НАЗАД


"МОЙ РАГНАРЕК"

предисловие

Вообще-то, настоящее предисловие к этой книге уже существует. Оно с трудом уместилось в несколько толстых томов - и видит бог (тот самый, который пишется с большой буквы), я приложил все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы оно не стало еще длиннее! Теперь мне приходится расхлебывать последствия собственной словоохотливости: я прекрасно понимаю, что среди читателей этой книги найдется немало счастливчиков, до сих пор как-то обходившихся без моей писанины. Поскольку пересказывать содержание семи (если я не сбился со счета) томов в нескольких строчках - занятие более чем неблагодарное, я не стану даже пытаться. Вместо этого я позволю себе всего одно замечание (на мой взгляд, ничего не объясняющее).

Все события, о которых пойдет речь в этой книге, действительно имели место - но только в моей жизни, а не в вашей. Это нормально, поскольку я уже давно по самые уши увяз в топком болоте чудес - так глубоко и безнадежно, что меня уже нет рядом с вами. Более того, у меня уже почти не осталось оснований надеяться, что я вообще есть хоть где-то. Строго говоря, меня никогда и не было. Но когда очередная волна неизвестно чьих воспоминаний грозит мне если не безумием, то противной тупой болью в затылке, я превращаю их в белые буквы на черном экране компьютера (у меня до сих пор имеется необъяснимая слабость к моей допотопной двухсотке - Windows 95, и даже 3.11, конечно, не проинсталлируешь, зато эта машина у меня из рук ест, да еще и мурлычет! - и старому доброму Microsoft Word 5.5), а потом с вялым интересом жду, пока белые буквы на черном экране превратятся в черные буквы на белой бумаге - обычно это отнимает кучу времени, понятия не имею, почему. Сверху сие безобразие, как правило, прикрывается пестрой обложкой с довольно жуткими, но как бы "героическими" рожами - и все! Воспоминания навсегда оставляют меня в покое, поскольку с этого момента они принадлежат не мне, а так - всем понемножку. Надеюсь, что они кажутся вам забавными, поскольку зануд под этим восхитительным небом всегда хватало и без меня...

 

P.S. Что касается послесловия - хотелось бы верить, что его никогда не будет. Мне всегда казалось, что наихудшее послесловие к любой книге - это смерть автора (когда я узнал, что нежно любимый мною в юности Борхес умер, я на него ужасно рассердился!), а самое лучшее послесловие, о котором можно только мечтать - это многоточие, но не отпечатанное типографским способом на бумаге, а длинная череда незаметных дырочек, образовавшихся на тонкой ткани реальности после того, как еще кто-то ускользнул, не прощаясь. Боюсь, что этот вариант мне пока не по зубам: всякий раз, когда я пытаюсь исчезнуть не прощаясь, выясняется, что я забыл шляпу, или зажигалку, или еще какую-то чушь, без которой совершенно невозможно обойтись - и мне приходится возвращаться...

 

Вот теперь, кажется, все.

Ваш Макс Фрай.

 

 

 

* * *

Как же это, друзья?

Человек глядит на вишни в цвету,

а на поясе длинный меч!

Кёрай, XVII век

 

Светлы мои волосы,

Темны мои глаза,

Темна моя душа,

Холоден ствол моего ружья...

(Автор когда-то вычитал эти строчки в очаровательном детективном романе Себастьяна Жапризо "Дама в очках, с ружьем и в автомобиле" - из внутреннего монолога героини следовало, что это не просто стишок, а песенка, о мелодии которой остается только догадываться - и приносит самые искренние извинения читателю за то, что теперь эти назойливые строчки наверняка привяжутся и к нему...)

 

- Эй, "Груз Виселицы", куда это ты уставился?

Я твердо решил, что больше не буду отзываться на это сомнительное прозвище, а посему никак не отреагировал на вопрос Афины. Пора бы ей усвоить, что владельца тысячи имен не следует окликать таким образом! Впрочем, я не слишком верил, что это подействует: когда она дорывается до своего горячо любимого человеческого облика, ее характер становится совершенно невыносимым, и тут уже ничего не поделаешь, остается только ждать, пока сероокая устанет таскать на себе бесполезный груз, который неразумные люди в свое время опрометчиво сочли одним из наилучших мужских тел... Мало того, что мне не слишком-то нравится простолюдин по имени Марлон Брандо, облик которого так полюбился Палладе, меня вообще изрядно раздражает ее склонность принимать мужской облик: созерцать потную шею и коротко стриженный затылок немолодого мужчины и помнить, что под его загорелой кожей скрывается прекрасная сероглазая дева - от этого у кого угодно ноша шеи перегреется! Впрочем, эти Олимпийцы все с придурью, Афина еще самая разумная. И всех их легче убить, чем переделать, хотя убить тоже не слишком просто, поскольку считается, что они бессмертны, как, впрочем, и я сам...

