Не

переживай, Макс, -- никаких следов пламени и прочей дряни. Просто вид у тебя

весьма потасканный, словно ты полгода из Квартала Свиданий не вылезал, а так

все в порядке...

     --  Ну, это  еще  куда  ни шло,  --  успокоился я. -- Потасканность  --

явление преходящее, в отличие от боевых шрамов...

     -- Ну это у кого как! -- фыркнул мой друг.

     -- А, кстати, куда мы на сей раз попали?  -- с  любопытством спросил я.

-- Ты уже разобрался?

     -- Ну, как тебе сказать, --  он  неуверенно пожал плечами. -- Помещение

какое-то. Вроде кухня. А может, и не кухня.  Но здесь есть еда  и питье, это

точно. Как тебе, кстати, это пойло? По-моему, грандиозно!

     --  Особенно по  сравнению  с  полным отсутствием какой бы то  ни  было

жидкости, -- снисходительно согласился  я. --  А одежды  здесь, часом,  нет?

Потому что нас сейчас даже Коба  в свою команду портовых нищих не принял бы:

чтобы не позорили его братство в глазах приличных людей...

     С одеждой у нас действительно было  худо. Наши тела  вышли  из недавней

передряги  без малейшего ущерба, но вот лоохи были  заляпаны проклятой белой

кашей.  В  подсохшем  состоянии  она  напоминала низкокачественный каучук  и

превращала одежду в неопрятные лохмотья, непригодные даже для мытья пола.

     -- Одежды здесь нет,  -- вздохнул Мелифаро. -- Это было первое, о чем я

подумал,  когда  увидел,  во что  мы  превратились...  Зато  на  окнах  есть

занавески. Из них можно соорудить что-то вроде  лоохи,  я уже нашел неплохой

нож и прикинул, где надо сделать прорези...

     Я критически оглядел занавески. В их пользу говорил тот факт, что ткань

была  плотная и в то же время  мягкая. Я сразу  понял,  что, завернувшись  в

такую материю, можно чувствовать себя вполне комфортно. Существенным минусом

являлась  расцветка, которая  наверняка сразу пленила сэра  Мелифаро:  белая

ткань была испещрена яркими красными,  желтыми и оранжевыми цветами, на  мой

вкус,  чересчур  уж  жизнеутверждающими. Но выбора  не  было,  и я обреченно

кивнул: -- Действуй, дружище! Уверен, что мы оба будем похожи на идиотов, но

лучше быть одетыми идиотами, чем голыми... Не завидую я хозяевам этого дома,

однако! Я бы взбесился, если бы обнаружил на своей кухне двух подозрительных

типов, пытающихся превратить мои занавески в парадные костюмы!

     -- Тьфу ты,  Макс!  Не  накличь беду! -- в  сердцах сказал Мелифаро. --

Только  объяснений с  хозяевами этой  кухни  нам  не  хватало!  А  вдруг они

шестирукие клыкастые великаны?

     -- Великаны -- вряд  ли, судя  по  размерам  кувшина, --  рассудительно

возразил  я,  оглядываясь по сторонам. Помещение  было заставлено  странными

предметами,  по большей части  совершенно, на мой взгляд, нефункциональными.

Человек вроде  меня,  немного  знакомый  с авангардными  течениями в дизайне

интерьеров,  вполне  мог  допустить,  что это и есть  мебель.  Но  даже  мне

пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы счесть неправильной формы

тетраэдры  с  усеченными вершинами --  стульями,  а большой вогнутый овал  в

дальнем углу помещения -- столом. Кстати, посуда  на этом сооружении  стояла

вопреки  всем  известным  мне  физическим  законам:  ровно,  как  на  прямой

поверхности.

     --  Да,  не  великаны,  --  согласился  Мелифаро.  --  Но  шестирукие и

клыкастые -- вполне возможно.

     -- Ты просто мысли мои читаешь! -- признал я.

     --  Ну  их  к Темным  Магистрам,  -- Мелифаро решительно отмахнулся  от

потенциальной проблемы. -- Будем надеяться, что никто не придет. А придут --

что ж, все-таки мы с тобой не  беспомощные воришки, как-нибудь да отобьемся!

Кстати,  о воровстве:  ты жрать-то хочешь,  чудовище?  Пока ты  валялся  без

сознания, я  нашел  здесь  продукты питания:  с  виду  странные,  но  вполне

съедобные. Во всяком случае, я пока жив.

     -- И где они, твои хваленые продукты питания? -- с энтузиазмом  спросил

я.

     --  В мисках, установленных на неровной поверхности, каковая, очевидно,

является столом, -- охотно объяснил он. -- Я  ел то, что находится в желтой,

и еще попробовал  какую-то  траву из  голубой.  Полагаю, хозяева  этого дома

считают ее салатом. Но как раз трава мне не очень понравилась...

     -- Ясно, -- кивнул я. -- Сейчас выявим мои предпочтения.

     Содержимое желтой миски  на вид и  на ощупь напоминало рахат-лукум,  по

вкусу   же   походило   на  тушеное   мясо.   Гастрономические   особенности

раскритикованного  салата тоже  не вызывали  особых  нареканий --  во всяком

случае, мой недавно вернувшийся к жизни организм остался им доволен.

     --  Какая  прелесть!  --  умилился  Мелифаро,  вручая мне изуродованную

занавеску,  которой,  увы,  так  и  не  удалось  превратиться  в  нормальное

человеческое лоохи -- разве что в довольно злую пародию на эту разновидность

одежды. -- Старый добрый сэр Макс, сытый и довольный, как  самый толстый кот

с  богатой  фермы! Впрочем,  прежде  чем  бежать  на свидание,  тебе  все же

придется как следует отоспаться, бедняга: вид у тебя что-то...

     -- Дался  тебе  мой вид! --  возмутился я.- А как еще  должен выглядеть

нормальный живой человек после таких приключений?!

     --  Тоже  верно,-  сочувственно  вздохнул  он.  Впрочем,  сам  Мелифаро

выглядел просто великолепно: таким красавчиком он на моей памяти не был даже

после продолжительного отпуска.

     Мы  нарядились в  цветастые "тоги",  а потом ржали,  как  ненормальные,

невежливо  тыча  друг в друга перстами.  Вид  у нас  действительно был такой

нелепый -- дальше  некуда. К тому же нам позарез требовалась разрядка, и  мы

ее себе устроили, по полной  программе! К счастью, хозяева сюрреалистической

кухни так и не появились --  то ли  их просто случайно  не было дома, то  ли

создатель  Лабиринта, Король Менин, предпочитал играть со своими гостями как

сытый  кот  с мышью,  и  нам  полагалась  законная  передышка  после  каждой

передряги. Так  или  иначе, но  оторжавшись  вволю,  мы с Мелифаро  устроили

небольшой  военный   совет,  в   ходе  которого  было   принято  не  слишком

оригинальное  решение:  запастись  провизией  и  упрямо  переть  дальше,  не

разбирая дороги. С другой стороны -- а что нам еще оставалось?!

     -- Грешные Магистры,  лишь бы жарко  больше не было! -- прочувствованно

сказал Мелифаро, когда я взялся за дверную ручку.

     Жарко там не было. И вообще никакими неприятностями вроде  бы не пахло:

мы  оказались  в  просторном светлом  вестибюле, одна  из стен которого была

стеклянной,  а   другая  --   зеркальной.   Из   огромного  окна  открывался

замечательный  вид на  улицу.  Вполне  обычная,  симпатичная  улица:  густые

деревья, щедро забрызганные солнечным светом, тротуар, выложенный аккуратной

розовой плиткой.  Толстая важная птица, похожая на удачный  гибрид голубя  и

вороны, неторопливо  шествовала по каким-то своим птичьим делам. А в зеркале

настороженно  хмурились  мы  с  Мелифаро,  завернутые  в  нелепые  цветастые

занавески. Хороши герои, нечего сказать!

     Я внимательно  разглядывал  наши отражения: что-то с  ними было не так.

Странное дело: незнакомый  пейзаж за окном  взволновал меня куда меньше... И

тут до меня наконец-то начало доходить.

     -- Ты тоже заметил? -- несчастным голосом сказал Мелифаро. Он уже давно

пялился в  зеркало, я поначалу даже грешным делом подумал, что он в восторге

от  нового  наряда  и собрался  было  должным  образом  откомментировать сей

прискорбный факт.  -- До  сих пор  мы  с тобой всегда выглядели ровесниками,

правда? --  требовательно  спросил  он.  -- Меня  даже  иногда  принимали за

старшего, а теперь...

     -- А теперь  я вполне могу сойти за  твоего папашу, -- мрачно кивнул я.

-- За моложавого и бодрого, но вполне папашу... Я здорово постарел, да?

     -- Да, -- эхом откликнулся он. -- Но  не только это. Ты  стал старше, а

я...  Я  сейчас  выгляжу  как  в  те  дни,  когда  только-только поступил  в

Королевскую Высокую Школу. И не могу сказать, что меня  это радует.  Пока-то

ничего страшного,  но  если так будет продолжаться и дальше... Слушай, Макс,

по-моему, дело дрянь!

     Я  угрюмо пожал плечами:  что уж тут возразишь!  Мелифаро тем  временем

почти испуганно толкнул меня в бок.

     -- Макс, посмотри-ка  туда.  Со своими  рожами  потом  разберемся!  Там

та-а-акое!

     Я послушно  обернулся в указанном направлении и  подавился  собственным

удивлением.  Дверь,  соединявшая  вестибюль,  в  котором мы крутились  перед

зеркалом, с соседним  помещением, приоткрылась от  сквозняка, и теперь перед

нашими взорами предстало  нечто,  весьма похожее  на  парикмахерский  салон:

зеркальные  стены,  многочисленные  полки  с  гребнями,  щипцами,  бигуди  и

стеклянными флаконами, вот только  вместо кресел там стояли топчаны, а  фены

для сушки  волос больше напоминали душевые  кабинки.  На  одном из  топчанов

лежала женщина, руки, плечи и грудь которой  густо поросли темной волнистой,

как  у  овцы, шерстью. Животик,  впрочем, был  очень даже  ничего: плоский и

соблазнительно  гладкий,  а  все,  что  находилось  ниже,  скрывала  длинная

цветастая юбка, из-под которой виднелись  только острые  носки туфель. Возле

топчана хлопотал местный цирюльник: обнаженный до пояса  мохнатый мужчина --

просто  снежный человек  какой-то! На нем тоже была юбка, белая,  с крупными

голубыми  горошинами, но она  едва доходила до колен, открывая нашим  взорам

крепкие  ноги  в  "гетрах"  естественного  происхождения  и изящных  кожаных

сандалиях  на  толстой подошве.  Дядя  сосредоточенно  накручивал  на бигуди

длинную  шерсть, растущую  на  плечах клиентки. Ее  руки  уже  были  покрыты

мелкими папильотками, а локоны на груди -- щедро смочены  каким-то  красящим

составом.

     -- Пошли отсюда, а? -- едва слышным  шепотом попросил Мелифаро. Я молча

кивнул,  и мы  устремились к  двери, ведущей на улицу. Сейчас  у  меня  было

только  одно желание: чтобы в том  месте,  куда мы  сейчас  попадем, не было

никаких обитателей. Все остальное -- на усмотрение господина режиссера, будь

он неладен!

     Разумеется, это оказалась совсем не та улица, вид на которую открывался

нам из окна. И вообще не улица -- пустынное пространство, немного похожее на

свалку, которой уже несколько столетий никто не пользуется. Добро пожаловать

в новый "тупик" Лабиринта Менина, дорогие господа туристы!

     -- Грешные  Магистры!  -- в  сердцах  сказал Мелифаро.  -- И  как  тебе

понравились эти красавчики?

     -- По большому-то счету, ничего особенного -- я пожал плечами.- Мало ли

у кого  как волосы  растут! Когда попадаешь  в другой  Мир,  следует сказать

спасибо,  если  его обитатели  хоть немного  человекообразны  --  все не так

жутко!

     -- И как они живут, бедняги?  --  хмыкнул Мелифаро. -- Нечего  сказать,

красавчики! А дамочка  эта -- просто умора! Мало  того, что  шерсть на груди

растет, так ей еще понадобилось, чтобы по всему телу кудряшки были!

     -- Ну,  наверное, у  них  такая мода, -- равнодушно предположил я.- Сам

подумай:  если бы к нам  в Ехо  пожаловали чужаки из мира,  в котором  живут

только  лысые люди,  -- какими  уродами мы  бы им показались! И все эти наши

жалкие попытки причесаться, подстричься поприличнее...

     -- Да  уж, -- хмыкнул он. Немного помолчал и спросил:  -- Макс, как  ты

думаешь, куда мы с тобой на этот раз попали? Похоже, заброшенное место. И не

очень приветливое...

     --  Приветливых  мест здесь, по-моему, просто  не  бывает!  --  сердито

фыркнул я. -- Насколько я могу судить, Его Величество Менин специализируется

исключительно  на издевательствах  над живыми людьми. Представляю,  как были

счастливы его подданные, когда он исчез!

     -- Ты бы все-таки не ругал его вслух, -- серьезно посоветовал Мелифаро.

-- А то короли -- обидчивый народ, знаешь ли, особенно древние...

     -- Это его проблемы! -- буркнул я. -- Я тоже обидчивый народ.

     В глубине души  я понимал, что Мелифаро прав, но ничего  не мог с собой

поделать: я злился. Поскольку у меня не было решительно никакой  возможности

немедленно свести  счеты  ни  с настоящим виновником наших бед Менином, ни с

Его  Величеством Гуригом,  которого ни  с того ни  с сего понесло на  поиски

приключений, мой  гнев  постепенно трансформировался  в  черную  меланхолию,

тягостную, как затяжная простуда.

     --  Макс, --  нерешительно сказал Мелифаро, -- а как  ты думаешь: мы...

ну, то есть наш возраст...-  Он будто подавился этим словом  и угрюмо умолк,

уставившись куда-то вдаль.

     -- Что -- наш возраст? -- резко спросил я. -- Ты имеешь в виду, есть ли

от этого лекарство? Стану ли  я  моложе, а ты  -- старше, когда мы выберемся

отсюда? Не знаю. Сомневаюсь, откровенно говоря.

     --  Вот  и  я...  сомневаюсь, --  уныло  согласился  мой  спутник  и  с

неожиданной  злостью пнул  ногой некий  археологический  экспонат, очертания

которого давным-давно утратили определенность, обычно свойственную предметам

любой, пусть  даже совершенно чужой,  материальной культуры. -- И вообще, --

неохотно добавил он, --  ты еще веришь, что мы сможем вернуться? Я что-то не

очень: Лабиринт -- он и есть лабиринт. А мы -- два идиота. Короля еще искать

собирались...

     --  До  сих  пор я всегда  как-то выкручивался,  -- вздохнул  я.  --  В

последнее мгновение  великодушная судьба  всегда вытаскивала  меня из  любой

передряги, словно  моя  жизнь  -- и не  жизнь вовсе, а просто  увлекательная

сказка с непременным благополучным финалом в  конце каждой  главы.... Ладно,

поживем  --  увидим. Что еще я  могу тебе сказать,  дружище?.. И  вообще, уж

ты-то точно  зря  паникуешь: стать  старше  -- дело  наживное,  это  у  всех

получается, причем без особых усилий. А вот я, кажется, влип.

     -- Понимаешь, -- тихо сказал Мелифаро, -- у меня такое ощущение, что не

только наши лица меняются, вот что паршиво. Не знаю, что с тобой происходит,

тебе виднее. Но я чувствую, что становлюсь... как бы это сказать? -- глупее,

что ли. Я  только что понял, что забыл многое,  чему успел научиться за годы

службы в Тайном Сыске. Совсем  забыл, как отрезало. Осталось только  смутное

воспоминание, что раньше я знал кучу полезных вещей... И еще  меня  покидает

уверенность в себе. И еще... Знаешь, чего мне сейчас хочется больше всего на

свете?  --  Я  вопросительно  поднял брови,  и он смущенно буркнул:  --  Мне

хочется напиться и  расколотить все  окна в каком-нибудь  переулке. И уснуть

счастливым. Вот  так. Макс. Пока я  еще могу держать  себя в руках, хотя это

очень трудно и неприятно.

     -- Напиться и расколотить  пару окон и я не прочь,  -- подмигнул ему я.

--  Проблема в  том, что я  понимаю: это непрактично. Стариковская мудрость,

да?

     --  Будем надеяться,  что  не старческий маразм!  --  неожиданно звонко

хихикнул  Мелифаро и  тут  же  виновато  на  меня  покосился: --  Только  не

обижайся, Макс: что-то меня заносит!

     --  Обижаться буду, когда  маразм начнется,  --  спокойно сказал я.  --

Обижаться -- занятие еще более непрактичное, чем битье окон.

     --  Мне  почему-то  не  по  себе,  когда ты  произносишь  это слово  --

"непрактично",- вздохнул Мелифаро.- Нервы шалят...

     -- Еще  бы они не шалили, -- сочувственно согласился я. --  В последнее

время мы с  тобой слишком часто умираем -- какие уж тут, к Темным Магистрам,

нервы!

     -- Вот  оно!  -- изумленно  сказал Мелифаро. Даже по лбу себя, кажется,

стукнул от избытка эмоций. -- Вот в чем дело!

     --  И  в  чем же  дело?  --  снисходительно  осведомился  я.  --  Одари

сокровищами своей лучезарной мудрости усталого старика.

     Я хотел его насмешить, но парень аж взвился

     --  Думаешь,  мне в голову уже  не может прийти ничего  путного?! Ну  и

ладно! И думай себе что хочешь. Не буду ничего говорить.

     --  Глупости  какие,  --  устало  вздохнул  я. -- Мел, если  ты  сделал

какое-нибудь великое  открытие,  будь  добр, изложи  его  по-человечески, не

становясь в позу непризнанного гения, ладно? И так проблем хватает.

     -- Извини,  -- смущенно сказал  он. -- Сам не знаю, что на меня  нашло.

Говорю  же  тебе:  я   глупею  на  глазах!..  Просто   у   тебя   был  такой

снисходительный,  царственный вид -- точь-в-точь  мой профессор  математики,

даже  физиономия  похожа...  А  теперь  слушай:   я  почти  уверен,  что  ты

становишься старше  не постепенно, а рывками. Всякий раз после  того, как мы

умираем, а потом оживаем. Помнишь, когда  мы приходили в себя  -- сначала  в

музее, а потом в этом странном месте, которое,  к счастью, оказалось кухней,

-- я все время нудил, что ты отвратительно выглядишь. А ты в ответ отвешивал

мне  саркастические комплименты. Вернее, я думал, что  это комплименты, а на

самом деле ты говорил чистую правду... в  каком-то смысле. Только я выглядел

не "лучше", а моложе, вот и все.

     -- Наверное,  ты  прав,  -- задумчиво согласился  я. --  По этой жуткой

манной каше  мы часов двадцать брели, и  моложе ты  не стал, это точно! Да и

сейчас вроде как не меняешься...

     -- И ты ни капельки  не  меняешься, это  точно! --с энтузиазмом заверил

меня он.  И с комичной гордостью юного  скаута добавил: -- Я,  между прочим,

очень наблюдательный!

     -- Кто же спорит? -- печально усмехнулся я. --  Ох, как бы там ни было,

но отсюда надо выбираться. -- Унылое местечко. Убивать нас, хвала Магистрам,

вроде никто не собирается, но обстановка не радует глаз.

     --  Вообще-то,  от  добра добра  не  ищут, -- буркнул Мелифаро. --  Еще

попадем снова на какую-нибудь сковородку... Бр-р-р-р!

     -- Готов спорить,  что  Лабиринт разнообразен, -- вздохнул я.  --  И мы

будем наслаждаться  его разнообразием... до последней капли  крови! От добра

добра не ищут, согласен, но здесь,  по-моему, нет никого намека на это самое

"добро".

     -- Ну-у-у...- нерешительно протянул он, потом отчаянно махнул рукой: --

Ладно.  Только  на  этом пустыре нет  ничего  похожего на дверь.  Что  будем

делать? Ритуальные самоубийства, насколько я понимаю, не наш стиль?

     -- Еще  чего не  хватало! -- возмутился  я.- Ладно, есть у меня  на сей

счет одна идея. Дурацкая, правда...

     -- А у тебя других и не бывает! -- оживился Мелифаро.

     Я скорчил зверскую рожу, выдержал эффектную паузу (Станиславский мог бы

мной гордиться) и наконец ехидно спросил: -- Можно продолжать?

     --  Валяй,- великодушно  согласился мой  друг.- Дурацкая  идея  --  это

гораздо лучше, чем совсем никакой.

     -- То-то же! -- снисходительно сказал  я. -- Так вот: поскольку  дверей

здесь нет и не предвидится, мы должны сделать их сами.

     -- Как это? -- опешил Мелифаро.

     -- Как, как... Ручками.- Я демонстративно сунул ему под нос собственные

верхние конечности, увы,  не  слишком похожие  на  мозолистые  руки опытного

мастерового,  каковым я,  собственно  говоря,  никогда и не был. --  Лапками

своими передними, неумелыми. Тяп, тяп --  что-нибудь да  натяпаем...  Ну,  с

маникюром  у  нас,  конечно,  потом  долго  будут  проблемы,  но  не  станем

мелочиться. Однова живем!

     -- Ты с какой радости так развеселился? -- опешил Мелифаро.

     -- Ни  с какой,  --  честно  ответил  я.  --  Просто  понял,  что  если

немедленно  не  развеселюсь  как следует,  сойду  с  ума.  И,  чего доброго,

повешусь на первом  попавшемся суку.  А это,  сам понимаешь, пошло. Вот  я и

стараюсь. И тебе  советую. Все уже  так хреново,  что  хуже  быть не  может.

Следовательно, может быть только лучше. Логично?

     -- Логично, -- растерянно  подтвердил он. И  осторожно уточнил: -- А из

чего мы будем мастерить эту самую дверь? Как ты себе это представляешь?

     -- Из подручных материалов, -- легкомысленно отмахнулся я. -- Из хлама,

который валяется  у нас под ногами.  Мне кажется, что качественной работы от

нас  никто  не ждет. Достаточно  построить  некое  подобие  дверного проема.

Стена, по-моему, не требуется... по крайней мере,  я здорово на это надеюсь.

Но если в итоге выяснится, что я  дурак и стена  все-таки нужна  --  что  ж,

будем строить стену.  Все лучше, чем  бродить по этой помойке и ждать, когда

какая-нибудь местная пакость нас убьет.

     --   Резонно,-  неохотно  согласился  Мелифаро.  "Дверь"  мы   все-таки

построили. Вернее, не дверь, а некое подобие кособокой арки. Работа отняла у

нас  чуть ли не полдюжины  часов и жалкие  остатки сил,  но  в финале, жадно

поглощая  плоды своего давешнего мародерства на чужой  кухне, мы чувствовали

себя почти счастливыми:  физическая  усталость --  отличный способ  забыть о

проблемах.   Я  ядовито  обозвал  наше  грандиозное   сооружение   "Золотыми

воротами":  более омерзительной постройки  я  в  жизни  не  видел... и более

комичной,  пожалуй,  тоже.   На   ее  вершине  распоясавшийся  под  влиянием

благотворного воздействия физического  труда Мелифаро  водрузил  здоровенную

фиговину из желтого металла -- не потому, что она была необходимым элементом

конструкции,  а  "для красоты".  Сие  произведение  рук  нечеловеческих было

преисполнено  совершенно  неземного смысла:  оно смутно  походило  на  эскиз

унитаза  кисти  какого-нибудь радикального  кубиста,  и  ни на  что  больше.

Младших  братьев  фиговины (всевозможный  желтый металлический лом, каковой,

скорее всего, действительно  был  золотом)  мы с энтузиазмом распределили по

всей поверхности  конструкции,  так  что  наши  "врата в бесконечность" были

способны свести с ума целую гвардию Смоков и Малышей. На моей далекой родине

наши  "Золотые  ворота"  могли  бы  обеспечить  нам  с  Мелифаро  устойчивую

репутацию очень крутых скульпторов-авангардистов -- думаю, этим все сказано.

     Самое  удивительное, что это  сработало.  Если  честно,  я  не  слишком

доверяю собственным идеям:  сколь  бы хороши  они ни были, в  глубине души я

всегда  опасаюсь, что ничего не получится. А уж что касается нашей постройки

--   ха!  Одного   взгляда   на  нее  было  достаточно,  чтобы  окончательно

разувериться в успехе мероприятия. Тем  не менее стоило нам шагнуть под  эту

чудовищную арку, и пустынная помойка навсегда  стала страницей истории наших

скитаний. Не  самой  худшей  страницей,  кстати. По  крайней  мере,  на этом

участке  Лабиринта мы  твердо  усвоили  нехитрое, но очень полезное в данных

обстоятельствах  правило:  если  поблизости нет выхода, следует  создать его

самостоятельно, из подручных материалов.

     Разумеется,  мы шагнули в  проем,  трогательно  держась за руки: больше

всего на свете мы с Мелифаро боялись потеряться. Мысль о том, что хитроумный

Лабиринт  может раскидать нас по разным Мирам, сводила с ума, поэтому пальцы

Мелифаро  оставили на  моей  руке настоящие  синяки; подозреваю, что и я сам

держался за его лапу несколько крепче, чем необходимо.

     Там,  куда  мы  попали,  нас ждал  уютный  домашний  полумрак,  пахучая

благость  свежевымытого   деревянного  пола  и  пестрый   переполох  оконных

занавесок. В уютном кресле-качалке сидела необычайно колоритная старушенция:

ее  всклокоченные седые кудри,  ястребиный нос и ярко-алая пародия на кимоно

произвели на меня  глубочайшее  впечатление  ("Баба-яга какая-то! -- ошалело

подумал  я.  -- Ну  все, ща она нас  жарить будет!"), но  ее  светлые  глаза

лучились спокойствием, тонкие губы  медленно раздвинулись  в снисходительной

улыбке, а худые смуглые руки медленно сложились в приветственном жесте.

     -- Некоторые гости бывают подобны ветру: они врываются в дом внезапно и

внезапно исчезают, не дав себе труд полюбопытствовать, куда их занесло, и не

обременяя себя необходимостью запечатлеться в моей памяти. Вы из таких, ведь

верно?  --  Ее голос оказался  на удивление звонким и  чистым, такие  голоса

иногда  бывают  у  старых  актрис:  с возрастом они  становятся  все  лучше,

приобретая  силу и глубину. --  А  иные гости  бывают подобны  copy, который

приносит  ветер:  они  остаются  надолго, путаются  под ногами, но,  подобно

прирученным  пеу,  позволяют  себя  кормить, а иногда и гладить...  О, такой

гость  может долго  проваляться в каком-нибудь дальнем  углу  вашей  судьбы,

избавиться от него так же тяжко, как навести порядок в прабабкиной кладовой!

-- Она неожиданно звонко расхохоталась и указала на неумело, но  старательно

нарисованный портрет хмурого рыжего мужчины, висящий в проеме  между окнами.

-- Однажды южный ветер даже принес мне мужа, -- доверительно сообщила она  и

тут же озабоченно нахмурилась: -- Или то был западный ветер?

     -- Вам виднее, -- вежливо сказал я. -- Это ведь ваш муж...