- Нет, правда, Игг, на что ты пялишься? Что такого интересного может быть на земле? - Снова спросила Афина. Я мог поздравить себя с маленькой победой над ее необузданным нравом: на этот раз меня назвали не "Грузом Виселицы", а моим собственным именем, да еще и одним из самых любимых - честно говоря, из доброй тысячи имен, успевших прилепиться ко мне за мою бесконечно долгую жизнь, я всегда предпочитал те, что покороче - как последний удар меча...

- Там на камне сидит какая-то странная тварь. - Объяснил я. - Не то человек, не то погань подземная, не то просто наваждение... Но не один из наших, это точно!

- Ясно. - Кивнула голова Марлона Брандо. - Ну что, идем на снижение? Посмотрим, что он такое.

- Я и отсюда его прекрасно вижу. - Усмехнулся я. - И ты бы увидела, если бы смотрела своими собственными глазами, а не выглядывала из близоруких окон своей драгоценной маски...

- Я уже целую вечность смотрю на этот прекрасный мир своими собственными всевидящими очами. - Сухо заметила она. - Почему бы не позволить себе роскошь немного полюбоваться на него обыкновенными близорукими человеческими глазами, напоследок? Когда еще доведется...

У меня не нашлось возражений: "позволить себе роскошь" - это она очень хорошо сформулировала. В конце концов, все мы в последнее время только этим и занимаемся: позволяем себе разного рода роскошь - каждый в меру собственного воображения. А чем еще заниматься бессмертным богам, когда их мир собирается рухнуть, и даже дата последней битвы уже известна, а от былой наивной уверенности в собственном бессмертии давным-давно камня на камне не осталось...

- Ладно, - примирительно усмехнулась Афина, - по большому счету, ты прав, Видур. Пожалуй, я действительно воспользуюсь своим собственным зрением. Все равно, человеческие глаза этого красавчика могут только смотреть, а не видеть...

Я одобрительно кивнул, и мы оба уставились вниз, на крошечное зеленое пятнышко. Привычным, почти незаметным усилием воли я заставил это пятнышко приблизиться и стать тем, чем оно на самом деле и было: мужчиной в ярко-зеленом плаще.

Он сидел на камне посреди совершенно голой песчаной равнины. Люди любят назвать такие места "пустынями", но мне не нравится это название. Оно лжет: я много путешествовал по этим самым "пустыням", и ни разу не встретился там лицом к лицу с обещанной пустотой... Его руки были сложены на коленях, светлые растрепанные волосы почти закрыли лицо, на котором блуждала странная отрешенная улыбка, какие мне до сих пор доводилось видеть только на лицах спящих. А потом я заглянул в темную глубину его глаз, и мне стало не по себе. Я еще никогда не видел такой пугающей темноты - ни в человеческих глазах, ни в глазах своих родичей, ни в глазах моих мертвых воинов... ни в единственном зрачке своего собственного отражения, если на то пошло!

- Это он, Нике. - Обреченно сказал я. Она обернулась ко мне, ее брови - брови Марлона Брандо! - удивленно поползли вверх: до сих пор я только один раз назвал Афину этим именем, моим любимейшим из ее имен. Это случилось в самом начале нашего знакомства, и тогда я еще не знал, какое число непотребных слов способна пустить в ход эта сероглазая, когда кто-то пытается сказать ей, что она прекрасна! В тот раз это развлечение доставило мне некоторое удовольствие, но меня не слишком прельщала возможность повторно выслушать ее брань: я подозревал, что ничего нового Афина с тех пор не придумала, и мне станет скучно...

- Кто - "он"? - Наконец спросила Афина. Кажется, она решила не затевать новую свару по поводу несвоевременного употребления нежнейшего из ее имен. - Ты что-то путаешь, Гаут. Этот смертный - не твой сумасшедший побратим. Впрочем, возможно, он и не смертный...

- В том-то и дело, что не смертный. - Мрачно согласился я. - Боюсь, что он гораздо менее смертный, чем мы сами... А при чем тут мой побратим?

- Ну, не знаю. - Рассеянно сказала она. - Мне всегда казалось, что только его внезапное появление может выбить тебя из колеи.