     --  Был  мой, стал чужой. Был чужой,  стал ничей, -- нараспев протянула

она. И  строго добавила: -- Когда старой Герде  говорят  "вы",  она начинает

думать, что кроме нее в доме  есть еще одна Герда, и отправляется на поиски.

Больше не  делай такой ошибки, гость.  Я держу  старую Герду на  привязи. Но

если она сорвется с цепи, некому будет приготовить вам ужин. Старая Герда не

дура хлебнуть полынной настойки,  но  разлить ее по стаканам -- это все,  на

что она способна.

     Мы с  Мелифаро озадаченно переглянулись. Поскольку в  помещении не было

никого, кроме нашей собеседницы,  следовало полагать, что "старая  Герда" --

это  она  и есть. "Раздвоение  личности, --  подумал  я. -- Доктор Джекил  и

мистер Хайд местного посола, только  и всего. Что  ж, ничего страшного... по

крайней  мере,  если  эта  эксцентричная  пожилая леди будет держать себя  в

руках. Тем более  что жениться на ней  мы вроде как не собираемся, и вообще,

нам, кажется, пора топать дальше..."

     --  Что переполошились,  светлячки заблудшие? И теперь хотите  уйти без

ужина? -- рассмеялась старуха. -- Не советую: готовлю я хорошо, старая Герда

пока на цепи,  а самый  дорогой гость -- тот, который зашел ненадолго, скоро

уйдет  и никогда  не вернется. Значит, сегодня вы  мои самые дорогие  гости.

Оставайтесь,  мальчики. У меня найдется  для вас  не  только еда,  но  и сок

пыльной  полыни,  от которого кружится  голова  и молодеет сердце,  и тайная

кровь юных роз, после которой  почесать спину приятнее, чем провести  ночь с

красавицей,  и даже, -- тут она перешла  на доверительный  шепот, словно нас

кто-то мог подслушать, -- веселящее тело семя дракона, который  снился моему

бывшему мужу каждую  ночь. Ха! Ради этого  я и спала с  ним в одной  кровати

сорок лет кряду: если спишь  с кем-то так долго, сны становятся общими, а уж

я-то знаю, как следует поступать с драконами, привидевшимися тебе во сне!

     Я не стал выяснять  пикантные подробности: у меня и  так голова  кругом

шла,  даже  "сок  пыльной  полыни"  не  требовался.  Мелифаро  вопросительно

посмотрел  на  меня: -- Может, и правда задержимся  ненадолго? Я бы не прочь

развеселить свое тело. Что-то оно у меня в последнее время такое печальное!

     -- Хочешь --  значит, задержимся. Кто бы сомневался, что ты не упустишь

возможность хлебнуть этой самой "тайной крови юных роз", а потом  хорошенько

почесать свою спину, -- фыркнул я. И  галантно  поклонился старой ведьме: --

Мы будем  счастливы  воспользоваться твоим  гостеприимством.  Спасибо. Каким

именем тебя называть?

     --  Не надо никакого  имени,  -- печально  улыбнулась  она.  --  Говори

просто: "Эй, ты!" -- я не обижусь. И мне ваших имен лучше не слышать:  люди,

чьи имена я знаю, приобретают надо мной странную власть...

     -- Все  шиворот-навыворот!  -- растерянно  сказал  я.  --  Там,  где  я

родился,  некоторые  считают,  будто  знать  чье-то имя  -- значит  получить

преимущество,  а  послушать тебя -- выходит,  все  наоборот... Впрочем,  как

скажешь, так и будет.

     --  Ну,  раз  ты  такой покладистый, помоги  мне  приготовить  ужин, --

добродушно рассмеялась наша хозяйка. Я виновато помотал головой: -- Если для

этого требуется идти на кухню, ничего не выйдет. Любая дверь для нас...

     -- Да знаю я, знаю, -- нетерпеливо перебила она.  -- Стоит  вам открыть

дверь -- только я вас и видела! Сколько уж у меня таких, как вы, перебывало,

шес-тирукий боббур  на пальцах не пересчитает...  Да только  никуда идти  не

надо. Мы уже на кухне, разве не заметно? -- Величественным жестом художника,

решившего познакомить  гостей  со своим  новым  произведением,  она  указала

куда-то вправо; послушно последовав взглядом за ее рукой, я обнаружил, что в

углу помещения стоит самая настоящая плита, кажется даже, не какая-нибудь, а

газовая (в других обстоятельствах я бы удивился, но сейчас не придал наличию

газовой плиты в доме старой колдуньи никакого значения -- подумаешь!).

     Стыдно признаться, но я не воспрял духом, узнав, что дежурство по кухне

не  лежит за гранью возможного.  Мне явно  недоставало трудового энтузиазма:

после наших  давешних строительных подвигов  хотелось одного:  лежать  и  не

двигаться.

     -- Я  помогу,  --  решительно заявил  Мелифаро, с упреком взирая на мою

кислую физиономию. -- Этого парня  на кухню вообще пускать нельзя, но раз уж

он здесь, пусть сидит смирно и не шевелится. А не то он тебе живо всю посуду

перебьет, леди.

     -- Ничего, -- храбро сказала  она, -- посуды  у меня в доме немало, для

дорогого гостя ничего не жалко! А работа для всех найдется.

     В итоге беднягу  Мелифаро припахали  чистить какие-то диковинные овощи,

похожие  на  гибрид ежа и  картошки.  Моя судьба оказалась милосерднее: меня

усадили  резать всякую экзотическую  растительность для салата  -- весьма, я

вам  доложу, медитативное занятие! Я так  втянулся, что искренне  огорчился,

когда обнаружил, что уже измельчил все необходимое.  Мелифаро  тем  временем

все еще  боролся с "карто- Ц фельными ежами";  впрочем, его победа тоже была

не за  горами.  Через несколько  минут  он торжествующе взмахнул здоровенным

кухонным  ножом  и  с  пафосом  водрузил свою  последнюю  жертву на  вершину

пирамиды, сложенной из круглых серых сердцевинок этого диковинного овоща.

     --  Молодцы,  --  в   улыбке  нашей  хозяйки  было  такое  неподдельное

восхищение, словно мы только что совершили пару-тройку бессмертных подвигов,

как  и  положено  сказочным  богатырям. -- Редко  ко  мне  заглядывают такие

трудолюбивые гости. Я бы и сама справилась, -- доверительно сообщила она, --

но хороший ужин  должен быть  приготовлен  сообща, это  единственное правило

кулинарной  науки,  которому  я  следую слепо, как  закону, не полагаясь  на

вдохновение... А теперь можете отдохнуть, остальное я и сама сделаю. Вот вам

пока угощение, чтобы не заскучали без дела.

     Она   проворно  вскарабкалась  на  деревянный  табурет,   алое  одеяние

взметнулось, обнажив худые, но мускулистые, как у бывшей балерины, ноги (все

еще весьма привлекательные, если называть вещи своими  именами). Привстав на

цыпочки, старая леди извлекла из многообещающей  темноты какого-то кухонного

тайника  серую  керамическую бутылку. Легко спрыгнула  на  пол,  порылась на

полках древнего буфета, достала оттуда два маленьких стаканчика из  розового

стекла, немного помедлила, махнула рукой и присовокупила к ним третий.

     --  Это  и  есть  та  самая  "кровь  молодых  роз"?  -- с  нетерпеливым

любопытством подростка,  впервые  в жизни  оказавшегося  в  борделе, спросил

Мелифаро.

     -- Э, нет! Не все сразу,  гость! -- звонко рассмеялась наша хозяйка. --

Это  всего лишь  полынная  настойка. Она слегка опьяняет  -- не более  того.

Никто еще не мог упрекнуть меня в том,  что я  перед  ужином предлагаю своим

гостям зелье, после которого им станет не до еды!

     -- Вообще-то, для того чтобы забыть о еде, достаточно просто посмотреть

на тебя, -- галантно сообщил ей Мелифаро. Старуха  кокетливо  погрозила  ему

когтистым пальцем, наполнила стаканчики зеленоватой жидкостью, одним глотком

разделалась со своей порцией и вернулась к плите.

     Я с упреком посмотрел на Мелифаро: уж больно  его комплимент походил на

неприкрытое издевательство. Но тот, судя по всему, и не думал издеваться. Он

рассеянно крутил в  руках свой  стаканчик и с  блаженной улыбкой пялился  на

нашу хозяйку, все еще восхищенно покачивая головой.

     "Ничего себе! -- ошалело  подумал я. -- Кажется, она  ему действительно

приглянулась. Вот уж не думал, что парень без ума от старушек! Ну, дела..."

     "Макс,  ты не будешь возражать, если  я приударю  за нашей хозяйкой? --

Мелифаро словно прочитал мои мысли и воспользовался Безмолвной  речью, чтобы

обсудить сию животрепещущую тему. -- Или ты сам собираешься? Не то  чтобы  я

готов уступить, но хотелось бы обойтись без дуэлей..."

     "Да  на здоровье!  --  растерянно  отозвался я. --  Только...  тебя  не

смущает, что  она тебе в прабабки  годится?  Или  это не имеет значения? Еще

один нюанс жизни в вашем Мире, которого я пока не понимаю?"

     "Макс, не  говори ерунду,  -- миролюбиво огрызнулся мой друг. --  Какая

разница,  сколько  даме лет? Особенно если  она так замечательно выглядит...

Почти  девчонка!  Впрочем, я  рад,  что ты  не  положил  на нее глаз. Вопрос

закрыт".

     Он  наконец  пригубил  содержимое  своей рюмки, на его  лице отразилась

целая  гамма  переживаний:  опаска,  любопытство и,  наконец,  одобрительное

удивление, плавно  переходящее в  удовольствие. Я  же пытался взять  себя  в

руки: после заявления Мелифаро о внешности нашей  хозяйки  земля ушла из-под

моих ног без всяких настоек. Мы с ним видели ее  по-разному, теперь я в этом

не сомневался. Не знаю, почему меня это так испугало: собственно говоря, я с

самого  начала  знал,  что  в  Лабиринте Менина  нас  не  ждет ничего, кроме

наваждений.  Но  ведь  до сих  пор  нам с Мелифаро  доставались одни и те же

наваждения, а тут...

     -- Лучше  выпей,  гость. Тебе  надо отдохнуть. --  Я  не заметил, когда

старуха  успела  отойти от плиты и приблизиться  ко  мне.  Ее  голос  звучал

ласково, но глаза были яростными и насмешливыми одновременно -- точь-в-точь,

как  у моего  незабвенного шефа, сэра Джуффина  Халли, в критические моменты

нашей  с ним общей трудовой  биографии. -- На все вопросы существуют ответы,

но кто сказал, будто все ответы должны быть известны тебе? -- мягко добавила

она и вернулась к своим кастрюлькам.

     Странное дело, но я тут же успокоился  -- с чего бы?! Послушно пригубил

зеленоватую жидкость.  Вообще-то, в Мире, где  я  родился, полынная настойка

называется  абсентом  и  славится  своим  горьким  вкусом  и  разрушительным

воздействием, но  я  решил: была  не была!  Однова  живем, умирать -- так  с

музыкой,^ где наша  не  пропадала, и все в таком духе. Напиток, который наша

загадочная хозяйка называла "соком пыльной полыни", оказался не  горьким,  а

сладковатым и  терпким, как неспелая хурма; впрочем, крепость там тоже имела

место  и,  судя  по обжигающему  хвосту,  влачившемуся  за  кометой  глотка,

крепость немалая.

     --  Здорово, да?  -- заговорщически подмигнул мне Мелифаро.  -- Грешные

Магистры, если бы пару часов назад кто-то сказал мне, что жизнь прекрасна, я

бы убил эту сволочь на месте. А сейчас... Ты только не кидай в меня тяжелыми

предметами, но я склонен полагать, что она действительно прекрасна!

     --  Ага,   и  удивительна,  --   ухмыльнулся  я.  --  Впрочем,  никаких

возражений, дружище. Присоединяюсь к твоему дурацкому мнению.

     -- А вот и  ужин, -- жизнерадостно  сообщила наша  хозяйка, водружая на

стол блюдо с совершенно сюрреалистическим, но аппетитно пахнущим содержимым,

доверчиво взирающим  на  нас доброй  дюжиной широко распахнутых  карих  глаз

(после осторожных расспросов я выяснил, что "глаза" -- это просто овощи с ее

огорода,  а  после некоторого насилия  над своим  консервативным  организмом

обнаружил, что  по вкусу они похожи на тушеные баклажаны).  -- Мы все славно

потрудились, пора и отдохнуть. Будьте как дома, мальчики.  Единственное, что

от вас сейчас требуется, это доказать мне, что я еще не разучилась готовить,

и старая Герда не слишком часто дергала меня за руку.

     И  она отправилась за следующей миской. В ней  был салат, который я так

самозабвенно  резал, и я быстро убедился, что работал не зря. Впрочем, самым

потрясающим блюдом оказались "ежи", с которыми пришлось помучиться Мелифаро:

если  есть  их  с  закрытыми  глазами,  можно было  подумать,  что это  мясо

лобстера, слегка  сбрызнутое лимонным соком --  не знаю, кому как, а по мне,

это одна из самых грандиозных вкуснятин всех Миров! Я откровенно наслаждался

пиршеством, внимательно  отслеживая все тревожные  мысли,  которые  пытались

испортить  мне настроение.  Они подлежали немедленному уничтожению,  и я  их

благополучно  придушил  --  все  до  единой!  "Сок  пыльной  полыни"  немало

способствовал  этому  мероприятию:  после пятой,  кажется,  порции тревожные

мысли  капитулировали  окончательно.  Мелифаро  вовсю  ухлестывал  за  нашей

хозяйкой,  а я  созерцал это дикое (по моему глубокому  убеждению) зрелище с

флегматичной улыбкой любителя комедийных сериалов.

     -- Ты  была  абсолютно  права, хозяюшка.  От  этого зелья действительно

кружится голова и молодеет сердце, -- торжественно заявил я, в очередной раз

отставляя в сторону  опустевшую рюмку,- А как насчет крови юных роз и семени

дракона? Если хочешь, чтобы я их оценил по достоинству,- сейчас самое время.

Еще пара рюмок -- и я окончательно утрачу интерес к эксперименту.

     -- Рада, что тебе понравилось, гость, но послушай моего совета: никогда

не называй полынный сок "зельем"!

     Лучшая в мире баба-яга строго покачала кудлатой  седой головой. Встала,

неторопливо прошлась по кухне, плавно покачивая бедрами,  отворила маленькую

белую дверцу и скрылась в благоуханной темноте кладовой.

     Мелифаро решил воспользоваться ее отсутствием и тут же послал  мне зов.

На его физиономии, надо отметить, было написано неподдельное смущение.

     "Макс, если уж  ты не претендуешь на сердце нашей  хозяйки,  будь добр,

спроси у нее, каким образом мы могли бы справить нужду, не  покидая кухню? А

то я сейчас опозорюсь, а выходить за дверь пока не хочется. Не раньше, чем я

попробую ее хваленое "семя дракона"!"

     "Ну да, и "кровь юных роз",- ехидно напомнил я. -- Спорю на что угодно:

твои  представления о  том,  какими  способами следует "веселить  тело",  не

ограничиваются дегустацией всевозможных настоек..."

     "Признайся  уж  честно,   что  завидно!   --  гордо  ответствовал  этот

новоиспеченный геронтофил. -- Так ты спросишь?"

     "Спрошу,  спрошу,  -- пообещал  я.  --  Между  прочим,  это  и  в  моих

интересах, коллега!"

     "Могу себе представить! -- развеселился он. -- Ты же больше меня выпил.

Не ожидал  от тебя такой  прыти! Думал, ты у нас единственный  трезвенник  в

Соединенном Королевстве. Удивляешь ты меня, парень!"

     "Я  тебя еще и не так удивлю", -- грозно  пообещал; я. И, не откладывая

столь важное дело  в долгий ящик, обратился  к нашей гостеприимной  хозяйке,

благо она как раз вернулась к столу, на сей раз с двумя  бутылочками: совсем

крошечной,  из  непрозрачного  синего   стекла  и   другой,  чуть  побольше,

разрисованной причудливыми красно-зелеными узорами. Я изложил ей  суть нашей

смешной, но неразрешимой проблемы. Та равнодушно  пожала  плечами: -- Ну так

отвори  окно. Подоконники  у меня, хвала боббурам, низкие. Земля все примет,

спасибо  скажет и душистой травой прорастет.  А я  отвернусь, чтобы  тебя не

стеснять.

     Делать было нечего: я  воспользовался ее советом, благодаря небо за то,

что  мои проблемы ограничивались малой нуждой, в противном  случае... даже и

не  знаю,  как бы я выкрутился! Мелифаро  насупился  и  даже  покраснел,  но

все-таки последовал моему примеру. Старуха  тихо  посмеивалась, прикрыв  рот

ладонью:  думаю,  наше  смущение  доставило  ей  ни   с  чем  не   сравнимое

удовольствие.

     --  Как  дети малые,  --  с ласковой укоризной  сказала она,  обращаясь

скорее к невидимому собеседнику, чем к кому-то из нас.

     Убедившись,  что  с житейскими проблемами на какое-то время покончено и

мы  наконец  обрели  счастливую  способность  заниматься  чем-то  еще,  наша

хозяюшка  занялась откупориванием синей бутылочки. Пестрая отправилась то ли

в карман  ее просторного  одеяния, то ли за пазуху, --  одним словом, с глаз

долой.  Она взяла мой стакан, нацедила туда на полпальца  густой  киноварной

жидкости, разбавила молоком  из кувшина. Эффект получился потрясающий: цвета

не  смешались,  как  это   обычно   бывает,  горячая  темно-красная  глубина

многообещающе просвечивала сквозь тусклую белую толщу молока.

     --  Это и есть "тайная кровь  роз"? --  зачарованно спросил я,  любуясь

игрой жидкого пламени в собственном стакане.

     --  Нет, что  ты! -- укоризненно сказала старуха. --  Кровь  роз нельзя

разбавлять молоком, смотри не вздумай, если тебе когда-нибудь случится с ним

встретиться! Это семя дракона.

     -- "Веселящее тело"? -- машинально уточнил я.

     -- Вот именно. Не болтай,  а пей. Не бойся,  плохо от моих настоек  еще

никому не было!

     Я почему-то и не  сомневался. Странно вообще-то:  обычно я  с известным

недоверием  отношусь даже к незнакомым блюдам,  а уж  ко  всяким  колдовским

снадобьям, если  они приготовлены  не моими руками,  --  и подавно!  Я  взял

стакан, адресовал хозяйке благодарный  взгляд (надеюсь, он был красноречивее

любых  слов) и  сделал  глоток.  Вкус напитка показался  мне  трогательным и

уютным -- будто я пригубил молочный  коктейль домашнего приготовления. Потом

мне  стало тепло и спокойно -- так  спокойно, что если бы в  тот миг за мной

явился ангел  смерти, я бы дружелюбно  предложил ему присоединиться к нашему

застолью: дескать, торопиться некуда...

     Оказалось,  что  мое  тело  хотело  не  столько  "веселиться",  сколько

отдыхать.  Во всяком случае, глаза  начали закрываться.  Поначалу  я пытался

сопротивляться сну: мне было жаль расставаться с миром бодрствующих  людей в

тот самый момент, когда там наконец-то стало приятно находиться.

     --  Не гони сон: он добрый друг, -- дружелюбно  подмигнула мне хозяйка.

--  Прими  его  как  дар, если  уж он пришел за  тобой:  все  равно  ведь не

отвяжется.  Запомни: если сон  навязчив, как уличный  пес,  он будет ласков,

если ты его не прогонишь.

     Я послушно расслабился и заснул --  там, где сидел,  даже не помыслив о

том, чтобы устроиться поудобнее. ,.Мне и без того было так  удобно  -- лучше

не бывает.  Словно мое тело всю  жизнь  искало позу, в которой  ему было  бы

хорошо и комфортно, и вот  нашло  наконец-то. Снилась мне, следует отметить,

сплошная  порнография...  впрочем,  весьма  умиротворяющая  --  если  только

порнография может быть умиротворяющей.  Да  уж, никогда  не  знаешь, чего от

себя ждать, вот что я вам скажу!

     Пробудившись от своих "дионисийских" снов, я с  удивлением отметил, что

физическое и душевное благополучие не только не покинули меня, но, напротив,

окутали как некий восхитительный кокон, плотный и почти осязаемый. Казалось,

что это и есть мое нормальное состояние и поэтому теперь так будет всегда.

     Напротив меня восседал Мелифаро: сонный и изрядно потрепанный. Впрочем,

его физиономия  лучилась  столь недвусмысленным  благодушием,  что  мне и  в

голову не пришло,  будто парень нуждается в сочувствии. Скорее уж  наоборот:

ему можно  было  позавидовать. Некоторое время  мы  молча разглядывали  друг

друга -- словно встретились после долгой разлуки.

     -- Нам надо идти дальше, -- наконец сказал Мелифаро.

     --  Ну и ну! --  Я  удивленно покачал головой. -- Я-то думал, ты сейчас

начнешь ныть, что нам следовало бы задержаться здесь подольше...

     --  А я бы  и начал, --  честно  признался Мелифаро. -- Но наша хозяйка

сказала, что мы должны уходить, когда ты проснешься. Я пытался возражать, но

она  была неумолима, как наш шеф накануне  Последнего Дня года. Сказала, что

ее долг подчиняться какому-то  Великому Правилу,  причем сформулировать его,

хотя бы в общих чертах, наотрез отказалась... Зато она собрала нас в дорогу.

Грешные Магистры,  как  я люблю  женщин! Они не склонны считать существенное

второстепенным. -- Он одобрительно  похлопал по туго набитой  кожаной сумке.

-- Куча еды, ягодная настойка для поднятия  боевого духа и даже  специальное

тряпье  для  прогулок  по помойкам. Можешь  переодеться -- у тебя было такое

скорбное лицо, когда ты  кутался в  занавеску, что я решил:  новый костюм --

именно то, что тебе требуется.

     -- Ну, смотря какой  костюм, -- осторожно сказал я. -- Для  прогулок по

помойкам, говоришь?

     Парень, разумеется,  изрядно преувеличивал. Одежда, оставленная для нас

старухой, почти  в точности соответствовала моде моей  исторической  родины.

Штаны из плотной ткани, просторная куртка, доходящая  до колен, башмаки, чья

молодость  наверняка  миновала пару  дюжин  лет назад,  зато  разношенные  и

удобные  --  именно  то, что требуется  путешественнику. Мелифаро  брезгливо

морщился, разглядывая свой комплект, но здравый смысл победил: парень скрепя

сердце расстался с  импровизированным цветастым лоохи и быстро переоделся. Я

глазам  своим не поверил: как,  оказывается,  одежда меняет  внешность! Куда

только  подевался мой старинный друг,  сэр  Мелифаро,  единственный в  своем

роде, надежда  Тайного Сыска, предмет обожания  всех  окрестных трактирщиц?!

Вместо него рядом  со  мной  топтался  довольно  сердитый  юноша  --  смутно

знакомый,  но и только. Меня не  покидало дурацкое  ощущение, что  мы вместе

учились...  оставалось  вспомнить где и когда,  а потом возвращаться домой и

смело отправляться  в ближайший Приют Безумных, благо наши столичные знахари

-- большие доки по части ложных воспоминаний.

     -- Я чувствую себя каким-то бродягой ирраший-цем! -- сердито сказал мой

друг и сразу превратился в старого доброго сэра Мелифаро.

     -- Хорошо хоть не изамонцем! -- фыркнул я.

     --  Да  уж,  хвала Магистрам! -- добродушно проворчал  Мелифаро.  Легко

подхватил сумку и перекинул ее через  плечо. -- Продукты я  тебе  не доверю,

чудовище!  --  весело  сообщил  он.  --  Свою  жизнь  -- возможно,  но запас

продовольствия на полдюжины дней?! Никогда!

     -- Правильно,  -- невозмутимо  кивнул я.  --  Таскать  за  мной  всякую

поклажу  -- твоя непосредственная обязанность. Как  ты думаешь, зачем я тебя

вообще с собой брал?

     Он  легонько толкнул меня локтем в бок --  дескать, не  зарывайся! -- я

ответил столь же дружественным символическим тычком коленкой под зад, тут же

получил  второй  пинок,  на сей раз более чувствительный.  Вот так,  пихаясь

локтями и  коленями,  будто школьники, мы и ввалились  в таинственный  новый

Мир,

     -- Об  изамонцах довольно подробно рассказывается в повести "Корабль из

Арвароха и  другие неприятности"; человеку, который  ее не  читал,  довольно

сложно  объяснить подоплеку этой шутки. поджидавший  нас за дверью.  Следует

отметить,  что в  столь радужном настроении мы  по  Лабиринту  Менина еще не

бродили.

     Поэтому когда нам в глаза ударил ослепительный свет разноцветных огней,

а  уши  мгновенно  заложило  от  сумбурной  симфонии  человеческих  голосов,

громкого смеха  и нескольких  танцевальных мелодий,  вразнобой  доносившихся

отовсюду, мы ни на мгновение не удивились, словно заранее знали, что в таком

настроении можно попасть только на праздник.

     --  Макс,  -- весело спросил Мелифаро,  -- может быть, задержимся здесь

немного, если уж  так повезло?  Это здорово похоже на ярмарку  в Нумбане  --

отец  пару  раз  возил  меня туда, когда  я  был маленьким... Только  здесь,

по-моему,  не  торгуют всякой  скучной  сельскохозяйственной дрянью.  Просто

веселятся. И правильно делают.

     --  И  еще  это  похоже  на  Луна-парк,  --  улыбнулся  я.  Поймал  его

вопросительный взгляд  и  объяснил:  --  Тоже что-то вроде ярмарки.  Качели,

карусели, музыка,  всякие  вредные для желудка  вкусности на  каждом углу --

словом, все,  что нужно для  счастья, если тебе  девять  лет... ну, я имею в

виду -- около сорока, по вашим меркам.

     -- Мне  и  сейчас нравится, -- восторженно объявил он. -- Давай немного

здесь погуляем.

     -- Давай,  --  великодушно  согласился  я.  -- Единственное,  что  меня

удручает...

     -- А тебя все еще что-то удручает? -- укоризненно спросил Мелифаро.

     --  Угу. У нас нет денег -- по крайней мере, местных.  А  бесплатно нам

вряд ли кто-то даст покататься.

     -- Деньги --  это  пустяки, --  жизнерадостно  возразил он.  --  Сейчас

быстренько вытянем кошелек из ближайшего кармана...

     -- Тебе не стыдно, сэр Тайный Сыщик? -- Я укоризненно покачал головой.

     -- С какой  стати?! -- возмущенно фыркнул Мелифаро. -- Ты сам все время

твердишь, что Лабиринт  Менина --  сплошное наваждение. Мое наваждение --что

хочу,  то и  делаю! А в  настоящий момент у меня  есть  только одно желание:

покататься  на карусели. Если  мое желание не осуществится, я умру,  и делай

что хочешь!

     -- Ты был прав, когда говорил, что впадаешь в детство, -- ехидно сказал

я. -- Счастье, что твой спутник я, а не сэр Лонли-Локли, а то стоять бы тебе

в углу до завтрашнего утра! Ладно уж, считай, что все кошельки этого Мира --

твои...  по крайней мере, те, которые ты сумеешь незаметно извлечь  из чужих

карманов.

     -- Обижаешь! -- хмыкнул Мелифаро. -- Меня сэр Кофа пару лет этому учил:

ремесло карманника -- азы нашей работы. Это только ты у нас такой гений, что

Миры  создавать научился прежде, чем стрелять  из ба-бума, а  рыться  в Щели

между Мирами тебе проще, чем в чужих карманах...

     -- Да, я у нас гений, -- скромно подтвердил я. -- Ладно, валяй. Кидай к

моим ногам чужие кошельки, я не рассержусь!

     Но согрешить нам  так  и не  привелось.  Судьба решила во что бы  то ни

стало   оберегать  нашу  нравственность,   и   без   того  сомнительную,  от

разлагающего  влияния насущной необходимости. Мое  внимание привлекла  яркая

надпись  над кассой ближайшего аттракциона (тот факт, что  и язык, и алфавит

оказались знакомыми, меня обрадовал, но совершенно не  удивил): "Купите себе

пять  минут  удовольствия. Для  женщин  -- 8 фриков, для  детей  -- 3 фрика,

мужчины сегодня и всегда -- БЕСПЛАТНО".

     -- Смотри-ка! -- восхищенно сказал я Мелифаро. -- Кажется, мы  с  тобой

попали в славное местечко. Нас здесь любят!

     -- Ну хоть где-то нас любят, -- рассеянно отозвался  он (очевидно,  уже

сосредоточился на  выборе "жертвы"),  потом прочитал  объявление,  и рот его

приоткрылся,   как   у  деревенского  дурачка  на  экскурсии  по  химической

лаборатории. -- Во дела, Макс! -- восхищенно сказал он. -- Что же это за Мир

такой замечательный?!

     -- Иди покатайся на карусельке, радость моя,- весело посоветовал я ему.

-- Разбираться потом будешь.

     --  Или  не  буду вовсе,  --  легкомысленно  согласился он.  --  А  ты?

Составишь мне компанию?

     -- Не сейчас,- улыбнулся  я. -- Очень  хочу полюбоваться на это зрелище

со  стороны: когда  еще доведется  увидеть грозного сэра  Мелифаро верхом на

зеленой лошадке!

     --  Никаких лошадок!  -- горделиво возразил он. -- Сколько себя  помню,

всегда катался на драконах. А здесь они тоже есть.

     Дождавшись,  пока  карусель   остановится,   Мелифаро  беспрепятственно

поднялся  на помост (объявление над кассой не было шуткой,  чего я в глубине

души слегка  опасался), оседлал дракона, розовые бока которого были украшены

аляповатыми  разноцветными  ромашками,  и  с  блаженным  лицом  кружился под

незатейливую,  но очаровательную мелодию --  так мог бы  играть  деревенский

музыкант, которому в детстве довелось послушать Вивальди.

     Я   не   столько   любовался   этим   незабываемым  зрелищем,   сколько

осматривался. Мне  было чертовски интересно: куда  нас  на сей  раз занесло?

Некоторые догадки уже зародились в моей голове (иногда оный предмет не столь

бесполезен,  как  может  показаться),  дальнейшие наблюдения подтвердили мою

правоту.

     Хозяева  аттракционов,  обещавшие  мужчинам   бесплатное  катание,   не

рисковали  разориться: мужчин здесь было мало,  гораздо меньше, чем женщин и

детей. Что касается детей, мальчики среди них тоже встречались не так часто,

как  девочки,  -- хотя с детьми  бывает непросто разобраться,  особенно если

почти все они коротко острижены и одеты в разноцветные  шорты и футболки.  А

вот мужчину  от женщины  можно  было отличить на  любом расстоянии: наш брат

мужик  в  этом  жизнерадостном  Мире  явно  отличался  пристрастием к пышным

прическам,  нарядным   рубахам,   пижонским   узким   брюкам,   немилосердно

подчеркивающим их, с позволения сказать, первичные половые признаки,  и, что

потрясло меня больше всего, --  декоративной  косметике. Справедливости ради

следует отметить, что  тем  представителям мужского  пола,  которых  я успел

разглядеть,  это  было  к лицу: ребята отнюдь  не  напоминали  расфуфыренных

трансвеститов, скорее уж --  хорошо загримированных  актеров, подобранных на

главные роли в  каком-нибудь телесериале о большой  и страстной  любви. Мне,

конечно, довольно трудно судить о мужской красоте, но я был готов спорить на

что угодно: именно такие физиономии и сводят с ума истосковавшихся по пылким

отношениям домохозяек! На их  фоне мы с Мелифаро в своих походных костюмах и

растоптанных ботинках явно здорово проигрывали.

     А  вот  местные  женщины  выглядели  более  чем  скромно:  с  короткими

мальчишескими  стрижками, в просторных брюках и не менее просторных рубахах,

отчего  их  фигуры  поначалу  казались  бесформенными, в  туфлях  на  низком

каблуке, на лицах -- ни капли макияжа. И все же было в них нечто необъяснимо

привлекательное,  почти завораживающее. Уже позже, задним числом, я понял: в

них  ощущалась сила  и неописуемая уверенность в себе  -- амазонки какие-то,

честное слово!  "Наверняка тут у них матриархат, --  резюмировал я про себя.

--  Что  ж, будем надеяться,  что  нас  не примут  за...  мальчиков  легкого

поведения!"

     Когда Мелифаро покинул декоративное седло на спине  розового дракона, я

уже   приблизительно   сформировал  стратегию  нашего  поведения:   тихонько

наслаждаться жизнью,  благо денег  с  нас  за это вроде  как  не  собираются

требовать, и не выпендриваться. Авось сойдет!

     --  Пошли  еще  где-нибудь  покатаемся!  -- потребовал  он.  Я  кивнул,

поскольку  понял,  что  здорово  соскучился  по  простым, но  восхитительным

радостям   бытия,  испытать  которые  может  только  беззаботный  посетитель

Луна-парка или ярмарки -- как бы ни называлось это воистину волшебное место!

     Неприятностей  нам  вроде  как не  светило,  скорее наоборот:  женщины,

проверяющие билеты у аттракционов, смотрели на нас с  дружелюбной симпатией;

женщины, с  которыми  мы оказывались соседями во время катания,  проявляли к

нам не  слишком ярко  выраженный,  но  все же ощутимый  интерес; женщины,  с

которыми мы сталкивались в толпе,  окидывали  нас оценивающими взглядами, но

никаких  грубых  замечаний,  хвала  Магистрам, не  отпускали.  Что  касается

мужчин, они вовсе не обращали на нас внимания. Насколько  я успел  заметить,

ребята  с  полной  самоотдачей посвятили  себя  служению  прекрасным  дамам:

стреляли  глазками, призывно улыбались, что-то  шептали, уткнувшись губами в

нежную   мочку  уха   собеседницы,  а   порой   демонстрировали   совершенно

непристойные  жесты -- впрочем, не без известного  изящества.  Дамам все это

наверняка нравилось, но  бросаться  в объятия искусителей они,  кажется,  не

слишком  торопились.  Впрочем,   все   эти  наблюдения  я  сделал  пользуясь

исключительно -боковым  зрением: не до того было. Мы  с  Мелифаро кружились,

кружились  и  кружились  всеми  возможными  и невозможными способами, словно

подрядились испытать  все аттракционы в этом царстве развлечений. Оттянулись

на полную катушку!

     Наконец мы ощутили приближение первого приступа морской болезни и сочли

за благо взять  тайм-аут.  Не сговариваясь, мы начали оглядываться в поисках

какого-нибудь уличного  кафе:  такого, чтобы  попасть  туда  можно  было  не

пересекая роковую черту дверного  проема. Очень уж  нам не хотелось покидать

это замечательное  местечко  -- в  глубине  души я подозревал,  что  на весь

бесконечный Лабиринт Менина  другое такое не  отыщется:  мало того, что  нас

здесь никто не хотел убить, так еще и на каруселях бесплатно катали!

     Летних  кафе здесь оказалось полным-полно, просто они  располагались на

некотором расстоянии от аттракционов, как бы  очерчивая периметр этой страны

незамысловатых чудес. В  каждом  нас встречало традиционное объявление: "Для

мужчин -- бесплатно!" -- везде  звучала простая, но мелодичная  музыка -- мы

даже  какое-то  время  побродили  между   разноцветными  столиками,  выбирая

музыкальный фон,  который  удовлетворил  бы наши  не столь  уж схожие вкусы.

Наконец  мы  опустились  в  удобные мини-шезлонги  заведения,  каковое гордо

именовалось "Королевский приют", поскольку великодушно решили:  что подходит

королям, то и нас худо-бедно устроит.

     К  нам тут же подошла хозяйка заведения,  на  удивление привлекательная

дама  средних  лет. Ее очарование совершенно не портила бесформенная одежда,

даже легкий пепел седины, припорошивший темные волосы, был ей к лицу.

     -- Нечасто к нам заходят женатые мужчины! -- одобрительно заметила она.

-- Ваши жены  сущие ангелы, мальчики,  если  позволили вам  развлекаться без

них! Уж не удрали ли вы из дома, проказники?

     Мелифаро  открыл было рот, чтобы высказать все,  что он думает по этому

поводу (одна  только мысль  о  том,  что кто-то может  "позволить"  или  "не

позволить" ему делать все, что он  сочтет нужным, способна довести парня  до

бешенства), но я предусмотрительно наступил ему на ногу под столом: дескать,

молчи, я сам разберусь. К счастью, он чертовски понятлив... иногда.

     -- Мы хорошо себя вели, -- скромно сказал я этой приветливой леди. Она,

к моему величайшему восторгу, понимающе кивнула. Воодушевленный столь теплым

приемом, я осторожно спросил: -- А как вы догадались, что мы женаты?

     -- Вот глупенький! -- рассмеялась она.- Были  бы вы такими скромниками,

если бы жены  за вами  не  присматривали, как  же! Знаю я  вашего брата: мой

муженек до сих пор норовит глаза подкрасить, а ведь как я за ним слежу... Да

и одежда на вас домашняя. Сразу видно хорошо устроившихся в жизни мальчиков!

     -- Да, я как-то не подумал, что у нас все  на лице написано, -- опустив

очи долу, пролепетал я. -- Какой же я недогадливый, право!

     На   самом  деле  меня  распирало   от  смеха,  но  я  дал  себе  слово

сдерживаться: очень уж  не  хотелось  подниматься из-за стола и искать  себе

место  для  отдыха  на противоположном  конце  парка аттракционов. Мелифаро,

кажется,  пребывал в глубочайшем  шоке. Я-то,  признаться, полагал,  что его

способность  наблюдать и  анализировать  все  еще при  нем,  и парень сделал

примерно те  же  выводы  о  здешнем общественном  устройстве,  что  и я, но,

кажется, я недооценил  его способность самозабвенно отдаваться развлечениям.

Мой  друг  не  заметил  ничего,  кроме  огней,  музыки  и  прочих  атрибутов

праздника, гостями которого мы столь неожиданно оказались.

     --  Что  вам принести,  милые?  -- радушно спросила  хозяйка  кафе.  --

Подумать только, женатые  мужчины  у  меня в гостях! Вот уж мои  конкурентки

обзавидуют-ся!.. Заказывайте, не стесняйтесь, для вас мне ничего не жалко.

     -- Если ничего не  жалко, принесите  нам  что-нибудь  на  ваш  вкус, --

решительно  сказал   я.   Меньше   всего  на  свете  меня  сейчас   прельщал

интеллектуальный  труд  над местным  меню.  --  Немножко  выпивки,  немножко

закуски -- все, что требуется, чтобы скоротать время за приятной беседой.

     -- Ах ты мой золотой,  как же ты  доверяешь моему вкусу! -- восхитилась

она.  Подмигнула Мелифаро  и  нежно спросила:  --  А  ты согласен  со  своим

приятелем, -господин молчун?

     Надо  отдать  должное  парню:  он  не  взорвался,  хотя,  судя  по  его

покрасневшей физиономии, дело к тому шло. Но  он молча  кивнул, изо всех сил

изображая смущение.

     --  Такой  молоденький  и  уже женат,  --  ласково  бормотала  женщина,

отправляясь на кухню. -- Каких только шуток любовь с людьми не шутит!

     Мы остались одни, и Мелифаро уставился на меня дикими глазами. Все  его

существо сейчас истекало одним немым вопросом: "Что здесь происходит?!?!"

     -- Где  же твоя хваленая наблюдательность?  -- укоризненно  спросил я.-

Неужели ты еще не  понял: здесь матриархат, причем очень ярко  выраженный. А

ты  думал,  почему  нас бесплатно  кормят  и  развлекают?  На  моей  родине,

например, существуют ночные клубы, где мужчины платят за вход, а  женщины --

нет. Думаю, здесь тоже начиналось с чего-то в таком роде...

     -- Как ты сказал? "Матохерат"? А что это такое?  -- ошеломленно спросил

мой друг.  Я  попытался  объяснить,  он  удивленно  качал  головой  и вообще

производил  впечатление  человека,  изрядно  сбитого  с  толку.  До  меня  с

некоторым  запозданием  дошло:  чтобы понять, что такое  матриархат, следует

быть знакомым хотя бы  с патриархальным устройством общества. В  Соединенном

Королевстве уклад какой-то другой, какой именно -- не берусь сформулировать.

Что касается политики, мужчины у  нас -- фигуры более заметные,  а  женщины,

как я  постепенно выяснил, -- более влиятельные. В семейной жизни существует

своего рода  равноправие, основанное на прочном фундаменте непонимания:  а с

какой стати  кто-то должен  быть  "главным"?  Фамилии берут и материнские, и

отцовские,   руководствуясь,  скорее,   их  благозвучностью,   чем  каким-то

принципом. В  других государствах Мира  все еще  более запутано: например, в

Куманском  Халифате  существуют  гаремы,   но  в  то  же  время  большинство

государственных служащих, в том числе полицейских, --  женщины. В Шиншийском

Халифате, как мне рассказывали, у мужчины вообще очень мало шансов поступить

на службу  в армию: там считается, что наш  брат  мало пригоден для войны. В

Изамоне,  где высокие государственные должности распределяются исключительно

между  мужчинами,  все мужья  поголовно  боятся своих  жен: больно  уж много

юридической  власти  отдает   в  распоряжение   их  суровых  подруг  местное

законодательство. В частности, любая женщина может выгнать  мужа из дома, не

объясняя  причину столь жестокого поступка, и, что еще  хуже, она не обязана

отдавать ему ни гроша  из им же заработанного  "общего"  имущества. Ну и так

далее  -- это  я все к тому,  что ни патриархальными,  ни матриархальными, в

традиционном понимании этих терминов, обществами в нашем Мире, кажется, и не

пахнет. Поэтому  мои  попытки  объяснить Мелифаро, что  такое  "матриархат",

отняли несколько больше времени, чем я рассчитывал. Кроме всего, он еще то и

дело  отвлекался  от  беседы: с  новым, обострившимся  интересом разглядывал

окружающих, очевидно  искал  в их  поведении  то  ли доказательства,  то  ли

опровержения моих слов.

     -- Кажется, я понял, -- наконец  вздохнул  он. -- А я-то  еще с  самого

начала удивился: какая у них мода странная!  Мужики нарядные, причесанные, а

леди  одеты,  словно собрались поработать на  ферме, а не развлечься. Теперь

понятно: если  женщины  здесь  главные, надо  стараться им  понравиться. Вот

ребята  и  стараются как могут.  И вся  эта  бесплатная кормежка...  Они нас

кормят,  как  птиц:  потому что это  забавно и  доставляет  удовольствие. И,

наверное, еще потому, что мужчина в  этом странном месте вряд ли может  хоть

что-то  заработать:  его  просто никто не  возьмет  на  работу. У  них  это,

наверное, не принято.

     --  Думаю,  заработать  все-таки  можно,   --  усмехнулся   я.  --   Но

исключительно своим прекрасным телом. Гляди! --  Я указал  ему на нескольких

нарядных, искусно причесанных мальчиков,  вертевшихся  вокруг  двух  пожилых

леди. Молодые люди вели себя  с  недвусмысленной развязностью -- точь-в-точь

недорогие проститутки моей  родины. Дамы оценивающе  оглядывали их с  ног до

головы, небрежно похлопывали по  поджарым ягодицам, понимающе перешучивались

между собой  -- жаль,  что вполголоса:  я  был почти  уверен, что с  их  уст

срываются  умопомрачительные  непристойности. Наконец женщины  выбрали  двух

молодых  людей, покровительственно обняли их  за плечи -- каждая своего -- и

неторопливо удалились. Отвергнутые  "плейбои" немного  потоптались на месте,

пошептались и наконец отчалили --  на  поиски новых интересных  знакомств, я

полагаю. Мелифаро зачарованно смотрел вслед  удаляющимся парочкам.  Кажется,

его проняло.

     Хозяйка  кафе  вернулась  с   огромным,  тяжелогруженым   подносом.  Ее

представления  о том, что такое "немного", явно  не  совпадали с моими, но я

скорее обрадовался такому недоразумению, чем огорчился.

     Она  некоторое  время  ласково   ворковала   с   Мелифаро  пытаясь  его

растормошить, но у нее ничего не вышло: мой любвеобильный друг был явно не в

духе.  Впрочем, в глазах  нашей  новой знакомой  его  замкнутость  наверняка

выглядела как очаровательная застенчивость, подобающая  женатому мужчине.  Я

же вовсю наслаждался нелепостью ситуации -- когда еще доведется!

     --  Если тебе  здесь  больше не нравится, можем уйти в любую минуту, --

напомнил я Мелифаро. -- Впрочем, я бы предпочел сначала поужинать. И немного

выпить.  И покурить --  даже  если это  здесь не принято.  И самое  главное,

обсудить с тобой кое-что... если ты, конечно, не против.

     --  Мне здесь действительно не слишком нравится, -- проворчал Мелифаро.

--  Но выпить я тоже не прочь, да и закуска не помешает... Знаешь, чудовище,

я уже  довольно долго живу на свете и за это время как-то успел привыкнуть к

тому,  что...  А, ладно, плевать! В конце концов, это не  наши  проблемы. По

сравнению с той раскаленной пустыней здесь все  равно райское местечко. Да и

шерстью до пояса они не поросли, что вполне удовлетворяет  моим эстетическим

потребностям.

     --  Вот  именно, --  кивнул я.  --  От  добра  добра не ищут. Когда еще

выпадет возможность спокойно поговорить...

     --  А  о  чем,  кстати,  ты  собираешься  трепаться? -- с  набитым ртом

поинтересовался он. -- Придумал что-нибудь?

     -- Нет пока. Поэтому трепаться будем  о твоей  насыщенной личной жизни,

за неимением другой темы, -- усмехнулся я.- Только не обижайся. Мел. Я бы ни

за что не стал совать нос в твои дела, но мне необходимо кое-что выяснить.

     -- Например, спал ли я с нашей гостеприимной! хозяйкой, пока  ты  дрых,

сидя на  стуле?  -- насмешливо перебил меня он.  -- Ну, предположим. И что с

того?! Тебе  интересны подробности?  Могу  и подробности! выложить, если  ты

убедишь меня, что они имеют фатальное значение для судеб вселенной...

     -- Да иди ты со своими подробностями! -- нетерпеливо отмахнулся я. -- У

меня, хвала Магистрам, богатое воображение... Я хочу, чтобы ты просто описал

мне: как она выглядела?

     -- Кто?! -- изумленно переспросил Мелифаро.

     --  Кто,  кто... Твоя вчерашняя подружка,  эта  колдунья, опоившая  нас

благословенным "соком пыльной полыни", наш добрый ангел, одним словом.

     -- Макс, не дури, -- строго сказал мой друг. -- Ты же видел ее не хуже,

чем я...- Он озабоченно нахмурился  и сочувственно  спросил: -- Что, у  тебя

проблемы с  памятью? Начинаешь забывать наше путешествие? Вот напасть! Хвала

Магистрам, я пока вроде бы все помню...

     -- Нет, с памятью у меня все в порядке, -- успокоил его я. -- Не в этом

дело. Просто опиши мне, как выглядела наша  хозяйка, -- так, словно я слепой

и не мог  ее увидеть.  Я тебе потом все  объясню.  Это не розыгрыш, дружище.

Если тебя гложут сомнения, могу принести какую-нибудь страшную клятву.

     -- Ну... ладно, -- растерянно  согласился он. --  Если ты так хочешь...

Она  невысокая,  худенькая,  кожа  смуглая...  или  загорелая,  она ведь  на

огороде, наверное, возится целыми днями! Волосы темно-каштановые, причесаны,

мягко  говоря, небрежно,  -- он  нежно  улыбнулся  недавнему воспоминанию  и

уточнил:  -- То есть такое впечатление, что гребней в ее доме не водится, но

ей  эта лохматость даже  идет.  Глаза  -- вот же, драный Магистр, а  ведь не

помню точно! Кажется, все-таки зеленые, но тут я могу ошибаться...

     -- Ясно,  --  кивнул  я. -- Вполне достаточно.  Спасибо. А теперь скажи

мне: сколько ей лет -- я  имею в виду, на сколько лет она  выглядит? Если не

принимать во внимание, что некоторые люди умеют колдовать и все такое...

     --  Ну... -- неуверенно протянул  он, --  с виду  она --  наша  с тобой

ровесница, а то и  помладше. Вообще-то,  я бы еще меньше лет ей дал, если бы

не эти  многозначительные  рассказы  6  бывшем  муже и намеки  на  невидимое

присутствие какой-то "старой  Герды"... Ну да, ты еще ночью мне говорил, что

она, наверное, старая ведьма -- но какая, к Темным Магистрам, разница!

     -- Я  не  произносил  слова  "наверное", -- поправил его я.  --  Просто

сказал тебе,  что она старая. Не предположил, а констатировал факт. Факт при

этом визжал и вырывался, но я его все-таки констатировал... Не догадываешься

почему?

     -- Наверное, ты внимательнее прислушивался к ее болтовне, чем я. --  Он

пожал  плечами и, как мне показалось,  довольно  смущенно признался: -- Я-то

все больше ее ножки  рассматривал: уж больно соблазнительно они  выглядывали

из-под накидки!..

     -- А кстати, какого цвета была накидка? -- подскочил я.

     -- Красная.  Вернее, ярко-алая... А  к  чему ты,  собственно,  клонишь,

Макс? Какая разница, сколько лет моей  случайной подружке? Она была красива,

ласкова  и  заботлива, она  помогла мне  отвлечься  от воспоминаний  об этом

грешном пекле, так что нынешней ночью я. наверняка буду спать спокойно и без

кошмаров -- если, конечно, мы  найдем подходящее для  сна место... По-моему,

вполне достаточно, чтобы всю жизнь вспоминать ее с благодарностью.

     -- Да  вспоминай на  здоровье,  --  вздохнул  я.  --  Просто... Не хочу

подмешивать к твоим сладким  воспоминаниям свои, чуть менее сладкие, но  мне

кажется, ты  должен  это  знать,  поскольку  всю  информацию  о  наваждениях

Лабиринта  лучше держать  не в  одной  голове, а в обеих... Понимаешь, какое

дело,  дружище:  ты  .всю  ночь видел перед собой  молодую  девушку, а  я --

глубокую старуху. Все остальное вроде  бы  совпадает: цвет ее одежды, слова,

которые она говорила... И теперь я пытаюсь разобраться: почему так вышло?

     -- Ну...-  к  моему глубокому облегчению,  Мелифаро совершенно спокойно

отнесся  к моим  словам,  --  может быть, все  объясняется просто: она сразу

положила глаз на меня и напустила на тебя наваждение,; чтобы ты не приставал

к ней со своими глупостями?! Или наоборот, ты видел все как есть, а меня эта

плутовка околдовала, о чем я, кстати, совершенно не жалею. Подумаешь -- мало

ли как это выглядело со стороны!

     -- Может быть, и так, -- неохотно согласился я. Его объяснение казалось

очевидным и правдоподобным,  но что-то в нем меня  не устраивало. Слишком уж

банально.  Мне почему-то  казалось, что игра  в Лабиринте Менина  ведется по

более  изящным  правилам,  и  в  последнее  время меня не  оставляла смутная

надежда, нашептывающая мне, что эти правила вполне поддаются формулировке...

и  что тот,  кто  сумеет постичь их странную логику, может  рассчитывать  на

благоприятный исход путешествия.  Скажу больше: в  глубине души я  уже тогда

был уверен,  что  ответ лежит где-то на  поверхности и надо лишь  хорошенько

пошарить в его поисках.

     --  Не  бери  в  голову,  Макс, всякое  бывает!  --  великодушно сказал

Мелифаро, поднимая стакан с  темно-оранжевой жидкостью, которая вполне могла

оказаться наливкой из какого-нибудь местного аналога абрикосов, с некоторыми

незначительными  аранжировками  в области вкуса и  аромата. -- Эта  колдунья

положила  глаз  на  меня, а  вот нашу леди Меламори я у тебя  так и не  смог

отбить,  как  ни старался,  даже  пять  лет назад, после того как между вами

бешеный индюк пробежал... Никогда заранее не знаешь, кто тебя  приголубит, а

кто пошлет подальше!

     --  Что?  -- изумленно переспросил я. Его  разглагольствования отвлекли

меня от размышлений, так что  , я не разу понял, о чем речь. А когда  понял,

тихо рассмеялся.  -- Парень, если бы все наши проблемы сводились к тому, кто

кого приголубил...  тебе не  кажется,  что мы  были  бы  самыми беззаботными

существами во вселенной?

     -- Ну не скажи!  -- серьезно возразил Мелифаро. -- Я знаю кучу ребят, у

которых других проблем отродясь не было. И что же? Счастливчиками я бы их не

назвал!

     Мои попытки  вернуться  к  серьезным размышлениям  так и  не увенчались

успехом: парень вдруг решил, что его священный долг -- немедленно ознакомить

меня с  невразумительными,  но  душещипательными сердечными  проблемами  его

бесчисленных  родственников,  друзей  и  бывших  однокашников.  Возможно, он

действительно   намеревался  меня  растрогать,  но  смог  только  насмешить.

Впрочем,  ничего  иного  мне  и  не  требовалось,  если  честно.  Я  здорово

расслабился -- словно  мы сидели где-нибудь  в одном из летних ресторанчиков

Нового  Города,  а  не в одном из тупиков Лабиринта Менина, из которого надо

было как-то выбираться -- а вот как?..

     Наконец  мы  решили,  что  пора бы  и  честь знать.  Разноцветные  огни

аттракционов гасли один  за другим,  столики  кафе  опустели.  Наверное,  по

местным  меркам  наступила  ночь и всем  "добропорядочным  женатым мужчинам"

следовало  отправляться  по  домам,  чтобы   не  нарваться  на  какие-нибудь

неведомые неприятности.

     Приветливая  хозяйка  не  отказала  себе  в  удовольствии  немного  нас

проводить.  Чтобы  поддержать  разговор,  я  спросил,  почему  ее  заведение

именуется   "Королевский   приют":   на   фоне   многочисленных   "Лакомок",

"Сладкоежек", "Сластен" и "Сытых добряков" название  действительно выглядело

несколько вызывающе.