- Глупости какие! - Отмахнулся я. - "Выбить меня из колеи" - еще чего! Просто у меня немного портится настроение, когда я в очередной раз вспоминаю, во что превратился бедняга Локи. Ты наверное не поверишь, но когда-то с ним было очень весело, и это были хорошие времена... Да пес с ним, не о том речь! Ты еще не поняла, кто этот незнакомец внизу? Это тот, за кем с радостью пойдут худшие из смертных, тот, кого ждали мертвецы, чтобы подняться из могил, ядовитое чудовище, под ногами которого плодородные земли превращаются в растрескавшуюся глину... Когда люди моего народа пытались перевести смутное знание о неизбежном на язык слов, они придумали свою историю о конце всего - они назвали это "день судьбы богов". Надо отдать им должное, не так уж много они и напутали! Во всяком случае, куда меньше, чем все остальные... Так вот, кроме всего прочего, они предсказали, что перед последней битвой откуда-то с юга прийдет великан Сурт с огненным мечом - в конце концов он-то и сожжет мир! Боюсь, этот парень и есть тот, кого они назвали Суртом. Он пришел, и теперь все покатится в пропасть так быстро, что мы не успеем перевести дыхание... Это и есть наш главный враг, Нике. По сравнению с ним Локи - мой добрый приятель. В конце концов, он такой же невольник своей странной судьбы, как и мы все. А этот поганый пришел сюда развлекаться.

- Не развлекаться. - Задумчиво возразила она. - Он пришел сюда просто потому, что так вышло. В отличие от нас, он действительно мог отказаться принимать в этом участие, но его выбор уже сделан, так что теперь мы с ним в одной лодке... Хотя, он действительно возглавит армию наших врагов, одно другому не мешает, ты же знаешь.

- Не мешает. - Неохотно согласился я. - А с каких это пор ты занялась пророчествами? - Она не ответила. Про себя я удивленно подумал, что Афина не так проста, как кажется, а значит и с прочими ее родичами следует держать ухо востро... Потом я снова всмотрелся в темноту глаз растрепанного незнакомца, который по-прежнему неподвижно сидел на своем камне. Эта тьма была совершенно непроницаемой - для кого угодно, но только не для меня: случалось мне разгадывать загадки и похитроумнее! На сей раз я был вынужден неохотно признать, что наш враг не вызывает у меня должного отвращения. Я быстро понял, в чем дело: ему не единожды доводилось пить мед поэзии, а я всегда питал известную слабость к скальдам.

- А знаешь, он ведь не раз окунал руки в кровь Квасира. Вот уж никогда бы не подумал! - Сказал я Афине.

- В чью кровь?

- Все время забываю, что ты не всегда понимаешь мои речи! - Снисходительно усмехнулся я. - Я хотел сказать, что в свое время он был поэтом, а может быть, и до сих пор... "Кровь Квасира" - это поэзия. И что тут непонятного?

- Почему нельзя просто называть вещи своими именами? - Раздраженно спросила она.

- Потому что вещи от этого портятся, я тебе уже тысячу раз объяснял. - Устало вздохнул я. - Если золото тысячу раз назвать "золотом", это истощит его, оно устанет, утратит свой блеск и потеряет ценность. Поэтому лучше называть его "периной дракона", или еще как-нибудь - есть много способов дать понять, о чем идет речь, не называя имени. Это магия. Не такая уж хитроумная, согласен, зато она работает...

- Этот дерьмовый мир скоро весь "испортится", раз и навсегда, а ты носишься со своей дурацкой магией! - Презрительно скривился рот Марлона Брандо.

- Если бы с ней все "носились", глядишь - и мир бы не испортился! - Огрызнулся я. Знала бы эта сероглазая, как трудно порой бывает не разгневаться, слушая ее вздорные речи!

- Хорошо, не будем большее спорить. - Неожиданно мягко сказала Афина. - Сейчас я хочу окончательно разобраться с этим существом внизу, так что придержи свою драгоценную шляпу - еще улетит на вираже!

- Ладно, - миролюбиво согласился я, - придержу. Разбирайся.

Она кивнула, и начала стремительно сбавлять высоту. Земля понеслась нам навстречу с такой скоростью, словно она была отощавшим медведем-шатуном, а наша диковинная летательная машина - ее единственным шансом не сдохнуть с голоду еще до наступления ночи. Я не видел лицо своей спутницы, но почувствовал, что тонкие губы мужчины с нелепым именем Марлон сложились в восторженную улыбку валькирии - теперь никакая маска не могла скрыть настоящую Афину, которая при первой же встрече гордо бросила мне: "только не думай, что испугаешь меня своим заколдованным железом, дружок, я и сама - бог войны!" - и попробовал бы кто-то назвать ее не "богом", а "богиней"!

Афина небрежно положила руку на гашетку пулемета. Я понял, что она задумала, и одобрительно рассмеялся. В это мгновение я разрешил себе поверить, что все еще можно исправить: сейчас растревожившие меня темные глаза незнакомца станут просто парой бессмысленных мертвых глаз - сколько их было до него, сколько будет после! - и его зеленый плащ через несколько дней занесет песком, а пятна крови исчезнут еще раньше, и с ним будет покончено навсегда, а потом... Мало ли, что может случиться потом!