     --  О,  да  я  его  только  вчера  и  переименовала!  --  Хозяйка  явно

обрадовалась возможности  поговорить  на эту тему. --  Сестры  Тайсон полдня

табличку делали, -- пожаловалась она,  -- и  еще за  срочность  двойную цену

взяли...  А ведь это  такая забавная история со мной вышла!  Второго дня под

вечер  заявился ко мне прехорошенький  мальчик -- а уж какой нарядный,  слов

нет!  Будто  на карнавал собрался. И  любезный, и приветливый. Я сперва было

подумала,  он  из  тех,  кто  готов предложить  свою любовь всякой, лишь  бы

заплатила побольше, но потом поняла: он не из таких, просто манеры у него на

удивление вольные. -- Она  умолкла, явно пытаясь  воспроизвести  перед своим

внутренним взором портрет "прехорошенького" гостя.

     -- И что? -- дрогнувшим голосом спросил я, уже предчувствуя ответ.

     --  Этот  мальчик все  время  говорил,  что  он король,  представляешь,

лапушка?! -- охотно сообщила она. -- Я сначала думала, что он шутит, а потом

поняла: бедный  мальчик сам верит  всему, что говорит.  Возможно, он  просто

помешался  от  несчастной  любви, так  бывает. Хотя  не понимаю: и как можно

такого не любить?!

     -- Я тоже, -- деревянным голосом  сообщил я. -- Думаю, вы рассказываете

о  моем помешанном соседе. Живет один такой  рядом с нами, тоже твердит, что

он король... Как вашего гостя звали? Он называл свое имя?

     -- Называл,  только я запамятовала. Странное какое-то имя: не то Георг,

не то Грег, не то еще как-то...

     -- Гуриг, --  подсказал я,  чувствуя,  что сердце  вот-вот  выскочит из

груди --  так  гулко оно  бухало по ребрам. -- Точно, мой сосед... А куда он

потом пошел; вы не знаете?

     -- Он ушел с такой красивой дамой, -- с явным сожалением вздохнула она.

--  А  мне уже  потом,  когда  он  ушел, пришло в голову  переименовать  мою

"Сладенькую булочку"  в "Королевский приют". На  память  об этом  прелестном

мальчике  --  коль  уж  он называл  себя  королем...  Посетителям  вроде  бы

нравится: все хотят отдохнуть в "Королевском приюте"!

     -- Конечно, -- заверил ее я. -- Отличное название. Просто великолепное.

     Наконец  наша опекунша  с  явным сожалением отправилась  обратно.  Мы с

Мелифаро понимающе переглянулись.

     --  Итак,  здесь  отметилось   наше  заблудшее  величество,  --  ехидно

констатировал он. -- Чтоб ему пусто было, любителю приключений!

     --  Боюсь, Гуригу  сейчас и  без наших пожеланий вполне пусто, -- в тон

ему усмехнулся я.

     -- Задержимся здесь и  попробуем его разыскать? -- неуверенно предложил

Мелифаро.

     -- Думаю, это совершенно бессмысленно, -- вздохнул я.

     --  Ну  уж, так сразу и бессмысленно! --  довольно  вяло огрызнулся он.

Думаю,  за  годы  нашей  дружбы  у  парня  выработалась устойчивая  привычка

возражать мне по любому поводу.

     --  Скажи: ты  видел  здесь парочки,  занимающиеся любовью на  открытом

воздухе? -- невозмутимо поинтересовался я.

     Прежде  чем  ответить,  Мелифаро  еще  раз  добросовестно  огляделся по

сторонам.

     -- Ну, предположим, нет... пока, по крайней мере, -- признал он.  В его

голосе  звучало  не  то  разочарование,  не  то готовность  исправить  столь

досадное положение вещей. -- А с чего это ты спрашиваешь?

     -- С того, что если Его Величество действительно ушло с какой-то дамой,

она безусловно повела  его к себе домой...  или еще  куда-нибудь,  не важно.

Главное, что ему наверняка понадобилось войти в какую-нибудь дверь... Ладно,

даже если дама была одержима  невинным  желанием покатать нашего монарха  на

карусели, и  ничего больше, неужели ты думаешь, что за это время ему ни разу

не захотелось в уборную? А туалеты в любом цивилизованном обществе находятся

за закрытыми дверями, поверь уж крупному специалисту в этом вопросе!

     -- А если наше величество выше этих человеческих слабостей? --  фыркнул

Мелифаро. И  тут же  задумчиво  признал: -- Ты  прав, Макс:  в любом  случае

Король вряд ли станет спать на улице, а это значит...

     -- Именно это я и хотел сказать. Он был  здесь позавчера. За два дня ни

разу не воспользоваться дверью... Практически невозможно!  Единственный  наш

шанс  найти Гурига  --  это  столкнуться с  ним  нос к  носу в  каком-нибудь

очередном "тупике".

     -- А если двери на него  не действуют, что тогда? -- озабоченно спросил

Мелифаро. -- Вдруг здесь для каждого свой способ переходить из одного Мира в

другой?!

     Признаться, эта  мысль уже посетила и  мою голову, но я настойчиво гнал

ее прочь.

     -- Ты  понимаешь,  какое дело, -- честно  сказал я|  Мелифаро, -- я  не

очень-то хочу сойти с ума. Во всяком случае, я собираюсь тянуть с этим делом

до последнего. Поэтому  я предпочитаю думать, что законы Лабиринта одни и те

же для всех. Это дает мне хоть какой-то шанс разобраться в происходящем. Или

хотя бы верить, будто я когда-нибудь разберусь.

     -- Ладно, -- неожиданно  легко согласился  Мелифаро. -- Буду надеяться,

что ты прав. В конце концов, ты -- мой единственный шанс когда-нибудь отсюда

выбраться, так что ты уж разберись, пожалуйста.

     -- Мне сейчас надо бы спокойно  подумать, -- вздохнул я. -- А потом  --

поспать. Желательно  долго. И  не на стуле. Королевская кровать с балдахином

мне  без  надобности,  но вот  от  возможности  вытянуться во  весь  рост  в

каком-нибудь теплом,  сухом и закрытом  от  посторонних  помещении  я бы  не

отказался.

     -- И не  говори!  -- с чувством подтвердил мой  друг. -- Спать! Грешные

Магистры,  я ведь  минувшей ночью, считай, глаз не сомкнул... И  вообще мы с

тобой ни  разу толком не  спали с тех пор, как сюда попали.  Только  умирали

время от времени, но это, наверное, не считается.

     -- Да, смерть трудно  назвать полноценным здоровым отдыхом,  -- хмыкнул

я. -- Ну что, пойдем поищем какую-нибудь дверь? А там поглядим.

     -- А что ее искать, вот она, перед носом! -- устало улыбнулся Мелифаро,

указывая  на  ворота  в  ограде, отделяющей  парк аттракционов от будничного

пространства нормальной человеческой  жизни. Прежде я эту  ограду  как-то не

замечал.

     -- Ты бы хоть раз  в жизни  возжелал как следует  чего-нибудь хорошего,

сэр Вершитель, -- лукаво сказал  мне  Мелифаро, когда  мы уже  приготовились

ступить  под арку ворот.  --  Например, попасть в  уютную  спаленку. Сегодня

можно  без  девочек,  чтобы  не отвлекали от  сновидений.  Ну  дяденька,  ну

пожалуйста, что тебе стоит!

     Я изумленно  посмотрел на  него: парень явно издевался, но его насмешки

пришлись  как нельзя более кстати. Удивительное дело: с тех пор  как за нами

захлопнулась  дверь, ведущая  в  Лабиринт  Менина, я  почему-то  ни  разу не

вспомнил о своем странном могуществе. Как отрезало, честное слово!  Я  решил

немедленно воспользоваться  его напоминанием, так что  когда  мы  пересекали

"границу", отделяющую  один коридор Лабиринта от  другого, все  мои  помыслы

были   сконцентрированы  на  одном-единственном  желании:  получить  в  свое

распоряжение отдельную спальню.

     Когда  я обнаружил, что мы оказались в купе размеренно подергивающегося

на  стыках  поезда,  освещенном  тусклым  голубоватым   светом  ночника,   я

обесси-ленно  опустился  на  одну  из  полок,  закрыл  лицо  руками  и начал

смеяться. Мое желание  было исполнено, но в минимальном объеме. Это походило

на тщательно про- g  думанное издевательство: дескать, не раскатывай губу, а

сэр Вершитель. Захотел спать -- ладно, так и быть,! получи место в  купейном

вагоне... и благодари небо, что не в общем!

     Мелифаро  встревоженно  прикоснулся  к  моему  плечу:  мало  того,  что

обстановка его, скорей всего, обескураживала, так еще и я  истерику устроил.

В Соединенном Королевстве поездов в помине нет, так что парень решительно не

понимал,  куда мы попали. Я почувствовал себя ответственным  за его душевный

покой -- раз  уж мы  оказались на территории, которую я с горем  пополам мог

считать знакомой.

     --  Я  смеюсь  не  потому,  что... а просто потому,  что мне смешно! --

объяснил  я  Мелифаро.  Начало  моей  речи   нельзя  было  считать  вершиной

ораторского  искусства, зато мне удалось  худо-бедно справиться с  приступом

веселья.

     --  Мы  находимся в очень забавном  месте,  я правильно  понял? -- сухо

уточнил он.

     -- Можно  сказать и так. Это поезд. Нам  еще  повезло:  кажется, мы  на

холяву попали в вагон первого класса. -- И я снова рассмеялся.

     -- Спасибо за исчерпывающее объяснение,- ядовито огрызнулся Мелифаро.

     --  Там, где я родился, поезд -- это традиционное средство передвижения

на большие  расстояния.  -- Я  искренне  хотел выдать  ему нечто более-менее

вразумительное, а посему очень старался. --  Представь себе много  маленьких

длинных одноэтажных  домиков,  разделенных на крошечные  комнаты.  И все эти

домики едут в заранее выбранном направлении... Понятно?

     -- Звучит  как  бред  собачий, но, в общем-то,  понятно,  -- не столько

ехидно, сколько растерянно согласился он.

     --  Ну, хвала Магистрам, хоть  что-то тебе понятно,- вздохнул я. -- Мое

желание,  можно  сказать,  исполнилось: мы  с тобой  хотели получить в  свое

распоряжение спальню и получили. Собственно говоря, я не знаю, чем еще здесь

можно  заниматься, кроме как спать. Разве что пьянствовать или читать, но ни

выпивки, ни книг у нас с собой все равно нет...

     -- В  таком тесном помещении я не оказывался  с  тех  пор, как  старшие

братья заперли меня  в платяном шкафу,  -- пожаловался Мелифаро.  --  Хотя в

шкафу все же было немного просторнее... Мне здесь неуютно!

     Я сочувственно  покивал:  у  человека, вся жизнь которого прошла в Ехо,

где  самая скромная  холостяцкая спальня  напоминает  скорее  спортзал,  чем

обычное жилое помещение,  в  купе  пассажирского поезда  вполне мог начаться

тяжелый приступ клаустрофобии. Мне оставалось уповать на железные нервы сэра

Мелифаро... и еще на его зверскую усталость.

     --  А ты просто  ложись, закрывай  глаза и спи, -- посоветовал я. --  С

закрытыми глазами  все  равно, где  находиться:  в  маленькой комнате или  в

большой.

     -- Ну, не скажи!  -- серьезно возразил  он. -- Я  могу зажмуриться хоть

дюжину  раз кряду, но  все равно  буду чувствовать, как давит на  меня  этот

грешный низкий потолок. И чем ты собираешься здесь дышать?

     -- Можно открыть окно, -- я пожал плечами. -- Не знаю, какая погода там

снаружи,  но  с закрытым окном ты,  пожалуй,  действительно  не уснешь. Я-то

человек привычный...

     Мелифаро слегка оживился,  деловито осмотрел окно, немного  повозился с

защелкой,  и  я  стал  свидетелем  одной из  величайших побед  человеческого

разума: толстое стекло  послушно уползло вниз, а мой друг чуть ли не по пояс

высунулся наружу.

     -- Там ветер! -- восхищенно сообщил  он. -- Слушай, Макс, мы так быстро

едем! Хотел бы я знать куда...

     -- Вот уж это точно не имеет никакого значения, -- усмехнулся я.- Стоит

нам открыть дверь...

     --  Кстати,  меня это радует,  --  проворчал  он.  -- Впрочем,  сначала

попробуем поспать,  благо  есть куда  прилечь и никто не  мешает.  Правда, я

наверняка  свалюсь  с этого  узкого  ложа,  но  в  нашем  положении  следует

благодарить даже за такую малость, да?

     --  Боюсь,  что так,  -- согласился  я. В  ту же секунду  в  нашу дверь

довольно бесцеремонно  постучали. Ме-лифаро  сжался в комок, как тигр  перед

прыжком, мои пальцы  сами собой  сложились  в угрожающую щепоть, но  хриплый

женский голос, донесшийся из коридора,  заставил меня снова прыснуть нервным

смешком.

     -- Мальчики, вы будете брать постель?

     --  Спасибо, не нужно, -- давясь смехом, ответил  я. Проводница  (а это

наверняка  была она) мутно выругалась, но, хвала Магистрам, ушла:  я слышал,

как удаляются ее тяжелые шаги.

     -- Что это было? -- тревожно спросил Мелифаро.

     -- Не обращай внимания, -- отмахнулся я. --  Это был сервис.  Не бери в

голову: скорее всего мы с тобой  находимся в абсолютно безопасном  месте  --

если, конечно, этот пирожок без сюрприза...

     --  Ну, если ты так говоришь...- Он огляделся, безнадежно махнул рукой,

еще раз высунулся в окно ("Перед смертью не надышишься",- ехидно подумал  я,

но озвучивать  не стал) и наконец кое-как устроился на полке. Выражение лица

у него при этом было неописуемое. Если бы парень был моим заклятым врагом, в

этот  момент я бы  счел  себя  отмщенным. А так --  пришлось  преисполниться

сочувствия.

     Впрочем, через минуту он уже спал -- в отличие  от  меня.  Я-то, дурак,

дал себе задание хорошенько поразмыслить над метаморфозами "старой Горды"...

и вообще как следует обдумать наше положение. Нет ничего хуже, чем поставить

перед  собой  подобную цель:  она  парализует  разум,  как  невинная просьба

"расскажи  что-нибудь   интересное",   способная  прервать   монолог  самого

завзятого рассказчика. Через несколько  минут я  понял, что ничего путного в

мою  голову  сегодня  уже  не  придет, благоразумно  махнул на все  рукой  и

принялся  устраиваться  на  ночлег.  В  отличие  от  Мелифаро я  --  крупный

специалист  по спанью в поездах; скажу больше: в поезде я всегда сплю лучше,

чем в собственной  кровати. Отсутствие постельного белья меня ни капельки не

смущало:  когда-то  я  был  настоящим аскетом; подушки,  по моему  глубокому

убеждению, нужны для того, чтобы класть их под ноги, а шерстяное одеяло само

по себе -- отличная штука, и  надо быть на редкость  избалованным существом,

чтобы всерьез сетовать на отсутствие пододеяльника!

     Под моими опустившимися веками тут же началась настоящая метель, только

вместо снежных хлопьев передо мною кружили женские лица. Как ни странно, это

были исключительно пожилые лица. Моя  бабушка, единственное существо в мире,

на чей счет  я в первые годы  своей  жизни  был совершенно уверен: она будет

любить меня,  что бы  я ни  натворил.  Ее  многочисленные подружки, такие же

седые, хрупкие и трогательные, как она сама, -- к любой из  них я мог прийти

со  своими  смешными  детскими  проблемами  (разбитой  коленкой,  поломанной

игрушкой,  оторвавшейся  пуговицей)  и  получить   сочувственную   улыбку  и

практическую помощь вместо равнодушного выговора, который светил  мне  дома.

Кругленькая,  маленькая, на удивление  быстрая  и порывистая  библиотекарша,

которая  всегда придерживала для меня  самые интересные книжки. Моя школьная

учительница  математики, которая почему-то вбила себе в голову, что  я очень

способный,  но  ленивый,   и   возилась  со   мной   после  уроков,  пытаясь

заинтриговать  таблицей  простых чисел, а однажды  мы с ней вместе соорудили

ленту  Мебиуса,  которая  чуть не свела меня с  ума, когда я понял, ЧТО  это

такое  (мне пришлось старательно делать домашние задания в течение двух лет,

пока она не ушла на пенсию, -- на отметки-то мне было  плевать, но  я боялся

разбить  ее сердце).  Моя первая  квартирная хозяйка, морщинистая  деловитая

ворчунья, которая  вдруг  ни  с того ни с сего привезла  мне свой старенький

радиоприемник, -- я только-только поселился один и с удивлением выяснил, что

темнота и особенно  тишина одиноких ночей взвинчивают  мои нервы до предела,

но,  разумеется,  не говорил  ей ни слова о своих мучениях,  и  вдруг  такой

подарок: под джазовые мелодии и  неразборчивые голоса дикторов я засыпал как

младенец. И другая квартирная хозяйка, обладавшая колоритной внешностью злой

ведьмы и добрым сердцем сказочной феи, раз в неделю привозившая мне баночку,

тускло светящуюся изнутри сладким, темно-красным янтарем вишневого  варенья,

-- именно то, что требуется молодому человеку, почти весь месячный заработок

которого  уходит  на  оплату  жилья,  а  остатки  прокучиваются  с  пугающей

здравомыслящих   людей   скоростью!   Великолепная   леди  Сотофа   Ханемер,

могущественная ведьма  с манерами любящей бабушки. Неунывающая и  практичная

кеттарийская старушка,  охотно приютившая нас  с  сэром Шурфом за не слишком

скромную  плату.  И,  наконец,  наша  гостеприимная  хозяйка,   которая,  по

утверждению  Мелифаро,  была  очаровательной  юной  леди, а  мне  показалась

идеальной кандидатурой на роль симпатичной бабы-яги...

     Внезапно, как это часто бывает во сне, все кусочки  мозаики сложились в

цельную  картину; открытие  подействовало  на меня  как  удар электрического

тока, так что я не просто проснулся, но подскочил на своем жестком ложе, как

укушенный, умудрившись стукнуться лбом, обоими локтями и коленом в придачу,-

впрочем, в поезде это не так уж и  сложно! ХорошйЦ хоть, "эврика" не заорал,

а то перепугал бы насмерть беднягу Мелифаро  -- он и так жалобно  постанывал

во сне, не знаю уж, что за видения его там преследо вали...

     Я  почти сразу успокоился, с головой укрылся  уютным колючим одеялом  и

беззвучно рассмеялся от облегчения. Как все  просто, оказывается!  В глубине

души я  всегда доверял пожилым женщинам  больше,  чем  молодым.  И, конечно,

больше,  чем мужчинам. Так уж  складывалась моя жизнь: какие  бы проблемы ни

возникали  у меня  с окружающими, всегда непременно  находились какие-нибудь

бабушки,  которые  совершенно   бескорыстно   брались  меня  опекать.  Ну  а

счастливчик  Мелифаро,  очевидно,  был  стабильно удачлив  в любви, так  что

по-настоящему расслабиться мог только  в обществе юной красавицы: он  из них

всегда  веревки вил, я полагаю... Существо, которое  показалось мне глубокой

старухой,  а  Мелифаро -- юной красоткой,  было очередным наваждением и, как

всякое  наваждение, вряд  ли  стесняло  себя наличием  одной-единственной  и

по-своему  неповторимой внешности. Оно  выглядело  в полном  соответствии  с

нашими  тайными,  неосознанными  ожиданиями.  Очевидно,  согласно  какому-то

неведомому расписанию нам полагалась приятная  остановка в  безопасном месте

--  вот  каждый  из  нас и  получил  то,  что соответствовало его  глубинным

представлениям о  безопасности: я оказался на-"бабушкиной кухне", а Мелифаро

--  в гостях у  миловидной  барышни,  которая с первого взгляда оценила  его

привлекательность  и  не  стала  пренебрегать  возможностью  более  близкого

знакомства...

     "Ну вот,  -- мрачно сказал  я себе, --  теперь все более-менее понятно,

правда?  Эта реальность пластична...  но  то  же самое можно сказать о любой

другой реальности. Здесь пластичность очевиднее, она сразу бросается в глаза

-- только и всего. Мир будет таким, каким ты намерен его увидеть. И  кому от

этого легче,  дружок? Это великое открытие поможет тебе найти Гурига? Или --

подумать  страшно! --  вернуться  домой? Сомневаюсь что-то... Твои  дурацкие

желания хоть когда-нибудь подчинялись твоей воле? Вот то-то и оно..."

     Крыть было нечем: слишком уж хорошо я себя знаю, а близкое знакомство с

собой  любимым  мало кого может  сделать  оптимистом. И все же этой ночью, в

темном купе поезда, несущегося неизвестно откуда неизвестно куда, "из пункта

А  в  пункт  В",  как  в  школьном  задачнике, ко мне  вернулась  счастливая

способность  доверять  добрым  предчувствиям  Я  почти  знал,  что  выход из

Лабиринта Менина существует, и даже у молодых и неопытных болванов вроде нас

с Мелифаро есть шанс его обнаружить.

     Остаток  ночи я честно проспал,  уткнувшись носом  в  холодный  пластик

стены.  Проснулся  я не  по  вине  оранжевых сполохов  солнечного  света под

веками, а от не  слишком ласковых прикосновений Мелифаро. Если называть вещи

своими именами, он попросту бесцеремонно тряс меня за плечи, сопровождая это

грубое  насилие   нечленораздельным   лопотанием   и   судорожными  жестами,

указующими в направлении окна.

     -- Радость  моя, я тебя ненавижу! -- добродушно . проворчал  я, пытаясь

натянуть  на голову одеяло и разом избавиться  от  всех насущных и  грядущих

проблем. -- Какого черта?!  Я еще не  выспался, а  мне нужно  быть в хорошем

настроении, чтобы... Ох, ну ни фига себе!

     Моя  последняя реплика была  адресована  не  столько  злодею  Мелифаро,

сколько удивительному зрелищу за окном: это чудовище все-таки заставило меня

обратить  свой мутный взор в  данном направлении.  Ночью  я  был уверен, что

поезд, как и  давешний музейный зал с полотнами фон  Явленского, -- лоскуток

Мира, в котором я родился (сходство деталей интерьера и манеры проводницы не

оставляли сомнений). Теперь я не поставил бы на эту гипотезу и жалкой дюжины

горстей. Там,  за окном,  не было ни диковинных растений  (редкие деревья за

окном  смахивали  на  гигантские  чертополохи  --  невелика  экзотика!),  ни

какой-нибудь неэвклидовой  архитектуры,  ни летающих  чудищ, даже  цвет неба

можно  было  считать  вполне  консервативным:  бледненькая  такая  невнятная

высь...  Равнина, мимо  которой  мы  ехали, была заполнена людьми. Полуголые

человеческие  существа  со  светлой  кожей  и,  кажется,  вполне  заурядными

физиономиями. Просто я еще никогда  не  видел  столько живых людей  сразу. Я

прильнул к окну  и замер,  только  мои глазные яблоки панически  метались  в

разные стороны,  наобум  выхватывая  то  одну  деталь,  то другую. Некоторые

человеческие  существа, равнодушно потупившись, топтались на  месте,  другие

сидели  на  земле, безучастно пялясь куда-то вдаль, третьи лежали  на спине,

уставившись в небо.  Иные  что-то  жевали, торопливо помогая себе  неловкими

жестами   тощих   рук.  А   некоторые  флегматично   спаривались  (язык   не

поворачивает-. ся назвать то, чем они занимались, как-то  иначе), не обращая

внимания  ни  на  окружающих,  ни,  кажется,  на  своих партнеров  по  этому

невеселому  действу.  Судя  по  выражению  их  лиц,  они  даже  не  получали

удовольствия  от  процесса.  Эта  подробность   почему-то   заставила   меня

окончательно поверить в реальность происходящего: такая ахинея едва ли могла

мне присниться.

     Поезд тем  временем ехал дальше, но пейзаж не менялся. Вяло шевелящийся

океан  тел  был  повсюду  -- по  крайней  мере,  обозримое  пространство  не

предлагало  взгляду   успокоиться  каким-нибудь   иным   зрелищем.  Мелифаро

нервничал.  Умоляюще  косился  на  меня, словно  ждал,  что я  сейчас  выдам

пару-тройку  подходящих  объяснений, после  которых  все как-то  само  собой

уладится.

     -- Что бы это  могло означать. Макс? -- наконец спросил он. --  Ты хоть

что-нибудь понимаешь?

     -- Конечно нет. -- Я пожал плечами и снова поглядел в окно. Мне наконец

удалось  сформулировать,  что именно  нас  так  напугало: в  этом  скоплении

человеческих тел было что-то противоестественное. В таком количестве они уже

не  были людьми.  По  крайней  мере,  именно  об  этом панически  вопило мое

растревоженное  подсознание.  Сознание  едва  сдерживало  страстное  желание

заорать дуэтом.

     -- Я не раз говорил, что единственный существенный  недостаток людей --

это их количество, -- проворчал я. -- Но, признаться, никогда не рассчитывал

получить столь  неаппетитное подтверждение своей правоты. Мне не  по себе от

этого зрелища, если честно.

     --  Мне  тоже, --  горячо  закивал Мелифаро. -- Ты извини,  что  я тебя

разбудил. Просто нервы не выдержали.

     -- У  меня бы  тоже, пожалуй, не выдержали, -- честно признался я.-  На

самом  деле ничего страшного.  Они же  не пытаются перевернуть  поезд. Сидят

себе  и сидят...  Наверное, мы попали  в очень перенаселенный мир,  только и

всего.

     -- Наверное, -- вздохнул Мелифаро. -- Ну что, будем отсюда сматываться?

     --  Надо  бы,  --  кивнул  я.  --  Но  сначала  надо немного  исправить

настроение.

     -- Я, собственно, именно  с этой целью и предлагаю тебе делать ноги, --

снисходительно  объяснил  он.  -- Глядишь, повезет,  попадем  в какое-нибудь

забавное местечко вроде вчерашней ярмарки, настроение само собой исправится.

     -- Надо, чтобы сначала оно исправилось, а уже потом  можно совать нос в

очередное пекло, -- вздохнул я.

     -- Не  понимаю  я  тебя, --  раздраженно буркнул Мелифаро. --  Это что,

очередной заскок?

     -- Внеочередной, -- хмыкнул я. -- У меня есть теория...

     --  Плохо  дело, -- саркастически  заметил мой друг.  --  Только  твоих

теорий мне сейчас не хватало. И без них тошно...

     -- Не  ной,  --  строго сказал я. -- Тошно  ему,  понимаете ли...  Всем

тошно.

     --  Особенно этим ребятам  там,  за  окном, -- подхватил  Мелифаро.  --

Слушай,  Макс,  если  уж  ты  решил",   отяготить  свой  беспомощный   разум

напряженным  мыс  лительным процессом,  скажи  мне,  будь  так  добр: у тебя

случайно  нет теории  касательно  того, как заказывать музыку в этом поганом

местечке?  Если уж мы обречены на вечные скитания  по Лабиринту Менина, я бы

предпочел  почаще попадать к красивым покладистым девушкам... надеюсь, ты не

против?

     --  С какой стати я должен быть против? Я  же не эльф! -- фыркнул я. --

Кстати, ты будешь смеяться, но моя теория касается именно...

     -- Подожди-ка, -- перебил меня Мелифаро. -- Кажется, мы подъезжаем.

     -- Куда? -- встревожился я.

     -- Куда надо, туда и подъезжаем, -- отрезал он. -- Так что давай делать

ноги. Потом изложишь свою теорию, ладно?

     -- Сделать ноги всегда успеем, дай посмотреть, что это за место такое,-

попросил  я.  -- Обидно,  если  в памяти не останется ничего, кроме  этих...

существ.

     Пейзаж за окном наконец-то радикально переменился. Безумная голая толпа

осталась где-то далеко, я едва мог различить ее смутные  очертания. Впрочем,

вскоре они  окончательно скрылись за очередным поворотом. Поезд  подъезжал к

большому городу. Высотные  здания пригорода напоминали пирамиды, возведенные

нерешительным зодчим: основания чуть уже,  чем требует классический образец,

вершины  слегка усечены -- на радость любителям  пентхаусов. Ближе к  центру

дома  становились  все ниже; мне понравились причудливые сады  на  крышах  и

мелкие белые цветы, нежным снегом припорошившие тротуары.

     Поезд замедлил  ход, нырнул в темноту тоннеля. Не успели мы опомниться,

а  за  окном  уже  медленно  плыл  пустой  перрон. Еще  через  минуту  поезд

остановился, жалобно  скрежеща. В  дверь  нашего купе  отчаянно  загрохотали

кулаками, а из  вагонов тем временем начали выходить  люди с чемоданами, все

как один белокурые и краснокожие -- это был сочный кадмиево-алый оттенок.

     --  С  этим  миром  все  ясно,  --  угрюмо  резюмировал  я.  --  Небось

красненькие  --  господствующая  раса.  Живут   в  этом  красивом  городе  и

наслаждаются всеми благами своей уютной цивилизации. А те ребята  в степи --

какие-нибудь местные "недочеловеки". Не удивлюсь, если их тут едят -- неужто

столько  биомассы да  коту  под хвост? Не  верю... Господи,  как же  это все

скучно!

     -- Да, невесело, -- мрачно согласился Мелифаро. --И мне кажется, что ты

бредишь... Но это не имеет значения, правда?

     -- Ни малейшего, -- подтвердил я.

     --  Вставайте,  выходите,  приехали!  --  Проводница  вопила  так,  что

архангел Гавриил вполне мог бы  уступить ей  привилегию поднимать мертвых из

могил накануне Страшного Суда и не морочиться со своей легендарной трубой.

     --  Пошли, Макс, -- к воплям  встревоженной  тетки присоединился зануда

Мелифаро. -- Не такое уж великое  удовольствие  сидеть в этой  конуре, чтобы

держать оборону против разгневанной женщины!

     Мы  взялись  за руки,  он решительно  распахнул дверь  купе,  мелькнули

испуганные  глаза   и  брезгливо  скривившийся   рот  краснокожей   щекастой

блондинки, но мы не стали задерживаться на пороге, чтобы выяснить причины ее

недовольства, а шагнули вперед и... чуть не захлебнулись ледяной влагой.

     Однажды  (когда-то давно, много-много жизней назад) мы с друзьями почти

целый месяц прожили в палатке на берегу моря. Одной из наших любимых (и, на.

мой взгляд,  самых идиотских)  шуток  было аккуратно  отнести спящего к морю

(алкоголь  и  свежий  воздух способствовали  мертвецкому  сну) и  зашвырнуть

беднягу как можно  дальше. Мне  тоже несколько раз доставалось, так что могу

свидетельствовать: эффект неописуем, особенно на рассвете, когда сон крепок,

а  вода  холодна.  Сейчас  с  нами  произошло  нечто  подобное:  полусонные,

размякшие после отдыха в тесном, но уютном купе  поезда, изрядно вспотевшие,

мы угодили  в воду, температура  которой  вряд  ли превышала  15 градусов по

Цельсию. Для короткого купания  в очень жаркий день это еще худо-бедно могло

бы сойти,  но для  затяжной утренней ванны  --  совершенно неприемлемо. Хуже

всего  было,  что  вода окружала  нас  со  всех  сторон и никакого намека на

твердое дно под ногами не предвиделось.

     -- Грешные Магистры, опять мы влипли, -- тоскливо сказал Мелифаро после

того,   как  нам  удалось  восстановить  дыхание  и   немного  привыкнуть  к

температуре воды -- насколько к ней вообще можно было привыкнуть.

     --  Скорее уж "вмокли", -- буркнул  я. -- А признайся, дружище: ты ведь

хотел  умыться?  Плеснуть в лицо прохладной  водой,  чтобы  прогнать  сонную

одурь...

     -- Издеваешься, да? -- мрачно спросил он. -- Скотина ты все-таки, Макс.

Редкостная.

     --  Не  издеваюсь,  а  ищу  подтверждение своей  теории,  --  терпеливо

объяснил я.  -- Я, кстати, тоже хотел умыться. Не могу сказать, что все утро

упорно мечтал  об умывании,  но где-то на заднем плане  все время  крутилась

такая потребность. Чего хотели, то и получили...

     --  Думаешь, в  этом грешном  Лабиринте  исполняются  наши  желания? --

презрительно  фыркнул  Мелифаро.  --  Что-то  я  не  заметил!  Если  бы  они

исполнялись, я бы давно был дома. Ты тоже, я полагаю...

     --  В  том-то  и   пакость,   что  не  все.  Только   некоторые,  часто

неосознанные,  --  объяснил я, пытаясь  устроить  свое  тело  в  воде  таким

образом, чтобы затрачивать  как можно меньше усилий на жалкое барахтанье. --

Ты умеешь плавать  лежа  на спине? -- сочувственно  спросил  я Мелифаро.  --

Рекомендую попробовать.

     -- А толку-то?  --  сварливо спросил он. -- Все равно пойдем ко дну. Не

сейчас, так через полчаса.

     -- Не  все равно. -- Я поймал себя  на  том, что пытаюсь говорить с ним

как взрослый  с  упрямым ребенком.  Благоприобретенная  разница в  возрасте,

поначалу казавшаяся только внешней, постепенно давала себя знать. -- Человек

не  может долго  находиться  в  такой  холодной  воде.  Сердце,  знаешь  ли,

останавливается.

     -- Как я его понимаю! -- язвительно фыркнул мой друг.

     -- Но это происходит  не  сразу, -- терпеливо продолжил я. -- Поскольку

мы  с тобой уже убедились на  собственном  опыте, что  смерть здесь -- всего

лишь способ  открыть  очередную дверь, значит, нам следует заботиться только

об одном: умереть как можно комфортнее. А  замерзать гораздо  приятнее,  чем

тонуть. Скоро тебе покажется, что стало тепло...

     -- Правда? -- ехидно переспросил Мелифаро. -- Скорее бы уж!

     -- Вода  холодная,  так что все произойдет  довольно быстро,  -- горько

усмехнулся я. -- Гарантирую!

     -- Дай руку! -- Он распластался на воде рядом со мной и тяжко вздохнул:

--  Хочешь, я расскажу тебе о своем  самом большом страхе последних дней?  Я

боюсь, что однажды мы с тобой  умрем не одновременно,  а поочередно  и потом

оживем в разных местах.  Я сойду  с ума, если рядом не будет твоей паскудной

морды, дружище!

     -- Да, -- согласился я. -- Это было бы скверно.

     -- Иногда мне кажется, что я не смогу расстаться; с тобой, даже если мы

когда-нибудь выберемся отсюда. -- Он засмеялся отрывистым лающим смехом, тут

же  захлебнулся и немного успокоился. --  Нам придется: поселиться вместе...

причем не просто в одном доме, а в одной комнате! Плакала моя личная жизнь!

     --  Ничего, -- утешил его я, -- буду отворачиваться в случае нужды. Или

научусь превращаться в ночной столик. Уверен, невелика наука...

     --  Ты был прав, я уже чувствую, что  согрелся, --  удивленно признался

Мелифаро.

     -- Хороший признак, -- кивнул я. -- Значит,  смерть уже рядом. Давай-ка

действительно возьму тебя за руку, а то и правда потеряемся...

     -- Расскажи  мне свою теорию,  -- попросил  Мелифаро.  --  Что  ты  там

говорил  об исполнении желаний? И  почему  ты уверен, что  мы угодили в этот

океан  лишь  потому,  что  хотели  умыться? Почему, в  таком  случае,  не  в

чью-нибудь ванную комнату?

     --  Потому что  у  нас  было  скверное настроение,  --  объяснил я.  --

Насмотрелись  на  всякие  страсти из  окна,  да еще и  тетка  эта орала  как

чумная... Мне кажется, реальность  Лабиринта очень чутко реагирует именно на

настроение. Помнишь, в каком славном расположении духа мы попали на ярмарку,

где хозяйничали  у все эти милые тетки?  Мы хорошо отдохнули у Старой Герды,

нас  накормили, переодели...  тебя еще и приласкали. Мы перестали  бояться и

ждать подвоха.  И все было хорошо:  мы оказались на  этой  безумной ярмарке:

весело, безопасно, кормят на халяву, да еще и след нашего беглого Короля там

обнаружился. Потом мы захотели спать,  да  так сильно, что нас больше ничего

не интересовало. И тут же  попали не куда-нибудь, а в спальный вагон поезда.

Правда,  он был  частью довольно  неприглядного  мира, ну  да  это уже  дело

десятое... Помнишь, я говорил тебе, что надо сначала исправить настроение, а

уже потом соваться в дверь? Ну вот...

     Я так увлекся изложением своей  свеженькой теории, что на время забыл о

нашем бедственном, откровенно говоря, положении.

     -- А когда мы умираем? --  вяло спросил Мелифаро. -- Куда мы попадаем в

этом грешном Лабиринте после смерти?

     -- Еще не знаю,  -- честно  признался я. -- Но,  по-моему,  это как раз

абсолютно вне нашего контроля. Что-то вроде лотереи. Как повезет.

     --  Знаешь,  я только что  понял,  что забыл в этом проклятом  сарае на

колесах сумку с гостинцами  нашей подружки, -- печально  признался мой друг.

--  Впрочем, запасы нам  бы  все равно здесь не пригодились... Кстати, Макс,

что  бы ты  там ни  говорил, а она была очень хороша.  Мне даже жаль, что ты

видел ее только в образе старухи... Слушай, я очень не хочу еще раз умирать.

Не хочу становиться еще младше и глупеть -- куда уж дальше! И не хочу, чтобы

ты старел. Вдруг потом окажется, что это нельзя исправить?

     --  Я  тоже  не  хочу,  -- горько  вздохнул  я.  --  А  толку-то?  Есть

конструктивные предложения?

     -- Нет, -- печально признался  он. -- Но когда мы снова оживем... Макс,

я  постараюсь все  время быть в  хорошем  настроении. И  ты тоже постарайся,

ладно?  Вдруг ты прав со своей дурацкой теорией и это поможет... Я больше не

хочу так влипать! Ни за что... Где там твоя рука? Слушай, я почему-то боюсь.

Это  ненормально: вот  так спокойно лежать на воде  и  ждать  смерти...  Это

сводит меня с ума.

     --  Подожди-ка,  --  изумленно  сказал  я. -- Есть  идея. Сейчас  будем

развлекаться. Ты раздеться сможешь?

     --  Без  проблем,  -- вяло согласился  Мелифаро.  Потом  его  природное

ехидство взяло верх над меланхолией, и он жизнерадостно спросил: --  Ты что,

просто хочешь посмотреть на меня голенького, напоследок?

     -- Да, вот уж  воистину предсмертное утешение! -- фыркнул  я. -- Давай,

давай, снимай свою куртку, да смотри, чтобы она не ушла камнем на дно. Штаны

можешь оставить, а то еще утонешь, запутавшись в штанинах. К тому же без них

тебе будет неловко,  если  мы, не приведи Господи,  окажемся в  каком-нибудь

населенном месте...

     --  Макс, что  ты затеял?  --  возбужденно  спросил  Мелифаро,  пытаясь

вытащить руку из узкого рукава мокрой тяжелой куртки.

     -- Я пытаюсь нас  спасти,  --  честно  сказал я. --  Терять  все  равно

нечего, так почему бы не попробовать побарахтаться?  Помнишь, из какой фигни

мы построили арку -- перед тем, как попали к твоей зазнобе, Старой  Герде? И

ведь сработало... Я хочу попробовать соорудить из наших шмоток  что-то вроде

заколдованного  круга  на  воде  --  чем не  вход?  Лишь  бы  мое сооружение

продержалось на поверхности хоть несколько секунд, пока мы туда занырнем.

     -- Макс, -- прочувствованно сказал Мелифаро, -- я всегда в глубине души

полагал, что  ты осел,  а  я  --  гений. Жизнь рассудила  иначе, но  мне  ни

капельки не обидно. У меня уже пальцы не слушаются, но  эти ерунда, я с ними

разберусь. Что надо делать?

     -- Рвать рубашку. На полосы. И связывать их между собой; чем  скорее --

тем лучше. У меня тоже левая  рука почти отнялась. Надо  успеть, пока мы еще

можем хоть как-то шевелиться.

     Потом было несколько минут абсолютного кошмара. Раздеваться, бултыхаясь

в  воде,  --  само по  себе то еще удовольствие.  Рвать рубашки  из прочной,

вурдалаки бы ее  съели, ткани, непослушными руками  связывать куски  тяжелой

мокрой материи...  Неописуемо!  Но  мы  сделали  это,  потому  что  человек,

которому  нечего терять,  способен  на все.  Наверное,  это  и есть та самая

Истинная  Магия, которая  остается при нас даже  там,  где обыденная  волшба

Сердца  Мира и  хитроумные чудеса наших  могущественных  учителей  перестают

работать.

     Мы свернули жгут материи в уродливое кривое кольцо, достаточно широкое,

чтобы  два  полуголых  человека  могли  одновременно  нырнуть  в  него,  как

дрессированные дельфины в  аквапарке. Мы завязали последний узел, посмотрели

друг на  друга безумными  от  внезапной  дикой надежды глазами ("Мы молодцы,

дружище",-  хрипло сказал  кто-то  из нас: я  слышал эти  слова, но  не  был

уверен,  что именно я  их произношу) и одновременно разжали руки. Матерчатый

круг тут же  начал  тонуть,  но мы успели  проскользнуть  в  эти  ненадежные

ворота.

     Когда  я понял, что мое  тело больше не  погружено  в воду, я, кажется,

самым  вульгарным образом  потерял  сознание. Последнее,  что  я ощутил,  --

железная  хватка Мелифаро.  Удивительно, что он не  сломал  мне  запястье: я

отделался багровым браслетом, который оставался при мне еще много дней, то и

дело  причудливо  изменяя  оттенки,  как  это  свойственно  лишь  закатам  и

синякам...

     Я  пришел в себя  и долго не открывал глаза,  наслаждаясь удивительными

мелкими подробностями  из жизни своего тела. Ему было  тепло, сухо  и вообще

очень  хорошо:  оно  лежало на  чем-то мягком и было укрыто  чем-то не менее

мягким.  Почему-то я боялся, что весь этот  неземной кайф может закончиться,

если я открою глаза и пойму, куда попал.

     -- Эй, Макс, не притворяйся. Я же вижу, что ты уже оклемался! -- весело

сказал Мелифаро. -- Какой ты  все-таки  молодец! Мы попали  в  очень славное

место,  отсюда  даже  уходить будет жалко. Наверное, это награда за  хорошее

поведение. Приют для усталых героев, которые никогда не сдаются...

     -- А теперь еще раз и помедленнее, -- проворчал я. -- Я пока совершенно

не соображаю, душа моя!

     -- Ну, положим, это твое  нормальное состояние, ~-жизнерадостно  заявил

мой друг. --  И  вообще, соображать сейчас совершенно не обязательно.  Лучше

просто приходи в себя:  мне без тебя скучно. Кстати, хочешь согреться? Здесь

имеется полный кувшин грандиозного горячего пойла... вернее, уже полкувшина,

потому что я его дегустировал... Будешь  делать вид,  что тебе еще дурно, --

додегустирую до дна, так и знай!

     -- Давай сюда свое пойло, -- великодушно согласился я. -- Ты и мертвого

уломаешь. -- И осторожно приоткрыл один глаз, а потом и другой.

     Вопреки моим потаенным  страхам сладостное наваждение  не рассеялось. Я

обнаружил,  что лежу  на широком мягком  диване, под общепризнанным символом

уюта:  толстым  клетчатым  пледом.  Диван  стоял  в  углу  большой  комнаты,

заставленной громоздкой,  но душевной  мебелью, очертания которой показались

мне  вполне  привычными,  а  назначение  --  поддающимся  осмыслению.  Самым

экстравагантным предметом  обстановки  был  огромный, в полстены, камин. Там

приветливо потрескивали поленья и деловито  суетился живой огонь.  Я глубоко

вздохнул,  наслаждаясь  сладким  ароматом  дыма.  В  центре помещения  царил

круглый  обеденный  стол  таких  размеров, что  на  нем  вполне  можно  было

проводить  конкурс  бальных танцев. У стола суетился мой  друг,  бодрый, как

борзая  в  начале  охоты. Три окна  выходили  в заснеженный двор.  Я  встал,

закутался в плед (разлучить меня с колючим прямоугольником толстой клетчатой

ткани  сейчас  можно было  бы лишь  силой...  да  и то я сомневаюсь,  честно

говоря).  Подошел к окну, с удовольствием отмечая, что ноги  меня очень даже

держат, уселся на широкий,  отделанный деревом подоконник. Долго разглядывал

темные  лоскуты  вечнозеленого кустарника,  выбивающиеся  из  сугробов,  как

непослушные вихры из-под  шапки школьника. Снежные хлопья медленно кружились

в  воздухе. Одни опускались на землю,  другие, подхваченные ветром, взлетали

вверх.  Получалось,  что   снег  идет  одновременно  и  вверх  и  вниз.  Это

умиротворяло.

     Мелифаро наконец подошел  ко  мне с кружкой. Он был  одет  в  ярко-алый

свитер и зеленые  лыжные брюки,  на  ногах красовались толстенные  полосатые

носки, расцветка которых  педантично  имитировала  радужный спектр.  То  еще

зрелище, честно говоря!

     -- Снег, -- неуверенно сказал он. -- Это ведь настоящий снег, не теплая

каша, по которой мы брели в том пекле?..

     -- Снег, -- согласился  я, осторожно пробуя  незнакомое питье,  которое

оказалось  экзотической разновидностью очень слабого грога.  --  Всего  лишь

снег, зато настоящий. Влажная соль небес. Перхоть ангелов. Звездный пух.

     -- Ты  чего? --  изумленно спросил  Мелифаро.  -- Так называют  снег на

твоей родине?

     --  Так  называю  снег  только  я,  насколько  мне известно, --  залпом

прикончив  содержимое  кружки, я стал  сентиментален и  словоохотлив.  -- Не

обращай  внимания. Когда-то я писал дрянные стихи,  дружище. Порой это  дает

себя знать, особенно после переохлаждения, как застарелый радикулит... Скажи

лучше, как мы сюда попали? Я позорно отрубился в самый интересный момент.

     --  Да, я  заметил, -- ехидно согласился он. -- Ну  как...  Обыкновенно

попали, как всегда. Нырнули, и я почти сразу  почувствовал, что  воды больше

нет, а под  животом что-то  теплое  и  колючее.  Оказалось --  ковер.  Рядом

валялся  ты,  бессмысленный и  бесполезный.  Но  я не стал выбрасывать  твою

практически бездыханную  тушку на задний двор, прозорливо  рассудив,  что ты

мне  еще пригодишься. Поэтому я  заботливо возложил твой прах на ложе и даже

укрыл  его  первой попавшейся тряпкой, чтобы глаза не  мозолил...  И  только

потом -- заметь, только потом! -- занялся собой. Из  всего вышесказанного ты

должен  сделать  вывод: я  --  твой лучший  друг, и без меня ты давным-давно

пропал бы.

     --  Ясно, --  улыбнулся  я. --  Ладно, могу сделать  такой вывод,  если

хочешь.  --  Я  соскользнул  с  подоконника, обошел  комнату  по  периметру,

рассеянно  разглядывая  мелкие  детали  интерьера,  открыл  тяжелую  створку

огромного  шкафа.   Его.  содержимое  соответствовало  моим  самым   дерзким

ожиданиям: здесь было полным-полно теплой одежды вполне приемлемых фасонов и

расцветок.  Порывшись  в этом  добре,  я  нашел  уютный  толстый  свитер  из

грязновато-белой   шерсти  и  не  менее  уютные   мягкие  фланелевые  брюки.

Переоделся.  Ме-лифаро  наблюдал   за  моими  действиями   с   сочувственным

интересом.

     -- Похоже на ташерскую пижаму, --  вздохнул он.  -- Как, впрочем, и мой

костюм. Но мой по крайней мере похож на нарядную ташерскую пижаму!

     Я благородно воздержался от комментариев по поводу его экипировки, хотя

тема, конечно, была благодатная...

     Потом  мы устроились  в  уютных  глубоких креслах. Я нашел на  каминной

полке трубку и табак, что повергло меня  в  благоговейный  восторг. Мелифаро

терпеливо ждал,  пока  я  завершу  возню с этими священными предметами.  Для

человека его темперамента -- вполне подвиг.

     --  Макс, -- наконец  начал он. -- Объясни  мне, пожалуйста, как  мы  с

тобой будем жить дальше.

     -- Долго и счастливо, блин! --  мрачно хмыкнул,,  я. -- Ты это хотел от

меня услышать?

     -- Не валяй дурака, -- сердито сказал мой друг. -- § Когда мы болтались

в океане, ты пытался изложить  мне некую  теорию: дескать, здесь все зависит

от нашего настроения.  Надеюсь, ты  не очень  обидишься, если я скажу, что в

тот  момент мне было  довольно  трудно  сконцентрироваться? Поэтому  я  хочу

послушать тебя еще раз.

     -- Самое  главное ты запомнил, -- я пожал плечами.- А  все остальное --

так, лирика. Да, я  почти  уверен, что здесь  все  зависит  только от нашего

настроения. Я  сейчас думаю,  что  Джуффин  совершил  роковую  ошибку, когда

честно  сказал нам с  тобой,  что Лабиринт  Менина,  скорее  всего, страшное

место. Если  он придумал бы  что-нибудь  обнадеживающее:  дескать, это такой

волшебный  цирк  для  заскучавших  юных  колдунов...  или  огромный  Квартал

Свиданий для заблудившихся между Мирами... Думаю, никакой  жабы  не было бы.

Ни жабы,  ни болота, ни этого пекла  с манной  кашей под ногами и сапфировым

восходом для  поэтически настроенных мертвецов. Даже волосатые люди и свалка

до горизонта  вряд  ли  попались  бы  нам  на глаза.  Мы бы  перелетали  как

беззаботные  птички с  одной ярмарки на другую,  не  успевая запомнить имена

своих случайных подружек... Кстати, я почти уверен, что именно таким образом

проводит время наше блудное Величество.

     --  Потому что он, в отличие от  нас, не привык ждать от жизни  крупных

неприятностей?  --  Мелифаро понимающе поднял брови. --  Ну  да,  короли  --

существа избалованные. И, кроме того, Гуриг не имел удовольствия насладиться

на  дорожку устрашающей  лекцией сэра Джуффина  о  Лабиринте.  Возможно,  он

вообще так и не понял, куда попал, да?

     --  Ну  наконец-то! Узнаю  старого доброго сэра Мелифаро,  --  невольно

рассмеялся я. -- Ловишь на лету, ощипываешь и потрошишь.

     -- Ага, потрошу помаленьку, -- с комичной серьезностью подтвердил он.

     Какое-то время мы молчали. Я курил трубку, мой спутник задумчиво крутил

в  руках  опустевший кувшин. Потом  он  встал  и  устроил  тщательный  обыск

помещения на предмет съестных припасов.  Довольно  долго  казалось, что  нам

ничего  не  светит, так что  поневоле  придется покинуть этот  рай  земной в

поисках куска хлеба. Но на  десятой  примерно минуте поисков  нам повезло: в

одном из шкафов Мелифаро нашел большой  холщовый мешок с настоящими грецкими

орехами, банку  сардин, коробку  шоколадных конфет  и  аккуратный деревянный

бочонок, до отказа набитый сухофруктами. Напоследок он извлек оттуда бутылку

коньяка неизвестной мне марки.

     -- А это что такое? -- с надеждой спросил он. -- Никак выпивка?

     -- Она самая,- благодушно согласился я.

     --  Значит,  живем.  Не  знаю,  как  ты,  а  я  твердо  намерен  отныне

передвигаться по Лабиринту в легком подпитии. Вдруг поможет?

     -- Можно  попробовать, -- я пожал плечами. -- Хуже не будет, это точно.

Только я не хочу прямо сейчас отсюда уходить. Если и есть в Лабиринте Менина

место, где можно восстановить душевное равновесие, то мы его уже нашли.

     --  Ну конечно не сейчас! --  с энтузиазмом закивал  Мелифаро. -- Но по

рюмке-другой этой штуки можно пропустить не откладывая.

     --  Можно,  --  благодушно кивнул я.  -- Даже  нужно.  Будем потягивать

коньяк и трепаться о всякой чепухе. Например, о девушках. Учти, дружище, это

твой единственный и  неповторимый  шанс рассказать  мне  все  свои охотничьи

истории сразу! Не упусти его.

     -- Но почему именно о девушках? -- удивился он.

     -- Да  нет,  не обязательно. Но это самая благодатная  тема для пустого

трепа, -- объяснил я. -- Глядишь, потом и у меня язык развяжется...  Знаешь,

мне кажется, что нам надо как следует расслабиться, отвлечься и хоть немного

поглупеть.  Я хочу набить  голову чепухой  до  отказа, чтобы мне даже  ночью

снились  подружки  твоей юности,  а  не гигантские жабы. Я  хочу  проснуться

счастливым  идиотом,  тяпнуть  еще  рюмку  и  отправиться  на  поиски  новых

приключений  и забав, а не обреченно соваться в очередную ловушку,  плача по

своей загубленной жизни.

     -- Слишком эмоционально, но по  сути верно, дяденька, -- снисходительно

согласился Мелифаро. Но учти: тебя подстерегает опасность, о которой ты пока

не  подозреваешь.  После  того как я  закончу доклад о своих похождениях, ты

повесишься от зависти, бедолага.

     -- Ну да, если учесть, что твои холостяцкие похождения продолжались лет

двести,  а мои -- чуть больше  десяти...- понимающе ухмыльнулся  я.- Ничего,

переживу как-нибудь.

     Вечер прошел в полном соответствии с моим сценарием. Выцедив полбутылки

коньяку  на двоих,  мы не  опьянели, а размякли -- что, собственно говоря, и

требовалось. Я мог себя поздравить: одно  дело постоянно совершать все новые

чудеса, не  очень-то понимая, почему они  мне удаются,  и совсем  другое  --

взять  власть над  собственным  переменчивым настроением.  Стиснуть  зубы  и

очертя голову рвануть навстречу неприятности могут многие: тут требуется  не

столько   врожденное   мужество,    сколько    благоприобретенная   привычка

действовать,  не обращая внимания на  страх. Но стать счастливым  болваном в

самом сердце наихудшей из "неприятностей", в какие мне когда-либо доводилось

влипать,  -- признаться, я и  не надеялся, что такое возможно. Тем  не менее

первую  попытку можно было считать  успешной. Поначалу я фальшивил, но потом

вошел во вкус.

     Умиротворенные, мы расползлись по диванам, благо чего-чего, а диванов в

этом помещении  было в  избытке. И  --  вот уж воистину чудо! -- мне удалось

проснуться все  в том  же легкомысленном и  немного рассеянном  расположении

духа. За окном  деловито щебетала  какая-то  птичья мелочь. Снег  больше  не

падал, на чистом бледненьком небе по-сиротски  стеснительно улыбалось зимнее

солнышко. Мелифаро сидел на спинке кресла,  одетый, как человек, собравшийся

в дальний путь (небось опять потрошил шкафы!), и с видом великомученика грыз

орехи.

     -- Здоров  ты все-таки спать, сэр Макс! -- укоризненно сказал он. --  Я

тут уже часа  два в полном  одиночестве жизни  радуюсь. Еще немного -- и  на

стенку полез бы.

     --   Ну   и  слазил  бы.  Зачем  отказывать  себе  в  таких   пустяках?

Поупражняйся,   пока  я  буду  совершать   утренний  туалет,  --  благодушно

огрызнулся  я.  Открыл  окно,  зачерпнул  с подоконника пригоршню  снега и с

удовольствием умылся.

     -- Рекомендуешь? -- заинтересованно спросил Мелифаро.

     -- Рекомендую, -- кивнул я. -- Ну что, ты готов продолжать путешествие?

     --  Ну... Можно попробовать,- нерешительно согласился он.- Только  я бы

пропустил глоточек для храбрости.

     -- А зачем тебе храбрость? -- рассмеялся я. Слепил снежок и запустил им

в своего  приятеля. Промазал, конечно.  Но оно и  к  лучшему:  сэр  Мелифаро

принадлежит к той породе людей, на радость которым  кинематографисты снимали

(и продолжают снимать) бесконечные попытки сесть мимо стула, драки  тортами,

сцены борьбы  с крутящейся дверью и падения с лестниц. Чужие промахи  делают

этих ребят счастливыми, так уж они устроены.

     Поэтому  когда я решительно распахнул дверь, лучезарное настроение было

уже у нас обоих.

     Сразу стало темно. Немного поморгав,  я убедился, что это не темнота, а

полумрак, который лишь щадит зрение, а не оставляет его вовсе без дела. Меня

оглушил внезапный грохот, который, как оказалось чуть позже,  был всего лишь

шумом аплодисментов, перемежаю-; щихся восторженным ревом, стуком кулаков  и

ног.

     --  Да, так на нашу вечеринку еще никто не  приходил! Вот это фокус так

фокус! Как  и  было обещано, угощение за  счет заведения  за  лучший сюрприз

выходиного дня!  --  К нам подошел  невысокий  шустрый  крепыш  в  оранжевой

безрукавке и  длинной юбке  из  плотной ткани, колоколом стоявшей вокруг его

ног. Рыжие волосы заплетены в мелкие косички,  на левой  щеке фантастическая

цветная татуировка, изображающая угрюмого вида восьмилапое чудище.

     --  Молодца,  парни!  --  снисходительно  сказал он,  похлопав по плечу

сперва Мелифаро, а потом и меня. -- Ну вы дали жару. Только что не было -- и

вот, нате, уже есть! Уважаю. Что пить будете?

     --  Что-нибудь  на  твой   выбор,  лишь  бы  побольше,  --   царственно

ответствовал Мелифаро. --  Макс, не стой  как столб. Видишь, там в углу есть

пустой столик.

     Усевшись и  оглядевшись по сторонам, я понял, что мы  находимся в очень

большом  баре  --  не  слишком  чистом и  элегантном, но  благодаря  слабому

леденечно-желтому  свету  маленьких свечек,  расставленных расчетливой рукой

скупца, эти недостатки не слишком  отравляли существование. Кроме нас  здесь

было  еще не меньше  сотни посетителей.  Как  и рыжий хозяин,  обещавший нам

дармовую   выпивку,   они   были   одеты   с  умеренной   экстравагантностью

цивилизованных дикарей на отдыхе.

     Рыжий,   кстати  сказать,   сдержал   слово.   Принес   два  объемистых

керамических стакана, источавших ароматы спирта, хвои и яблок.

     --  Фирменная настойка по рецепту моего деда!  -- гордо  сказал он.  --

Самая дорогая  выпивка в  моем заведении. Но  мне не жалко. Гостям,  которые

полагаются на мой вкус, я ни в чем не могу отказать.

     Дядя наверняка  рассчитывал  на полноценное  дружеское общение,  но его

позвали  другие  клиенты.  Он  досадливо  сплюнул,  неразборчиво  выругался,

шутовски откланялся и торопливо засеменил к  стойке. Это выглядело  довольно

комично: в такой длинной юбке не очень-то побегаешь!

     --  Макс, ты был абсолютно  прав! -- хихикнул Мелифаро, когда  мы снова

остались одни. Я вопросительно поднял  бровь, и он пояснил:  -- Я только что

убедился:  все действительно зависит  от нас. Когда  мы уходили, я вспомнил,

что  у нас осталось  всего  полбутылки этого  крепкого пойла... даже меньше,

если честно! И подумал, что на  большое путешествие этого не  хватит.  И вот

пожалуйста: нас тут же пичкают бесплатной выпивкой. Кажется, ее даже больше,

чем требуется... ну да это дело поправимое.

     -- Алкоголик несчастный!  -- фыркнул  я. -- Вот начну давать волю своим

низменным инстинктам -- ты у меня еще попляшешь!

     --  А  что, дай,  это  было  бы  интересно,-  развеселился  он.  Лукаво

покосился  на меня из-за  стакана  и таинственным шепотом  заявил: --  Макс,

по-моему, у нас получилось!

     -- По крайней мере, начинает получаться, -- осторожно согласился  я. --

Стратегия  выбрана  верно.  Плохо  одно: все-таки  мы  с  тобой  не  слишком

избалованные мальчики. Куда уж нам до Его Величества!

     -- Значит, надо  избаловаться, -- решительно  сказал Мелифаро.- Срочно.

Немедленно.

     --  Ага.  "Скорее, пока  не  началось"! --  фыркнул я. И демонстративно

отхлебнул ароматной хвойно-яблочной водки. -- Жаль,  что моего приятеля Андэ

Пу с нами нет: в его компании мы бы с  самого начала были обречены скитаться

по бесконечным дармовым пирушкам да банкетам.

     -- Выходит, этот толстяк мудрее, чем мы.  Ничего не  попишешь, придется

зажигать без него, -- философски резюмировал мой друг.

     Я уже  порядком расслабился, но продолжал работать  над собой  в том же

благодатном  направлении. "Все идет хорошо, -- повторял я про  себя. --  Все

идет хорошо. Я хочу быть счастливым. Я хочу получать удовольствие. Меня ждут

тысячи, сотни тысяч радостей, иначе и быть не может. Все идет хорошо, теперь

будет  только  лучше  и лучше". Хвала аллаху,  я  легко  становлюсь  жертвой

самовнушения. Накрутить себя  -- плевое дело, о чем бы ни шла  речь.  Теперь

эта слабость  работала на меня -- кто бы мог  подумать! "Все для фронта, все

для победы"...

     -- Ма-акс, -- почти  промурлыкал Мелифаро. -- Надираться в самом начале

вечеринки -- дурной тон.

     -- А кто надирается-то? -- Я почти возмутился.

     -- Я, -- доверительно шепнул он.  -- Еще пара глотков, и тебе станет со

мной скучно... или слишком  весело. Идем, пока не поздно, посмотрим, чем нас

собираются угостить  в  иных  мирах. Как по-твоему,  в  какой стороне  здесь

выход?

     -- А Магистры его знают. Но где-нибудь он непременно есть, иначе они бы

так не удивлялись, когда мы появились из ниоткуда.

     Мы немного потолкались между столиками в поисках двери. Боковым зрением

я  успел заметить,  что  на  плече  одного из  посетителей  сидел  огромный,

размером  с  котенка  таракан;  двое  или  трое  гуляк были  многоруки,  как

изображения Шивы; один щеголял роскошной лисьей головой; компания за дальним

столиком была сплошь крылата... Что,  впрочем, совершенно не мешало  ребятам

быть всего  лишь  веселой  компанией добропорядочных бюргеров. Они и  гуляли

соответственно,  с  обильными  возлияниями,  плотными закусками, застольными

шутками  и регулярными  попытками хорового  пения: вразнобой, зато от  души.

Дверь   мы  в  конце  концов  нашли  и  не  замедлили  ею   воспользоваться.

Удивительное дело: кажется, я искренне уверовал в наше светлое будущее. Даже

на  заднем  дворе  сознания, где обычно  имеется  уютная мусорная  кучка для

отброшенных сомнений, на сей раз было тщательно прибрано.

     Шагнув за порог приютившего нас бара,  мы оказались на необъятном лугу.

Было  тепло,  но  не жарко.  Трава  (зеленая,  каковой  и  положено, на  мой

консервативный вкус,  быть траве)  доходила мне до  пояса. Маленькая голубая

бабочка бесстрашно  опустилась на  травинку  в  нескольких  шагах  от  меня,

немного  поко-пошилась   там,  улаживая  какие-то   несомненно  важные,   но

недоступные  убогому человечьему  разуму дела, и улетела. На  краю луга  мой

наметанный глаз сразу же  углядел густой кустарник. Я был  готов  спорить на

что угодно, что там еще и ягоды имеются, причем съедобные, а не какая-нибудь

вульгарная  белена.  На  смену  бабочке тут же пришла  переливчато-малиновая

стрекоза, вестница близкой воды.

     -- Грешные Магистры! -- прочувствованно сказал я. -- Мы в раю, дружище!

     --  Я не слишком силен в теологических  науках твоей далекой родины, --

ехидно  заметил  Мелифаро.  -- Но если рай -- это место,  где можно справить

нужду,   выспаться  и  искупаться,   не  переступая  для  этого  ни   одного

злокозненного порога, то ты абсолютно прав!

     -- Какие мы практичные! -- фыркнул я.

     --  Можно  подумать,  у нас с  тобой  не общие  проблемы, -- добродушно

отмахнулся  он. --  Кстати,  Макс, имей  в виду: я тебя обожаю. Твоя  теория

работает. Еще немного  -- и я даже перестану проситься  домой: чего я там не

видел!

     В  высшей степени  удачное  соединение луга, густого кустарника, теплой

погоды,  глубокого оврага и полноводного  ручья, каковой  обнаружился на его

дне  (прибавьте  к  этому  полное  отсутствие  малейшего  намека   на  следы

пребывания людей или крупных животных), действительно позволяло разом решить

кучу мелких проблем, способных отравить даже  самое комфортное существование

в Лабиринте.

     После  выполнения гигиенических процедур первой  необходимости Мелифаро

завалился  спать в  густую траву,  восхищенно пробормотав напоследок,  что в

таком славном месте  можно не бояться даже похмелья. Мне спать не  хотелось,

но  я  с  удовольствием вытянулся  неподалеку.  Лежал,  смотрел в  небо,  по

которому  медленно  ползли   красноватые  (единственная  непривычная  деталь

пейзажа)   облака.   Кажется,   я   был  абсолютно,  неподдельно   счастлив:

человеческая природа все-таки причудливая штука! В  конце концов я задремал,

убаюканный  не  столько   несколькими  глотками   давешней  водки,   сколько

собственной безмятежностью.

     Память, ошалевшая от пестроты захлестнувшего нас  бытия, смешала в одну

непрерывную карнавальную ночь все обрывки реальностей, которые разноцветными

повязками  поочередно опускались нам  на  глаза. Мы с  Мелифаро  кочевали по

злачным закоулками Лабиринта  Менина  с безмятежным бесстрашием американских

студентов, приехавших  на  каникулы в  Европу.  Лоскутный  уют уличных  кафе

сменялся неоновым  великолепием игровых  комнат, палубы  прогулочных яхт  --

дымными подземельями баров, мелодичный шум танцевальных залов -- безмятежной

тишиной лесов. Мы ели опьяняющие фрукты в заболоченном саду, где от дерева к

дереву были протянуты шаткие мостики, сплетенные из прочной травы,  пахнущей

мятой; мы  учились срезать  с поясов чужие  кошельки на  жемчужном рынке при

обманчивом  свете  пятнадцати крошечных  лун; вполуха  слушали  птичий щебет

рыжеволосых красоток, скорых на любовь и на ссору, -- они встретились нам на

медно-красном  песке  взбудораженного  маскарадом  пляжа;  кормили   из  рук

многокрылых  лиловых птиц, добродушных и неуклюжих, как голуби, но  не столь

пугливых; отчаянно фальшивя,  пели какие-то  вакхические  гимны  в  компании

веселых  амазонок,  чей  смех разбудил  нас  однажды  на  рассвете в  густом

белоствольном  лесу; отчаянно зевали  на цирковом  представлении  под  чужим

изумрудно-зеленым небом и отсыпались в роскошно обставленном номере отеля --

без  окон, но с прозрачным потолком, сквозь который можно было  наблюдать за

медленным движением незнакомых переменчивых  созвездий. Как-то раз печальные

худые люди в белых одеждах бросились нам в  ноги и объявили "освободителями"

-- мы  так и не смогли понять, от чего именно "освободили" этих бедняг, но в

пирушке, посвященной счастливому событию, с  удовольствием  поучаствовали. А

однажды  нас  приняли  за  бродячих  актеров   и   заплатили   за   грядущее

представление  мелкими прозрачными  монетками,  которые почти  сразу  же  --

стоило лишь переступить очередной порог  --  стали  бесполезными сувенирами.

Жаль, конечно: вскоре после этого мы курили кальян в обитой голубым бархатом

нише огромного полутемного зала  и  смутились,  как школьники, когда  явился

хозяин курильни, дабы потребовать плату за несколько  глотков сладкого дыма;

впрочем, заплетающиеся ноги тут  же унесли нас в другую реальность  -- туда,

где мы еще не успели наделать долгов...

     Каждый  эпизод --  как  щепоть  тмина  в  кружке  с горячим вином: чуть

изменяет вкус напитка, который, в сущности, остается прежним. Самое главное,

нас больше никто не пытался убить. Несколько пустяковых недоразумений (вроде

шумной ссоры с рыжими щебе-туньями на морском берегу или неловкого инцидента

в голубой  курильне)  лишь  забавляли  нас, придавали  нашим гедонистическим

странствиям терпкий привкус настоящей авантюры.

     -- Эй,  парень, ты еще помнишь, откуда мы пришли? --  изредка спрашивал

один из нас. -- Ты помнишь, кто мы?

     Вопрос, на  который  не следовало  отвечать  честно, потому что честный

ответ мог взорвать по-детски безмятежное настроение тех дней -- единственное

наше достояние,  единственное  оружие,  которое стоит брать с  собой,  когда

идешь в Лабиринт Менина.

     Честный ответ звучал бы примерно так: "почти не помню".  Или, в  лучшем

случае: "кажется, помню". Он не предполагал уверенной интонации. Не оставлял

ни малейшего шанса на  определенность.  Нельзя сказать, будто  мы  больше не

хотели  вернуться  домой,  --  просто  мы то  и  дело  забывали,  что  хотим

вернуться.

     Я до сих  пор не знаю,  почему нам так  повезло.  Нашей заслуги тут  не

было: к этому моменту мы с Мелифаро почти перестали вспоминать о том,  какая

причина привела  нас в  Лабиринт.  Наверное, таинственный  хозяин Лабиринта,

старый хитрый кот,  вдоволь  наигрался с  пойманными мышатами  и решил,  что

хватит, хорошего  понемножку. Мы ему изрядно надоели после того, как усвоили

правила игры, -- так я иногда думаю.

     Как бы там ни было,  но  когда я  внезапно  увидел  знакомые  очертания

тонкого  профиля на фоне белой  стены  (это  был  маленький  город  в горах,

украшенный цветами и бумажными фонарями по поводу то ли  предстоящего, то ли

уже  завершившегося  праздника, и мы с Мелифаро слонялись  по улицам, лениво

соображая, следует ли нам оставаться здесь  до вечера или сразу отправляться

дальше), мой задремавший было разум, взвыл как пароходная сирена.

     -- Гуриг! -- не  своим  голосом заорал я,  дергая за рукав Мелифаро. --

Вон он, там.

     --  Ты оторвал мне  рукав,  --  изумленно констатировал мой спутник,  с

неподдельным  интересом разглядывая пух цветных ниток  на границе треснувшей

материи, но  я уже был  на другой стороне улицы и мертвой хваткой вцепился в

локоть  обладателя  профиля,  знакомого  каждому   гражданину   Соединенного

Королевства,  хоть раз державшему в руках  деньги. Наверное, я перестарался:

расслабленный профиль прохожего тут же преобразовался в негодующий фас... но

гнев быстро сменился счастливым удивлением.

     -- Сэр Макс, вы тоже тут? Какая приятная неожиданность!

     -- Какая приятная неожиданность,  -- механически  повторил я, чувствуя,

как  предательски   расслабляются  мышцы  лица  и  тошнотворно-мелкая  дрожь

сотрясает  губы. На смену полусонным воспоминаниям о  том,  что где-то  есть

"дом"  -- место, откуда я когда-то ушел  и уже вряд  ли  смогу вернуться, --

пришло  яркое  воспоминание,  больше  похожее  на  внезапное  озарение.  Два

противоречивых чувства раздирали меня на части: с одной стороны, я был готов

взвыть от тоски по мозаичным мостовым Ехо, с другой  -- у меня голова кругом

шла   от  восторженной  надежды.   "Теперь  мы  можем  вернуться  домой,  --

ошеломленно думал я. -- Теперь мы вернемся..."

     -- Сэр Макс, вы неважно выглядите, -- сочувственно сказало наше блудное

Величество, доброжелательно похлопывая меня  по плечу.- Оказывается, не всем

идут на пользу приключения... А кто этот юноша? Кажется, я его знаю?

     "Юноша" торопливой, но неуверенной походкой приближался к нам.  Судя по

выражению лица, разум Мелифаро  скрипел и гнулся  под  натиском той же  бури

смятенных чувств, что уже несколько секунд терзала меня самого.

     -- Безусловно  знаете. Ваше Величество. Это мой коллега, сын сэра Манги

Мелифаро, -- объяснил я Королю. Собственный голос  казался мне  чужим -- как

порой  кажутся чужими голоса домочадцев, услышанные сквозь  сон. -- Мы с ним

ищем  вас, сэр, -- укоризненно добавил я. -- Уже  очень долго ищем.  Я давно

потерял счет дням...

     --  Это  верно:  здесь  нет  дней,  которые  можно было бы считать,  --

рассеянно  согласился Гуриг. Потом осознал значение  моих слов,  нахмурился,

посмотрел исподлобья: -- Говоришь, вы ищете меня? Но с какой стати?

     Воцарилась напряженная пауза, которая совершенно не увязывалась с моими

мечтами о нашей встрече с "заблудившимся" монархом.

     -- Впрочем, я, кажется, понимаю... -- Красивое  лицо короля потускнело,

словно кто-то задул свечу, освещавшую его изнутри. -- Сейчас вы скажете мне,

что , Соединенное Королевство не может и дня прожить без  "соединяющего" его

Короля и сэр Джуффин Халли отправил вас по моим следам. Как монарх я одобряю

его  действия;  как частное  лицо я прикидываю,  как бы  скрыться  от  вас в

ближайшем дверном проеме... Не надо так сжимать мой локоть, сэр Макс, никуда

я от вас не убегу, а руку вы мне, пожалуй, сломаете.

     --  Извините, --  растерянно сказал  я  и  немного ослабил  хватку.- Вы

совершенно правы: именно это  я и собирался  вам  сообщить, слово в слово...

Признаться, мне как-то не приходило в голову, что  вы не  захотите вернуться

домой. Даже не знаю, как быть, если...

     -- Я не буду убегать от вас, -- мягко перебил меня Гуриг.  -- Да  что с

вами, господа? На вас обоих лица нет. Что-то не так?

     -- Все в порядке,  -- вздохнул я  (Мелифаро молчаливым призраком  стоял

рядом и не мигая смотрел на Короля: караулил добычу). -- Просто мы уже давно

     перестали надеяться, что найдем вас и сможем вернуться домой...

     -- А вы  очень хотите вернуться в  Ехо? -- с  дружелюбным  любопытством

уточнил Король. -- Что до меня, я бы с радостью остался  в этом переменчивом

мире: за минувшие дни я успел убедиться, что мой настоящий дом скорее здесь,

чем в Замке Рулх. Но Джуффин,  разумеется, прав: я должен вернуться. Если бы

у меня был законный наследник, я мог бы позволить себе роскошь послать вас к

Темным Магистрам и продолжить  прогулку,  а так... Нехорошо оставлять у себя

за  спиной смуту...  Вы  бы  все-таки отпустили  мою руку, сэр Макс. Это  не

хитрость, я вас не обманываю.

     --  Королевскому  слову  следует  верить,  -- галантно согласился я. Но

локоть блудного монарха выпустил крайне неохотно.

     -- Что ж, мой  отец  когда-то говорил,  что промедление --  недостойная

манера поведения, -- вздохнул Гуриг. -- Домой так домой.

     Мелифаро вытаращил глаза и открыл было  рот  -- я полагаю, он собирался

спросить, каким образом Король собирается вернуться в  Ехо, -- но я заставил

его промолчать одним яростным взглядом. Я начинал понимать,  что возвращение

домой было проблемой только для нас; Его Величество Гуриг VIII ни секунды не

сомневался, что может оказаться дома, как только пожелает. Просто до сих пор

он  такого  желания  не  испытывал. Хвала  Магистрам, что  Мелифаро  вовремя

заткнулся! Возможно, его закономерный вопрос  мог бы заронить зерно сомнения

в пытливый разум Короля, и кто знает, не обрекло  ли  бы нас  это  печальное

недоразумение на еще одну вечность бесцельных скитаний по Лабиринту?

     --  Предвижу,  сэр  Макс,  что  когда-нибудь  вы поймете, сколь  велика

жертва, которую я  приношу сегодня, -- торжественно сказал Король.  --  Этот

день будет великим днем в вашей жизни: вы узнаете, что наилучшее путешествие

-- то, которое не имеет завершения. Мне бы не хотелось, чтобы в этот день вы

испытали запоздалое чувство  вины  передо мной, ибо я на вас  не в обиде: вы

лишь напомнили мне о моем долге... -- Его теплые пальцы решительно обхватили

мое  запястье. -- Давайте и вашу руку,  сэр Мелифаро-младший,  -- потребовал

он. -- Я предполагаю, что именно физическое прикосновение помогает спутникам

совместно  передвигаться  в  этом  зыбком  пространстве,  вместо того  чтобы

вопреки  своей воле разойтись в разные  стороны... Это  согласуется с  вашим

опытом?

     -- Согласуется, --  облизнув пересохшие губы, подтвердил я. Я все никак

не мог поверить,  что наш диалог происходит наяву: слишком часто в последнее

время  мне  снилось возвращение  домой, и, каким бы ни  был  цвет  неба, под

которым  я  засыпал, мои  сны были  куда больше похожи  на правду,  чем  эта

незамысловатая уличная сценка,  несколько утяжеленная  романтическим пафосом

Гуригова пророчества.

     -- Так  мы  возвращаемся? -- почти шепотом  спросил Мелифаро. Это  были

первые слова, произнесенные им в присутствии нашей драгоценной добычи.

     --  Считайте,  что  уже  вернулись,- будничным тоном откликнулся Гуриг,

увлекая нас  за  собой под низенькую,  увитую мелкими алыми  цветами арку. я

послушно передвигал  ватные  ноги,  глаза застилал гулкий  оранжевый  туман,

сердце наносило  ребрам не менее  пятисот нокаутирующих  ударов  в минуту (а

второе,  о  котором  я почти позабыл во  время наших скитаний  по Лабиринту,

кажется, вовсе не собиралось биться). Где-то далеко  гулко  звучали знакомые

голоса-я откуда-то знал, что могу  к ним не прислушиваться:  от этих голосов

отнюдь  не  зависела моя жизнь, она вообще больше ни от чего и ни от кого не

зависела -- даже от меня самого... Я закрыл глаза, поскольку  понял, что еще

не готов увидеть очертания знакомого интерьера и лица, которые я уже начал

     забывать. Это было слишком хорошо, чтобы сохранить рассудок.

     --  Макс, прекрати  притворяться мертвым, все равно не верю! Мертвые не

сопят.

     Я даже удивился поначалу:  с чего бы это сэру  Джуф-фину Халли говорить

женским  голосом?  Я почему-то  не  сомневался,  что говорит  со мной именно

Джуффин.  Так было  всегда:  когда я  возвращаюсь из  очередной передряги  в

растрепанных  чувствах  и  с  крышей  набекрень,  первым,  кого я  встречаю,

непременно оказывается шеф,  который  быстро и качественно производит мелкий

ремонт моей пошатнувшейся психики,  после чего  меня можно выпускать на волю

без поводка и намордника. Традиция, так сказать.

     -- Макс, просыпайся немедленно! -- потребовал голос. --  Мало того, что

шлялся невесть где  чуть ли не дюжину дней, так теперь еще сопишь в подушку.

Я  знаю,  что это  единственное существо,  которое  ты  любишь всем сердцем,

поэтому я оставила вас наедине на целых три часа. Все, хватит!

     Я  рискнул: приоткрыл  один глаз --  правый,  близорукий, рассудив, что

этим  глазом  я увижу  не слишком много. Ровно  столько, сколько  уже  готов

увидеть.   Меня   ослепило  полуденное  солнце,  а  потом   из  этой  особой

разновидности  темноты, порожденной  переизбытком  света, медленно,  как  из

тумана, проступили знакомые  черты. Никакой это  был не Джуффин, разумеется.

Рядом со мной  сидела Меламори,  и ее напряженная улыбка свидетельствовала о

том, что я  -- свинья. Мне  следовало оклематься еще несколько часов назад и

сделать  все для того, чтобы разгладились почти незаметные горькие складки в

уголках ее улыбающихся губ.

     --  Я люблю  тебя больше,  чем подушку,  -- нежно сказал я, --  честное

слово!

     --  Просто  ты уже  пресытился ее  обществом, -- рассудительно заметила

Меламори. -- А моим -- еще нет. Узнаю старого доброго Макса.

     -- Это хорошо, что узнаешь, -- улыбнулся я. -- Я стал очень старый, да?

     -- Не очень. В самый раз. -- Она пожала плечами. -- Просто теперь ты не

так  похож  на мальчишку, как прежде. Если тебе  не нравится, наколдуй  себе

какую-нибудь  другую внешность. Хотя, будь моя  воля, я  бы оставила все как

есть.

     -- Как скажешь, -- согласился я. -- А  ну-ка дай зеркало, посмотрю, что

из меня получилось...

     -- Потрясающе!  -- фыркнула она. -- Вообще-то  считается, что попросить

зеркало, вернувшись с того света, может только женщина.

     -- Я о тебе забочусь. Моя рожа -- это  твое достояние.  Тебе на нее еще

долго смотреть придется. И на людях со мной появляться. И вообще...

     --  Я  с  удовольствием  появлюсь  с  тобой  на  людях,  даже  если  ты

превратишься в  волосатое пятиногое  чудовище, --  отмахнулась  Меламори. --

Возможно, в этом случае я буду  появляться с тобой на людях  даже с  большим

удовольствием, чем сейчас. Ты же меня знаешь!

     --  Да уж, --  вздохнул  я, вспомнив, как  служащие  Городской  Полиции

разбегались, когда на  их половину Дома у Моста как  бы случайно сворачивала

леди  Меламори Блимм  с арварохским хубом  на плече...  Хороший, кстати, был

хуб, хоть и смахивал на шерстяного паука. Ласковый, послушный и певучий -- в

отличие от меня.

     -- Ты не рассердишься, если я еще некоторое время  не буду превращаться

в  чудовище?  --  на  всякий  случай спросил я. -- Все  бы ничего,  но перед

соседями как-то неудобно. Я же, в сущности, мирный обыватель... Кстати, если

уж заговорили  о чудовищах, дай мне  все-таки посмотреть,  на  кого я теперь

похож. Что-то я нервничаю.

     --  Ну и зря.  Внешность  --  это  всего  лишь  внешность, --  спокойно

возразила Меламори.

     Она  все-таки  дала мне  зеркало.  Рожа моя действительно переменилась.

Прежде я выглядел моложе своих лет,  теперь -- несколько старше.  Не старик,

конечно, но лет сорок на моей "исторической родине" мне бы вполне могли дать

(здесь, в  Ехо, в  связи с тем,  что нормальный среднестатистический человек

живет лет  триста,  с возрастом творится  такая путаница,  что я  не решаюсь

оперировать какими-то цифрами).

     -- Паршиво выгляжу, -- меланхолично заметил я, возвращая зеркало. -- Но

если тебе нравится, значит, все в порядке.

     -- Еще как нравится!  -- безапелляционно заявила она. -- В жизни  такой

красоты не видела. Ты доволен, горе мое?

     Но развить  эту многообещающую тему нам не дали. Дверь открылась, чтобы

дать  мне  счастливую возможность  воссоединиться  с сэром Джуффином  Халли,

полумертвым от любопытства.

     --  Ну, рассказывай! -- коротко  потребовал  он. -- С  самого  начала и

подробно. Версии  Мелифаро и  Гурига я уже слышал.  Но  мне нужна  твоя, сам

понимаешь.

     -- Сначала вы рассказывайте. Как там Мелифаро? В порядке? -- Насчет Его

Величества я, честно говоря, был совершенно спокоен.

     -- А  что ему сделается, твоему ненаглядному сэру  Мелифаро! -- фыркнул

Джуффин. -- Это только ты у нас любишь терять жалкие остатки своего сознания

по любому поводу. Парень, не поморщившись, хлопнул стакан джубатыкской пьяни

за упокой твоей  души,  потом выяснил, что ты живехонек, и принял  по  этому

поводу  еще  одну  порцию.  Спел  тебе  пару  дифирамбов,  рассказал  что-то

невнятное  о вашей прогулке -- представляешь,  ЧТО  он мог рассказать  после

двух-то  стаканов на голодное брюхо?!  Мне пришлось  отправить его  домой, а

потом  еще два часа  объясняться с  Королем. Гуриг, в отличие от  вас, очень

доволен приключением и дуется, что ему не дали нагуляться.

     -- Да, я это  заметил,  --  усмехнулся я. -- Так  вы хотите услышать от

меня длиннуют-длинную историю о наших похождениях? Ладно. Только пошлите зов

в какой-нибудь трактир. И ты не уходи, --  я обернулся  к Меламори,  которая

собралась было тактично оставить нас с шефом наедине. -- Ни в коем случае не

уходи. Я  только-только начал понимать,  почему  мне  так хотелось вернуться

домой... даже после того, как я забыл, что у меня есть какой-то дом.

     -- Вот как? -- хмыкнул Джуффин. -- Все было  настолько  серьезно? Я-то,

признаться, думал,  что сэр  Мелифаро слегка преувеличивает степень вашего с

ним безумия...

     Меламори ничего не сказала, но  уселась, скрестив  ноги,  на  краю моей

постели. Вид у нее при  этом был самый решительный. Пожалуй, даже всемогущий

шеф Тайного Сыска не смог бы сейчас вытурить ее из помещения, если бы решил,

что  она  помешает нашему с  ним приватному  шушуканью.  Но  Джуффин не стал

возражать против ее присутствия. Иногда этот  пожилой  злодей ведет себя как

нормальный живой человек, надо отдать ему должное

-- Некоторые  вещи  просто невозможно  преувеличить,- я пожал плечами.-

Ладно, наберитесь терпения,  я собираюсь сделать ужасную  вещь: рассказывать

все,  что  я  помню, а помню я довольно  много...  И скажите  мне, ради всех

Темных  Магистров:  вы  уже   послали  зов  в  трактир  или  я  должен   вас

шантажировать многозначительным молчанием?

     -- Послали, -- хором откликнулись Джуффин  и Меламори. Их  дружный дуэт

позволял надеяться, что теперь нам принесут не один, а целых два обеда.

     Честно говоря, моего энтузиазма хватило бы и на дюжину.

     Потом я  говорил. Умолкал на  мгновение, чтобы сделать  глоток терпкого

вина из Богни или отломить уголок от поджаристого пирога, приготовленного по

лохрийскому рецепту, и снова говорил. В этот  день я по  достоинству  оценил

терапевтический эффект исповеди: по мере  того как очередной эпизод скитаний

по Лабиринту  Менина становился достоянием  моих слушателей,  умиротворяющая

опустошенность приходила на смену нервной сумятице тягостных воспоминаний. Я

чувствовал себя классной доской, которую исписали мелким убористым почерком,

мучительно пытаясь доказать  некую безумную, невозможную теорему, сводящую с

ума даже поверхность, на которой была записана. А теперь  чья-то легкая рука

медленно стирала строчку за строчкой -- я почти видел, как взлетает в воздух

и медленно оседает на пол мелкая меловая пыль...

     Мои  "исповедники"  слушали молча,  не  перебивая.  Бесстрастно.  Почти

безучастно. Я  их вечный должник. Мне  до  сих  пор  кажется, что  именно их

сдержанность позволила мне освободиться  от невыносимого  груза впечатлений,

оставить при себе  лишь одно сокровище,  очищенное от грязной шелухи эмоций,

-- опыт.

     Когда я умолк и потянулся к кувшину, чтобы налить себе  камры, за окном

уже  расплескались влажно-синие сумерки,  а в комнате стало совсем темно, но

заниматься светильниками никто не  спешил. Джуффин задумчиво смотрел в окно,

Меламори  разглядывала  свои  узкие   ладошки,  меланхолично  отбивая  ногой

какой-то рваный варварский ритм. Я устало откинулся на подушку и уставился в

потолок.  Молчание  не тяготило  меня, но  через  несколько  минут  я слегка

встревожился:  обычно  шеф   не  тянет  с  комментариями  после  того,   как

ознакомится с сюжетом очередного приключения, свалившегося на мою голову.

     -- Вы  ничего не хотите мне  сказать, Джуффин? -- наконец спросил я. --

Например, назвать меня идиотом и доходчиво объяснить, что именно я сделал не

так...  Вы же  знаете,  я яростный приверженец традиций, отступление от  них

меня нервирует.

     -- А мне нечего тебе сказать, -- печально усмехнулся он. -- Кроме разве

что какой-нибудь банальности вроде: "ну и  дела", или "странно все это", или

"да, чего только не  бывает..." Хочешь, я скажу: "ну и дела, сэр Макс"?  Это

тебя успокоит?

     --  Пожалуй, нет, -- честно признал я. -- Нечего сказать,  говорите? Не

верится  что-то.  Если вы  щадите мою нежную  душу, имейте в виду:  я  уже в

полном порядке. Устал только.

     --  Да  я  вижу,  что  ты  в  порядке, --  согласился  шеф.  -- Но  мне

действительно нечего тебе сказать.  Я, видишь ли, никогда в жизни не попадал

в ситуацию, хоть немного сходную с твоей. Я никогда не  бывал ни в Лабиринте

Менина, ни в местах, на него похожих. Я мог лишь выслушать тебя, как слушают

деревенские жители  своего  земляка, объездившего полмира  и  вернувшегося в

родные края на  отдых. Прошли те  времена, когда ты мог рассчитывать  на мою

помощь, мальчик. Возможно, слишком быстро, но так уж получилось...

     --  Какой из меня мальчик, к чертям собачьим, -- флегматично огрызнулся

я.- Взрослый дядька. Я там чертовски постарел, в этом грешном Лабиринте, вот

что плохо.

     -- Ты не постарел, ты повзрослел, -- строго сказал Джуффин. -- Рано или

поздно это случается, Макс. Все к лучшему: со своей рожей ты волен сотворить

все  что угодно,  к  твоим  услугам  магия  Сердца  Мира,  белая  и  черная,

разберешься небось. А  взрослым ты  останешься  навсегда. Тебе еще предстоит

оценить преимущества этого состояния души.

     -- Да,  о  магии  я как-то  не подумал. --  согласился  я.  --  Там,  в

Лабиринте, приходилось обходиться  без нее...  вернее, без той разновидности

магии, которая мне знакома. Даже Щель между Мирами выпотрошить не удалось ни

разу, а ведь  я так  старался! Только и  счастья, что в жабу  ядом плюнул...

правда,   это   не  помешало   ей   нас  раздавить.   Скорее  уж   наоборот,

поспособствовало. -- Я гадливо передернул плечами и решительно приказал сам.

себе: -- Все, хватит ныть. Жизнь прекрасна, и она только начинается!

     --  Чувствуешь  себя,  словно  родился  заново?  --  понимающе  спросил

Джуффин.  --  Так  всегда  бывает,  когда  выговоришься  как  следует  после

серьезной передряги, по себе знаю... Ладно, оставлю-ка я вас в покое ребята.

Мне есть о чем подумать, вам тоже найдется чем заняться в мое отсутствие, не

сомневаюсь...

     Он  неожиданно  легкомысленно  подмигнул нам  и направился к выходу. На

пороге остановился, наградил меня  своим фирменным тяжелым  взглядом и тихо,

но  веско  сказал:  --   Макс,  я  тебя  очень  прошу,  будь  осторожен.  Не

расслабляйся,  будь  начеку.  Оттого, что  ты  вернулся  в  Ехо,  ничего  не

изменилось.  Приключения  вроде  твоего  никогда  не  заканчиваются.  Вообще

никогда. Ты меня понимаешь?

     --  Да... наверное,- неуверенно откликнулся  я.- Я  думал...  а, ладно!

Чего именно я должен остерегаться, вы, конечно, мне не скажете?

     -- Рад бы. Но я не знаю, Макс. Тебя втянули в игру, правила которой мне

неизвестны. И втянул  тебя в нее незаурядный  игрок. По сравнению с ним я --

такой  же неопытный мальчишка, как наш  Нуммино-рих. Поэтому я  и прошу тебя

быть начеку все время,  даже во сне. Возможно, во сне -- в первую очередь...

Но и наяву не делай ни одного шага, не  ощупав половицу. Прежде  чем войти в

собственную гостиную, убедись,  что за дверью -- именно твоя гостиная, а  не

пасть огнедышащего  монстра.  Проснувшись  в собственной постели, постарайся

понять:  ты  ли  в  ней  проснулся...-  Джуффин   умолк,  потом   неожиданно

рассмеялся, махнул рукой, словно  разгоняя  в стороны  только что  сказанные

слова: -- Разумеется, я преувеличиваю. И все же... Будь осторожен, ладно?

     --  Вот так. Напугал  и ушел, -- проворчала  Мела-мори,  когда за шефом

закрылась  дверь. --  Как это на него похоже... Пожалуй, я все-таки  принесу

светильник. А то нагнал жути господин Почтеннейший Начальник, да еще и после

этих твоих историй...

     -- Со светильником можешь не спешить, -- улыбнулся я. -- Сначала я тебя

поцелую.

     -- При свете поцелуешь,  --  упрямо сказала она. -- Не так уж скверно я

выгляжу,  переживешь.  -- Вскочила, стремительно  нырнула в  нишу  кладовой,

вернулась, освещенная  голубоватым сиянием, исходящим от  прозрачного  шара,

который  она  бережно  прижимала к груди. Оставила  светильник в  изголовье,

шепнула: --  Я  тоже должна быть начеку, Макс.  Хочу быть уверена, что целую

именно тебя. Мир перестал быть таким надежным, как раньше, правда?

     В справедливости ее замечания я убедился в  этот же вечер, когда решил,

что  не могу больше терпеть разлуку с любимой ванной комнатой, и неохотно, с

громкими охами -- официальным цеховым гимном лентяев всех  миров  -- покинул

постель,  которая, безусловно, является наилучшим местом для  любого из дел,

кроме купания. Меламори решила не расставаться со мной ни на минуту, поэтому

мы отправились вместе, держась за руки, как дети на прогулке. Моя прекрасная

леди   пребывала   в   дурашливом  настроении,  справедливо   полагая,   что

единственное стоящее лекарство от страха таится в насмешливости.

     --  Надо посмотреть, не  ждет ли нас за этой дверью "пасть огнедышащего

монстра", -- весело тараторила она. -- Макс, я умоляю  тебя: посмотри. Пусть

все будет как взаправду:  остановись на  пороге.  Вот  так, молодец!  Теперь

осторожненько высунь голову за дверь... голову можно, она -- не самое ценное

из всего, что у тебя есть... хотя нет, голову тоже жалко: все-таки она умеет

целоваться... поэтому особо не высовывайся, а просто посмотри  одним глазом,

что там творится у нас в коридоре?

     Я  послушно  подчинялся дурацким командам,  чтобы  1 развеселить ее еще

больше.  Остановился на  пороге, скорчил героическую рожу,  которая  привела

Меламори в  восторг  и  с  преувеличенной  осторожностью выглянул в коридор.

Сначала  я решил,  что мои глаза  просто  не привыкли к темноте  и поэтому я

ничего не могу разглядеть. Потом вспомнил, что за несколько лет, проведенных

в  самом  Сердце Мира,  я  стал видеть в темноте, как ночная  птица.  Тьма в

коридоре могла означать  только одно: там не было  никакого коридора. Там не

было вообще  ничего такого, что  можно  увидеть глазами. Я поспешно отступил

назад и рухнул на ковер, смутно  ощущая,  как по спине бежит тонкая  струйка

едкого ледяного пота.

     -- Макс, ты переигрываешь, -- встревоженно сказала Меламори. -- Это уже

не смешно. Ты меня напугал... Да что с тобой?

     Я поднял  руку в знак того, что  со мной все  в  порядке, потом решился

посмотреть ей в лицо.

     -- Там нет  никакого коридора. Там  вообще ничего нет, только  темнота.

Будем  надеяться,  что я просто сошел  с ума. Выгляни, пожалуйста, ладно?  И

скажи мне, что ты увидела.

     Меламори выглянула. Потом обернулась ко мне, не скрывая облегчения.

     --  Коридор на месте, -- с упреком сказала она.  -- И никаких монстров,

кроме  твоих  кошек.  Одно  из двух,  Макс: или  ты меня  разыграл,  или  ты

действительно  сошел с ума. Если это была шутка, имей в виду: она мне совсем

не понравилась.

     -- Не шутка, к сожалению, -- вздохнул я. -- Будем надеяться,  что в Ехо

есть какой-нибудь мудрый старый знахарь, чудом переживший Смутные Времена, и

сэр Джуффин даст мне его адрес. А теперь давай выглянем вместе. Не выйдем, а

именно выглянем, ладно?

     -- Конечно, как ты  скажешь, --  поспешно согласилась Меламори.  Теперь

она смотрела  на меня  с  нескрываемой  тревогой. Не  знала  что  и  думать.

Неудивительно -- я и сам не знал.

     Она  обняла меня  за талию, словно этим жестом  собиралась  оградить от

всех уготованных мне  кошмаров, и мы снова  выглянули за дверь. Увы, я опять

ничего там не увидел, кроме проклятой темноты.

     -- Макс, -- встревоженно сказала Меламори, -- ты не сошел с ума. Или мы

оба с него сошли...

     -- Ты тоже ничего не видишь?

     -- Хуже.  То вижу, то  не вижу. Коридор то появляется, то исчезает. Все

как-то зыбко, словно коридор сам не может решить: есть он или нет... Грешные

Магистры, Макс, мне страшно!

     -- А сейчас? -- требовательно спросил я.- Сейчас все в порядке?

     -- Да, -- удивленно подтвердила она. -- Теперь все в порядке. Ты что-то

наворожил?

     -- Просто закрыл глаза. Я больше не смотрю за дверь, понимаешь? Когда я

не смотрю на то, что находится за дверью, с миром все в порядке. Наверное, в

Лабиринте  я  подцепил  скверную  привычку.  Я  же  рассказывал,  зачем  там

существуют двери...

     --  И теперь за всякой дверью тебя ждет какой-то другой мир? --  ахнула

она.

     -- Ловишь на лету, -- вздохнул я.  --  Умничка  моя... Забавно выходит:

прежде всякая  дверь, которую я открывал в  темноте, уводила меня  в Хумгат.

Иногда,  если  в помещении  было недостаточно темно,  я переступал  порог  с

закрытыми  глазами  и это работало.  А теперь мне придется закрывать  глаза,

чтобы мир не исчез. Вообще-то  смешно... Вероятно, ангелу, ответственному за

мою судьбу, просто не хватает воображения, в противном  случае он не стал бы

так  судорожно  цепляться  за  эти  клятые  двери.  Банальный,  в  сущности,

символ...

     -- Макс, что ты несешь? Какие-то  "ангелы", какие-то "символы"... Лучше

давай решать,  как мы теперь будем выкручиваться. -- Меламори взяла нарочито

бодрый  деловой тон. --  Тебе  придется  сидеть  в  этой  комнате,  пока  мы

что-нибудь не придумаем.

     --  Я  уже  придумал.  Это  рискованно, но  лучше рискнуть, чем  сидеть

взаперти. Сейчас я закрою  глаза, а ты выведешь меня в коридор,  который, по

твоему утверждению, находится за этой грешной дверью.

     -- Ладно,- тут же согласилась она.- Пошли.

     --  Но ты должна знать:  рискуем мы оба, -- честно сказал  я. -- У тебя

есть шанс загреметь куда угодно -- вместе с  таким ненадежным спутником, как

я.

     -- Вместе -- это ничего, -- решительно сказала Меламори. -- Лишь бы  не

по отдельности.  Вот  это было бы  действительно  страшно. В сущности, какая

разница, где быть, если вместе с тобой?

     Я  изумленно уставился  на  нее. Это  заявление,  сделанное перед лицом

притаившейся  за  дверью  полной  неизвестности,  весило  куда  больше,  чем

несколько сотен  признаний  в вечной любви, верности "до гробовой  доски"  и

прочих традиционных безответственных заверений,  которыми  время от  времени

обмениваются мужчины и женщины, испытывающие друг к другу нежные чувства.

     --  Ну  что ты на меня так смотришь? -- смущенно буркнула она. --  Я не

сказала  ничего  нового.  Ничего  такого,  что  заслуживает  дополнительного

обсуждения... И вообще, не надейся,  что  я так легко откажусь  от красивого

мужчины  с большим  жалованьем.  Закрывай свои  прекрасные глаза,  попробуем

убедиться, что твой коридор все-таки существует.

     Я закрыл глаза и сделал несколько шагов, доверившись своей спутнице.

     -- Все! -- торжествующе  заявила  она.-  Да здравствует  твой  коридор.

Макс.  Мы уже за порогом, можешь открывать  глаза...  только держись за меня

покрепче. Исчезать будем вместе, в случае чего.

     Я открыл глаза. Ничего не случилось. Мы не исчезли. К моим ногам тут же

прижался  пушистый  Армстронг.  Элла  была  слишком высокомерна  для  такого

дружеского жеста, но  и она  подошла поближе. Села рядышком и  уставилась на

нас неподвижными лучистыми глазами.

     --  Соскучились,  мерзавцы,  --  нежно  сказал  я.  На  меня   нахлынул

неконтролируемый  приступ  безграничной любви  ко всему  миру,  но тем,  кто

оказался рядом, достались самые большие порции обожания. Я

     поднес руку Меламори к губам и бережно прикоснулся к ее пальцам.

     -- Я тебе когда-нибудь говорил, что я тебя люблю?

     -- Не помню... Вряд  ли, -- усмехнулась она. -- Но это необязательно: я

и  сама знаю. Не  расслабляйся,  милый:  впереди  еще  полдюжины дверей,  не

меньше. Впрочем, теперь я уверена, что все будет в порядке. Если уж один раз

сработало...

     Честно  говоря,  в глубине  души  я надеялся, что наваждение  с дверью,

ведущей  из  спальни, было  единичным  случаем,  неприятностью  одноразового

пользования.  Поэтому у следующей двери мне довелось  пережить разочарование

-- пожалуй, несколько более горькое, чем следовало. Пришлось снова закрывать

глаза, чтобы попасть на  собственную лестницу, а не в чужую Вселенную. Таким

образом мы с горем пополам добрались до ванной.

     --  Джуффин все-таки гений!  -- резюмировала  Меламори, с удовольствием

погружаясь  в  теплую ароматную воду. -- Уверена, он понятия не имел о  том,

что именно тебе грозит. И все-таки  умудрился предупредить нас об опасности.

Если бы он не произнес эту дурацкую фразу про "пасть  огнедышащего монстра",

мы бы...

     -- Не продолжай,- попросил  я.- У меня живое воображение... по  крайней

мере, в последнее время.

     -- У меня тоже... уже,- мрачно откликнулась она. -- Но Джуффин все-таки

гений.

     -- Гений-то  он гений, -- рассеянно согласился я.  -- А  вот  как мы  с

тобой теперь будем перемещаться в пространстве?

     -- Да  так  и будем,- легкомысленно  отмахнулась Меламори. -- До ванной

комнаты мы добрались? Добрались. Значит, весь мир у наших ног.

     -- Будешь водить меня за ручку? -- улыбнулся я. -- Из спальни в уборную

и обратно...

     --  Куда   пожелаешь.  С  превеликим  удовольствием.  Мне  понравилось.

По-моему,   я  нашла   свое   призвание...  --   Она   неожиданно   оставила

легкомысленный тон и печально добавила: -- Стоит мне представить, что ты мог

исчезнуть навсегда за этой грешной дверью, и я  начинаю  думать, что  водить

тебя за ручку -- это просто подарок судьбы.

     -- Если двери теперь ведут  себя так же, как в Лабиринте, возможно, мне

пригодится полученный  там опыт, -- задумчиво  сказал я.  -- Я ведь говорил,

что в  последнее время  нам  с  Мелифаро удавалось попадать только в хорошие

места. Возможно...

     -- Что? -- живо откликнулась Меламори.

     -- Не знаю еще. Надо будет попробовать... Плохо что я такой рассеянный.

Никогда не помню деталей. Не помню даже, какого цвета ковер в коридоре.

     -- В каком именно?

     -- Да в любом. Например, за этой дверью.

     -- За этой -- зеленый. А что?

     -- Зеленый, -- кивнул я, пытаясь вспомнить, что еще, кроме ковра, может

находиться в этом грешном коридоре. -- А стены там какие? Белые?

     -- Белые. И зеленая дверь, ведущая на  лестницу, а  возле нее куманская

напольная ваза,  которую  ты  уже  чуть  ли  не год грозишься  выкинуть  или

подарить злейшему врагу.

     -- Ага. Точно. Мерзкий  безвкусный предмет,  --  нежно сказал я. Сейчас

уродливая напольная  ваза  казалась мне чуть ли не самым родным существом: я

вспомнил ее неуклюжий  абрис, красные треугольники на желтом фоне  и длинную

царапину на боку.

     -- Макс, что ты придумал? -- Голос Меламори звучал почти сердито. -- Не

забывай: меня это тоже касается.

     -- Ничего из ряда вон выходящего,  -- вздохнул я. -- Не уверен, что это

сработает, и все же... Может быть, если я очень захочу попасть именно в этот

коридор с белыми  стенами,  зеленым  ковром и куманской  вазой, если  я  как

следует постараюсь воспроизвести его  в своем  воображении,  то за дверью  я

увижу  зеленый ковер и вазу, а  не темноту?  В Лабиринте  многое зависело от

моих желаний...  возможно,  от  них  там  зависело вообще все, просто  я так

толком и  не научился этим пользоваться. А вот наш король это умел: когда он

решил  вернуться домой, первая же дверь  привела  нас в его дворец,  а не на

очередной райский остров.

     -- Звучит  убедительно,  --  серьезно  согласилась  Меламори.  -- Стоит

попробовать. Только без меня никуда не суйся, договорились?

     -- Ни за что, --  пообещал я. -- Хватит с меня одной вечности без тебя.

Нагулялся.

     -- Да уж, я думаю! -- звонко рассмеялась она, поднимая бирюзовый фонтан

ароматных брызг. -- Попробовал бы ты заявить, что не нагулялся!

     Мы как могли оттягивали эксперимент. Я делал вид, будто стал наконец-то

изнеженным столичным снобом, которому  без омовения в восемнадцати бассейнах

жизнь  не мила;  Меламори мне сочувственно подыгрывала.  Но  ванная  комната

(даже такая роскошная, как в  моем  Мохнатом Доме)  --  не  то помещение,  в

котором можно оставаться вечно.

     Зеленый ковер,  белые стены, зеленая дверь, ведущая на лестницу, желТая

ваза с красным  узором...  Последние полчаса я только тем  и занимался,  что

пытался  воспроизвести  этот нехитрый  интерьер  в  темноте  под  опущенными

веками. Когда сие удовольствие надоело мне до такой степени, что  впору было

улечься/ на дно бассейна и добровольно прекратить ровное течение каких бы то

ни было  биологических процессов в утомленном организме,  я понял,  что пора

приступать к полевым испытаниям.

     Не буду утомлять вас изложением многочисленных подробностей моих первых

неудач  и  нескольких  случайных  "полуудач"  --  темнота  начала  понемногу

уступать моему воображению, и мне пару раз удавалось разглядеть белый контур

стены,  зеленую  лужу  ковра,  но  все  это  было  зыбко  и  ненадежно,  как

недоброкачественный  мираж, наскоро  состряпанный усталыми демонами пустыни.

Скажу  только,  что  через полтора  часа мучительных усилий  я  победил,  --

вернее, мы победили: Меламори была рядом со мной, и если бы не ее молчаливая

упрямая поддержка, я,  скорей всего, сдался бы уже  через несколько минут. А

если бы не  ее  маленькая, но  жесткая ладонь,  решительно преграждавшая мне

путь  в ненадежный бело-зеленый  туман,  моя торопливость  сослужила  бы мне

скверную  службу. Но в  какой-то момент  Меламори  спокойно сказала:  "А вот

теперь можно идти: у тебя  глаза открыты,  а коридор не исчезает", -- я ушам

своим не поверил, но она ободряюще кивнула, и мы пошли...

     Когда  я  переступил порог с широко открытыми глазами,  съезжающимися к

переносице от переутомления,  и помещение,  все еще мнившееся  мне  миражом,

оказалось настоящим коридором, расположенным не где-нибудь на окраине миров,

а  в полуподвале  моего собственного  дома,  я увидел перед  собой следующую

дверь, ведущую на лестницу, -- как  и следовало ожидать. Конечно, можно было

удовлетвориться первой победой,  объявить обеденный перерыв, закрыть глаза и

отправиться в спальню  или на прогулку, благо Меламори вполне могла провести

меня куда угодно. Но уж  тут во мне взыграло упрямство мощностью в несколько

сотен ослиных сил. Я решил, что  должен передвигаться по собственному дому с

открытыми глазами -- чего бы мне это ни стоило. Сумасшедший,  конечно -- кто

же спорит?..

     В результате  до  спальни мы добрались уже  за  полночь. Но ведь не  на

рассвете!  Надо отдать  должное: с каждой новой дверью дело шло все лучше  и

лучше,  особенно  после того, как я понял,  что сосредоточиваться следует не

столько на мысленном воспроизведении мельчайших деталей интерьера (которые я

все равно  толком  не мог вспомнить), сколько на  своем  желании  попасть не

куда-то, а именно в то помещение, на пороге которого мы стояли.

     Наше  черепашье  путешествие по дому,  впрочем, проходило  с  известным

комфортом:  Меламори убедилась, что я не стану делать глупости, если меня на

минутку оставить в одиночестве, и сбегала на кухню за кувшином свежей камры.

Заодно и мои карманы на предмет наличия табачных изделий проверила. Принесла

мне несколько сигарет -- я чуть не зарыдал от счастья, честное слово!

     -- У тебя все получается, -- торжествующе резюмировала  Меламори, когда

я в изнеможении рухнул на гору одеял.

     -- Получается, -- сонно согласился  я. --  Впрочем, моя карьера тайного

сыщика по-прежнему под угрозой. Хорош тайный сыщик, который полчаса пытается

войти в комнату,  где его ждет ополоумевший  от тоски преступник! Что ты там

говорила  насчет  "красивого мужчины  с  большим  жалованьем"?  Боюсь,  тебе

придется довольствоваться просто "красивым мужчиной".

     --  Переживу, -- хмыкнула она. -- Моя матушка всегда пророчила, что мне

не удастся сделать выгодную партию, так что  я, можно  сказать, сроднилась с

этой идеей... Впрочем, я думаю, что тебе просто нужно время. Первую дверь ты

преодолевал больше часа, так?

     -- Гораздо больше, -- подтвердил я.

     -- А для  того, чтобы зайти в  спальню, тебе хватило двадцати  минут, я

засекала!  -- торжествующе  сообщила она. -- Так  что  все дело в  сноровке.

Через несколько месяцев тебе будет достаточно просто помнить, куда именно ты

хочешь попасть, вот увидишь!.. А может быть, и раньше, кто тебя знает.

     --  Будем  надеяться,  --  улыбнулся  я. -- Все-таки  жалованье тайного

сыщика на дороге не валяется, а я привык жить на широченную ногу...

     -- Жадина! -- строго  сказала Меламори. -- Не переживай, радость моя, у

меня тоже большое жалованье. Возьму тебя на содержание в случае чего.

     -- Содержание -- это хорошо,  -- умиротворенно промурлыкал я, привлекая

ее  к себе. --  С детства мечтал, чтобы  меня взяли  на содержание,  честное

слово!  А  вместо  этого  вечно какая-то  фигня  мистическая:  Тайный  Сыск,

путешествия между Мирами,  Мантия  Смерти, царская  корона,  Черхавла,  горы

оживающих трупов,  безумные колдуны со всех сторон, да еще  этот ваш  Король

Менин, не к ночи будь помянут... Ерунда какая-то, а не жизнь!

     Надо  отдать должное сэру Джуффину Халли: его  зов не разбудил  меня на

рассвете. Скажу больше,  он даже  в полдень меня не разбудил.  Мой тактичный

шеф вспомнил обо мне только за три часа до заката -- к этому времени я успел

не  только  проснуться  и  на  всю  оставшуюся жизнь  пресытиться  абсолютно

бездеятельным  пребыванием  в  постели, но и  преодолеть  почти  полдороги в

направлении ванной комнаты. Меламори, разумеется,  была рядом. На службу она

не пошла, резонно рассудив, что прискорбное состояние моих дел дает ей право

еще и не на такие вольности в распорядке дня.

     "Мне хотелось бы с тобой встретиться. Макс, -- Безмолвная речь Джуффина

отвлекла меня от очередной попытки проникнуть в собственную  гостиную. -- Ты

уже в состоянии перемещаться в пространстве?"

     "Хороший вопрос,  -- ехидно  откликнулся  я. --  Особенно мне  нравится

точность формулировки".

     "Что-то не так, Макс?" -- насторожился шеф.

     "Ну, как вам сказать... Если вы хотите, чтобы я  приехал в Дом у Моста,

имейте в виду, я буду добираться несколько часов".

     "Ладно, тогда я приеду сам. Ты дома?"

     "Дома. Где мне еще быть?"

     Кажется,  я  изрядно  напугал Джуффина  своими  мрачными  намеками.  Он

появился в моей гостиной через  четверть часа, что странно, если учесть, что

за рычагом его амобилера сидел не я, а обычный возница. К этому моменту мы с

Меламори   как  раз   могли  праздновать  очередную   маленькую   победу:  я

благополучно преодолел еще одну дверь, так что  мы с шефом столкнулись нос к

носу в центре гостиной.

     -- Что за шутки,  Макс?  --  проворчал Джуффин. -- Ты в полном порядке,

это видно невооруженным глазом. Если тебе лень выходить из дома --  так бы и

сказал. Когда это я отказывался уважить причуду усталого героя?

     --  Мне  не лень  выходить из дома,  -- вздохнул  я.  --  Я, собственно

говоря, и  собирался это сделать. Можно сказать, главная задача дня... Но  я

сказал вам правду: это затея не на один час. Хотя... От улицы меня  отделяют

всего три двери. Пардон, соврал, за час я вполне могу отсюда выйти.

     -- Макс, расскажи ему все по порядку, -- посоветовала Меламори.  -- А я

пока сделаю  вид,  будто обожаю вести хозяйство в этом доме. В конце концов,

за гостем надо ухаживать...

     (Справедливости ради замечу,  что "ведение хозяйства"  в моем доме, как

правило, состоит в том, чтобы отправить зов в ближайший трактир  и поставить

на стол жаровню для камры: на большее мы с Меламори все равно не способны…

Пока Меламори с видом несчастной жертвы домашнего  тирана разыскивала и

водружала  на  стол  пресловутую  жаровню,  я,  нервно  посмеиваясь,  вводил

Джуффина в курс дела.

     --  Кстати,  мы сидим  здесь  только  благодаря вам,  сэр,  -- заметила

Меламори, когда я умолк. -- Если бы я не решила посмеяться над  вашей фразой

насчет огнедышащего  монстра  за дверью, Магистры знают, где  бы мы с Максом

сейчас были! Или только он один, что, впрочем, еще хуже...

     -- Да, -- флегматично кивнул Джуффин, -- так часто  бывает, и не только

со мной. Брякнешь  какую-нибудь глупость,  потом полдня удивляешься, с какой

стати тебя  занесло на повороте, а  какое-то время спустя узнаешь, зачем это

было нужно... Я  уже давно привык к такому ходу  вещей. Больше всего в  этой

истории меня удивляет другое...

     --  То, что  мне все-таки удается проходить через эти грешные  двери  и

попадать туда, куда  мне  требуется, а  не  к черту на кулички? -- понимающе

спросил я.

     -- Да, это довольно странный феномен, -- согласился шеф. -- Но удивляет

меня  другое: когда  ты  понял, что происходит,  ты  не стал  звать меня  на

помощь, а решил  справляться  с проблемой своими силами. Тебе  ведь  даже  в

голову не пришло послать мне зов, правда?

     -- Правда,  --  растерянно согласился  я. --  Сам не  знаю, почему я не

позвал   вас   на  помощь.   Если  скажу,  будто  временно  забыл  о   вашем

существовании,  совру: мы вас весь  вечер то  и  дело  поминали... Хотя нет,

знаю.  Все просто:  я  слишком  долго плутал в Лабиринте.  А  там  со  всеми

проблемами  приходилось справляться  самостоятельно. Сэр Мелифаро,  при всех

его достоинствах, на роль всемогущего доброго волшебника пока не тянет.

     --  Вот и я о том же, -- улыбнулся Джуффин. Улыбка его  показалась  мне

печальной  и  какой-то далекой, отстраненной -- так  улыбаются люди, которые

пытаются  вежливо  поддерживать  беседу, в  то время  как  мысли их блуждают

где-то по  ту сторону происходящего.  -- Ты стал самостоятельным, сэр  Макс.

Время ученичества для тебя закончилось.

     -- Не перегибайте палку,  -- встревоженно возразил я. -- Возможно, все,

что случилось со мной в Лабиринте Менина, и выходит за пределы вашего опыта,

но мне еще есть чему у вас поучиться. По самым скромным прогнозам, программа

обучения на ближайшие двести лет может быть составлена хоть сегодня.

     -- Я  не  о  том,  -- отмахнулся он. --  Я  имею в виду ученичество как

состояние души,  а не процесс усвоения новых знаний.  Раньше ты  всегда  вел

себя как человек, чья спина прикрыта, -- если мне будет позволено употребить

столь прямолинейное сравнение. В любой ситуации  ты знал,  что где-то есть я

-- могущественный  чародей,  способный одним взмахом  руки  решить все  твои

проблемы... что,  в сущности,  неправда: я  могу  многое, возможно,  гораздо

больше, чем ты способен предположить, но отнюдь не все. Заметь, ты полагался

на  мою  опеку даже  тогда, когда меня рядом не было. Первое, что ты делал в

критической ситуации, --  пытался послать мне зов. Удавалось тебе  связаться

со мной  или нет -- другой вопрос...  А теперь ты ведешь себя  как  человек,

который  наконец-то понял, что он один  в этом  мире. С  неприкрытой спиной,

подставленной всем ветрам. А "добрый дяденька" -

     так, мираж, мечта: то снится, то не снится... Понимаешь, о чем я?

     -- Да, конечно, -- задумчиво кивнул я. -- Что ж, пожалуй, вы правы.

     --  Я всегда  прав,  -- хмыкнул Джуффин.  -- Это неотъемлемое  свойство

моего организма, если верить tboим же собственным утверждениям.

     Мы немного помолчали. Потом я решил, что от  вы-] соких материй следует

перейти к более злободневным.

     --  Боюсь, что мне придется  взять отпуск, -- осторожно сказал я.- Сами

понимаете:  я теперь  перед каждой дверью  чуть ли  не  по  полчаса топчусь.

Можно,  конечно,  выделить  мне  поводыря. Но  боюсь,  что  после этого  моя

эффективность, и без того весьма сомнительная, вовсе сойдет на нет...

     -- Что? --  удивился Джуффин. -- А, ну  да... Разумеется,  бери отпуск.

Вернешься на службу, когда разберешься со своими входами и  выходами -- если

захочешь,  конечно. Тоже  мне,  великая  проблема. --  Он  тихо  рассмеялся,

изумленно   качая  головой.  Очевидно,  я   со   своими  нелепыми  попытками

дисциплинированно    приступить   к    исполнению   служебных   обязанностей

действительно  выглядел нелепо  на  фоне  всей этой  мистической  белиберды,

которая, собственно говоря, и была нашей с ним настоящей жизнью.

     -- Это вы сейчас смеетесь, -- укоризненно  сказал я. -- Можно подумать,

вы так легко отпускаете своих сотрудников на каникулы...

     --  Конечно легко, -- пожал плечами Джуффин. -- Когда это действительно

необходимо. Собственно го-воря, я бы всех с удовольствием распустил, если бы

это требовалось. Но их время еще не пришло. Поэтому . я  делаю вид, будто не

могу самостоятельно справиться с делами. Порой даже переигрываю, правда?

     -- А вы действительно можете? --  опешил я. -- Но на кой тогда нужны мы

все?

     -- Это не  вы мне  нужны, а  я вам  нужен,  -- строго  сказал  Джуффин.

Испытующе  покосился на  Меламо-ри --  дескать,  можно ли положиться  на  ее

молчание. Она возмущенно подняла брови, на ее лице был четко написан вопрос:

"Сэр,   вы   действительно   полагаете,   будто   я   отличаюсь   чрезмерной

болтливостью?"

     -- Ладно, ладно, не обижайся, леди, -- примирительно  улыбнулся шеф. --

Привычка, знаешь ли...

     --  Я  правильно  вас  понял,  что  Малое  Тайное Сыскное  войско можно

разогнать хоть завтра? -- спросил я.- И ничего не изменится, да?

     -- Изменится, -- усмехнулся Джуффин. -- В Ехо станет гораздо спокойнее.

Если уж я сам возьмусь за дело, я тут  же вспомню азы своего ремесла:  проще

предотвратить   неприятности,   чем   их   расхлебывать.   А   предотвращать

неприятности я  умею.  Сплести защитную сеть  на Темной Стороне,  и  Ехо  на

долгие века станет самым спокойным, безопасным и скучным городом Мира. Уж на

это моего могущества хватило бы, можешь мне поверить.

     -- Ничего не понимаю,  -- вздохнул я. -- Ну на кой тогда  было затевать

всю эту историю с Тайным Сыском, если он на фиг никому не нужен?

     --   В  качестве  организации,   охраняющей   покой   жителей   столицы

Соединенного  Королевства  Тайный Сыск действительно не так уж необходим, --

равнодушно согласился шеф. -- Но я создавал его отнюдь не для этого.

     -- А для чего?  Чтобы  коротать  зимние  вечера в хорошей компании?  --

ехидно спросил я.

     -- Примерно  так оно и есть. Сам посуди, Макс, а что еще мне оставалось

делать в  государстве, где запрещены  все  магические Ордена,  кроме  Ордена

Семи-листника, пути которого никогда не вызывали у меня особого энтузиазма?

     --  Но  вы  сами  принимали  в этом  деятельное участие,  насколько мне

известно...

     --  Разумеется. Хотя  бы потому, что  другие Ордена были  еще хуже,  --

пожал плечами Джуффин. -- Кроме того, я заведомо знал, на чьей стороне будет

победа. Разумнее было заранее присоединиться к победителям,  чтобы потом под

звуки торжественных маршей спокойно и неторопливо делать свое дело... Видишь

ли.  Макс,  со  мной  произошло презабавное недоразумение:  я  осознал  свое

призвание в самом начале Смутных  Времен... Кстати, если ты полагаешь, будто

"осознать призвание"  -- это  просто  высокопарный оборот речи, имей в виду:

все гораздо хуже.  Это скорее похоже на  настоятельную  потребность гусеницы

свить кокон: невозможно противостоять зову собственной природы.  У  меня был

небольшой  выбор:  или  в  последний  момент создать  Орден в  духе  древних

традиций  и  через несколько  лет отправиться в изгнание  с  гордо  поднятой

головой,  или  создать  этот  Орден несколько  позже,  назвав его как-нибудь

иначе.  Например,  "Малое  Тайное  Сыскное Войско".  Скромно  и  со  вкусом,

правда?.. Поскольку меня никогда  не интересовали такие глупости, как  гордо

поднятая голова,  я  выбрал более  прагматичный  вариант,  только  и  всего.

Собственно  говоря,  на моем месте  так  поступил  бы  любой  здравомыслящий

колдун. Проблема в том, что в начале Смутных Времен здравомыслящих уже почти

не  оставалось.  В  результате   я  сэкономил  очень  много  сил  и   немало

человеческих жизней... и получил карт-бланш.

     -- Просто и  гениально, --  вздохнул я. --  Вы спрятали  свое письмо на

самом видном месте. Классика!

     -- Не понимаю, -- нахмурился шеф.

     --  Не  обращайте внимания,  это  просто цитата  из  книжки,  которую я

когда-то читал, -- я восхищенно рассмеялся. -- Вы просто  чудо, Джуффин! Так

всех разыграть!.. А члены нашего Ордена знают, что они члены Ордена? Или все

такие же идиоты, как я?

     -- Кто как. Всем время от  времени приходят  в голову некоторые догадки

на сей счет,  -- улыбнулся Джуффин. -- Не  имеет значения, что вы  думаете о

своей  службе в Тайном Сыске. Важно, чему вы учитесь... вернее, все мы  -- я

ведь тоже  узнал  немало  нового за  эти  годы. Кстати,  я сделал любопытное

открытие: когда человек не знает, что он учится, а по-. лагает, будто просто

решает  текущие проблемы,  обучение проходит  быстрее и  эффективнее. Поверь

мне: если бы мы не бегали  по Темной  Стороне за преступниками, а  ходили бы

туда  на  экскурсии,  все  вы  до  сих   пор  застревали  бы  где-нибудь  на

перекрестке...

     --  Это  правда,  --  с неожиданным  энтузиазмом закивала Меламори.  --

Арварохские   буривухи   говорили   мне,   что   птенец,  которого   заранее

предупреждают: "Завтра мы будем учиться летать", пугается, дрожит и огорчает

своих воспитателей, то и дело падая  с ветки.  А птенец, которому приходится

удирать от врага, летит, еще не зная, что он полетел. Не ручаюсь за точность

формулировки, но смысл примерно таков.

     -- И ты, леди, как один из  "птенцов", кое-чему научившихся,  наилучшее

подтверждение их правоты,- добродушно согласился шеф.

     --  Странно слушать ваши признания, -- задумчиво заметил  я. -- Сколько

раз  мы с вами  шутили по  этому  поводу:  дескать, не Тайный Сыск,  а Орден

какой-то, -- я даже не решался предположить, как все это близко к правде. Ну

да, версию,  которая  слишком  часто произносится  вслух,  никто  не  станет

принимать всерьез. Все тот же эффект спрятанного письма.

     Джуффин воздел глаза к небу: -- Дырку в небе над твоим домом, Макс, что

за письмо такое ты все время поминаешь?!

     Я вкратце пересказал ему содержание знаменитого рассказа Эдгара По.

     -- Забавно, --  рассмеялся  шеф. -- В  точности так же  я  сам когда-то

поступил с секретной картой городских подземелий,  когда ко  мне  неожиданно

явились так называемые "друзья" из  Ордена Колючих Ягод: когда  они вошли, я

как раз вытирал ею руки, как  салфеткой, а потом скомкал и бросил  в дальний

угол...

     Он рассказал еще  несколько историй из своего "боевого" прошлого. Мы  с

Меламори  окончательно  растаяли  и  мечтательно пялились в  окна,  упиваясь

благозвучной  музыкой древних имен и давно  забытых географических названий.

Байки  о  былом  имеют  одно  замечательное  свойство:  слушателю   начинает

казаться, будто в настоящем никаких  проблем не существует да и в будущем их

быть не может.

     --  Что  ж,  пожалуй,  мне  пора  откланяться,  --  неожиданно заключил

Джуффин.  --  Меня  ждут  дела:  неизбежная  плата  за  иллюзию  собственной

незаменимости...

     --  Жаль,  -- разочарованно протянул  я. -- Я-то думал,  вы  надолго...

Кстати, а какое дело вас ко мне привело? О деле-то мы еще не поговорили.

     -- Дело? --  удивленно  переспросил  шеф.  --  Даже не  знаю,  что тебе

сказать...  Хочешь  правду? Не было  у  меня  никакого  дела.  Так,  смутное

беспокойство. Никак не  мог поверить, будто у тебя может быть все  в порядке

-- после такой-то  передряги. Признаться, в  какой-то  момент  я  даже начал

опасаться, что из Лабиринта вместо тебя вернулся кто-то другой -- совершенно

нелепая  идея, тем  не менее я  обязан ей чуть ли не дюжиной  лишних  минут,

проведенных  без  сна.  Теперь-то  я  вижу,  что ты --  это  ты.  Просто  ты

действительно очень переменился, только и всего. А со своими проблемами ты и

сам справишься, в этом я больше не сомневаюсь.

     --  Ага,  -- саркастически поддакнул я. -- Вам легко говорить.  А я все

представляю, каким идиотом меня сочтут, когда я на глазах у всего  населения

Ехо буду полчаса топтаться на  пороге "Обжоры Бунбы",  судорожно цепляясь за

руку своей дамы и не решаясь переступить порог.

     -- Могу открыть тебе еще одну тайну, сэр Макс, --  таинственным шепотом

заявил Джуффин.

     Я, признаться, раскатал было губу: решил, что он сейчас посвятит меня в

какой-нибудь  хитрый магический способ борьбы с дверным наваждением, на чем,

собственно, мои мучения и закончатся. Ага, как же!

     -- В "Обжору Бунбу" можно зайти не только с улицы, но и с черного хода,

-- с видом заговорщика сообщил шеф. -- Можешь топтаться на заднем дворе хоть

весь вечер, никто  не  увидит. Только договорись  заранее  с мадам Жижиндой,

чтобы она не запирала дверь на задвижку. Ты же знаешь: она никогда не задает

лишних вопросов постоянным клиентам. Если решишься предпринять  эту вылазку,

дай мне знать: в Управлении Полного Порядка найдется немало желающих ощупать

твои кости после долгой разлуки... Что ж, в таком случае, я не прощаюсь.

     Он помахал нам с порога и исчез за дверью -- счастливчик! Мы с Меламори

скорбно  переглянулись, обнялись  от полноты чувств  и  отправились на штурм

очередного укрепления, воздвигнутого на моем пути сумасшедшей судьбой.

     В  "Обжору  Бунбу" мы, разумеется, пошли сразу после заката. Во-первых,

этого  требовал  мой азарт,  во-вторых,  вечеринка в  обществе  людей, ближе

которых у тебя никого нет во вселенной, -- слишком соблазнительная приманка,

чтобы от нее  отказываться,  а  в-третьих,  я чертовски  соскучился по кухне

мадам Жижин-ды -- тоже немаловажный резон! Вечеринка удалась на славу -- как

всегда... впрочем, даже лучше,  чем всегда: если понимаешь, что переменчивый

мир, которому принадлежит твое сердце, куда более хрупок и ненадежен, чем ты

когда-либо  осмеливался  предполагать,  любая  нехитрая  радость  заставляет

пронзительно  звенеть какие-то  призрачно-нежные  струны  в  глубоких  синих

сумерках твоего существа.

     Но самым  большим удовольствием  стало долгое-долгое возвращение домой.

Мы с  Меламори и Друппи, которого были вынуждены  взять с  собой в "Обжору",

поскольку не могли  больше виновато отворачиваться от укоризненных печальных

глаз  обделенной  вниманием собаки, полночи  кружили  по  переулкам  Старого

Города, медленно  сужая радиус этих  причудливых зигзагов, пока не оказались

на  пороге Мохнатого  Дома.  Мой  пес наконец-то  отвел  душу,  тысячекратно

облизав наши носы и смертельно перепугав с  дюжину одиноких прохожих излишне

активными  попытками  познакомиться  и завязать  дружбу.  Возможно,  главное

достоинство этой прогулки  заключалось в том, что она не была ни  первой, ни

последней на  нашем веку. Одной из многих -- я упивался  бесстыдной роскошью

этих слов...

     За этой  ночью последовало несколько  дюжин самых счастливых дней своей

жизни. Я  наслаждался вовсю, не забывая, впрочем, о регулярных  тренировках.

Как  и  предсказывала Меламори,  я успешно справился  с проблемой,  научился

подчинять  зыбкую  реальность, подстерегающую меня за  дверными проемами,  в

надежное  пространство знакомых интерьеров.  На исходе  зимы,  когда  жители

столицы носятся как  угорелые,  пытаясь  уладить  свои  бесчисленные  дела и

оплатить все долги до наступления Последнего Дня Года, я уверенной  походкой

вошел в кабинет  сэра  Джуффина  Халли  на нашей половине Управления Полного

Порядка (теперь  лишь  очень опытный  наблюдатель  мог бы заметить, что я на

мгновение торможу, прежде чем открыть  очередную  дверь)  и  объявил, что  я

явился "сдаваться".

     --  Жизнь,  знаете  ли, не мила без трудодейства, -- нахально заявил я,

усаживаясь на подоконник и извлекая из кармана пригоршню  орехов  для Куруша

--  единственный  способ  заставить эту  избалованную  мудрую птицу искренне

обрадоваться  моему  возвращению, Буривух навскидку оценил  размер  округлой

выпуклости моего кармана и снисходительно пересел на мое плечо.

     -- Ну, раз не мила -- добро пожаловать, -- легко согласился Джуффин. --

Я, признаться, уже  начал сомневаться, что ты  вообще  когда-нибудь захочешь

вернуться.

     Между этой встречей и нашей в высшей степени откровенной беседой у меня

в гостиной мы виделись  всего несколько раз, неизменно за столиком трактира,

и  о  серьезных вещах больше  не говорили: шеф был  слишком  занят,  а  я --

слишком счастлив, чтобы продолжать развитие интригующей, но опасной темы...

     -- Вы сомневались? -- искренне удивился я.- Странно. Вы же всегда  были

в  курсе всех  безобразий, что творятся в  моей глупой башке. А я  с  самого

начала знал: если смогу -- вернусь. Какие уж тут сомнения?

     -- Я действительно всегда был в курсе твоих дел, -- согласился Джуффин.

--  До  определенного момента: пока  полагал  своей  священной  обязанностью

охранять твою драгоценную  шкуру -- в первую очередь от тебя самого. Но этот

период в нашей с тобой жизни закончился  -- вместе с твоим ученичеством. Мне

больше не следует вмешиваться в твою  судьбу. Поэтому я понятия не имею, что

творится  в твоей лохматой голове, сэр Макс. Не знаю и знать не  хочу... Тем

приятнее сюрприз. Я рад,  что ты решил вернуться. Зная тебя, я  предполагал,

что каникулы затянутся надолго.

     --  Возможно,  еще  недавно я бы действительно ухватился за возможность

как следует отдохнуть от ваших хлопотных чудес, -- печально улыбнулся я.- Но

не теперь. Я уже  знаю, что нет ничего более зыбкого и ненадежного,  чем моя

жизнь. Пока  я еще способен  открыть дверь, за которой сидите именно  вы или

сэр  Лонли-Локли с очередной  книжкой на коленях,  а не  какой-нибудь другой

мираж,   к   которому  я  питаю   не  столь  глубокую  привязанность,   надо

воспользоваться  этим  и  провести в вашем обществе как можно  больше  дней.

Столько, сколько отведено судьбой, и еще один  отнять силой... Логично? Ну а

если  для этого  следует  продолжать играть  в тайных сыщиков  --  я к вашим

услугам.  Готов  напялить  Мантию  Смерти  и приступить  к исполнению  своих

обязанностей немедленно. Сейчас же конец года, у вас небось каждый сотрудник

на  счету,  даже  такой  невменяемый,  как я... Да  и  леди  Меламори начнет

появляться  в  Доме  у Моста несколько регулярнее, если я  тут обоснуюсь, --

опять же польза.

     -- Дело говоришь, --  рассмеялся шеф. -- Что  ж, приступай к исполнению

своих обязанностей, сэр Макс. Хочешь, открою  тебе одну маленькую  тайну как

ясновидец  ясновидцу?  В Зале  Общей Работы  топчутся  сэр Мелифаро  и  твой

любимчик, Нумминорих.  Эти  юные  тугодумы мучительно  соображают,  в  каком

трактире  сегодня  следует  пообедать.  Если  поторопишься, ты  еще  успеешь

сказать веское слово в пользу заведения  нашего общего  приятеля  Мохи.  А у

меня, как всегда, годовой отчет, -- и заговорщически подмигнув мне, он снова

зарылся в свои самопишущие таблички.