- Разворачивайся, Хар, хватит сверлить мой затылок своим драгоценным глазом! Лучше приготовься немного пострелять. - Хриплым шепотом сказала Афина. - Я начинаю, а финал - за тобой!

Я понимающе усмехнулся, развернулся, и склонился над пулеметом - смертоносной машиной, которую Афина называла странным именем "Льюис". До сих пор она упорно настаивала на том, что пока я сижу в ее аэроплане, я - никакой не "ворон брани", а всего лишь пассажир, который должен сказать спасибо за то, что его взяли прокатиться на этом летающем чуде, и не нарушать величие момента своими жалкими попытками в очередной раз прослыть великим воином. Этой сероглазой многое сходило с рук: я не спешил с ней поссориться, и часто делал вид, что легко соглашаюсь с ее вздорными желаниями. Так что я еще ни разу не пользовался этой волшебной вещью. К счастью, мне никогда не приходится подолгу учиться обращению с новым оружием, поскольку любое оружие при ближайшем рассмотрении непременно оказывается всего лишь одной из несметного числа моих невидимых смертоносных рук... Машина по имени Льюис не была исключением: стоило мне прикоснуться к холодному металлу, как все стало на свои места. Можно было не сомневаться: я сумею привести в действие этот пулемет, как уже не раз заставлял оживать куда более замысловатые игрушки, придуманные слабыми, но изобретательными людьми, отчаянно пытающимися услужить смерти...

Грохот пулемета Афины возвестил о начале нашей битвы. Рыжий песок был так близко, что я вполне мог бы сосчитать песчинки, если бы у меня нашлось время загибать пальцы: между нами и землей теперь было не больше десятка метров. Мы принесли на землю незаконнорожденный ветер - а как еще назвать ветер, родившийся от того, что над землей пролетела слишком большая и слишком быстрая птица? - светлые волосы незнакомца взметнулись вверх и зашевелились, как змеи на голове Горгон, о которых я не раз слышал от Олимпийцев - судя по всему, в будущем нам еще предстояло сразиться с этими опасными бабами! Мои руки что-то сделали с пулеметом, и я с наслаждением окунулся в изумительную музыку торопливых выстрелов... А потом я с горечью понял, что ничего не происходит - вообще ничего! И стрельба Афины, и моя собственная, не только не уничтожили, но даже не потревожили нашего странного врага. Наконец он неохотно поднял голову - мне показалось, что наши глаза встретились, но потом я понял, что такого быть не могло: это существо обладало обыкновенным заурядным человеческим зрением, парень не мог видеть дальше собственного носа, несмотря на все свое загадочное могущество... Небо становилось все ближе, наш летательный аппарат удалялся от земли так же стремительно, как только что несся ей навстречу - можно было подумать, что мы удираем, хотя мы, разумеется, ни от кого не удирали, просто Афина выполняла какой-то очередной маневр. Но я еще успел увидеть самое ужасное: этот неуязвимый незнакомец в зеленом плаще с любопытством посмотрел нам вслед, заулыбался еще шире, а потом начал смеяться.

- Ты слышишь, Паллада? Он смеется. - Я почувствовал, что задыхаюсь от гнева. Такого со мной еще не бывало!

- Он смеется, как мы сами умели смеяться когда-то давно. - Задумчиво кивнула она. - А знаешь, кажется, я понимаю, почему тебе это так не нравится! Он смеется, как бессмертный, а мы с тобой уже успели забыть, как это бывает...

- Но он действительно бессмертный. - Сердито сказал я. - Мы же не смогли его убить.

- Наваждение тоже невозможно убить. - Улыбнулась она. - Знаешь, меня до последней минуты грызли сомнения на его счет, поэтому и пришлось затеять всю эту стрельбу. Бессмертному она бы не повредила... но только наваждение могло позволить себе роскошь вообще не обратить внимания на нашу атаку!

- Ты хочешь сказать, что он - обыкновенное наваждение? - Недоверчиво переспросил я.

- Ну, положим, не обыкновенное. И все же именно наваждение. Жаль, что он не на нашей стороне. Я бы попросила его научить меня так смеяться! Хотя, это не так уж важно... - Я ушам своим не верил: в хрипловатом мужском голосе Афины появились мечтательные интонации, каковых за ней до сих пор не водилось, какой бы облик она не принимала.

- Ну что, поворачиваем домой? - Наконец спросила она. Я молча кивнул, не сообразив, что она сидит ко мне спиной, а посему на вопросы следует отвечать вслух.

- Мы летим домой, или как? Я тебя спрашиваю!

- Домой, говоришь? - Усмехнулся я. - Да, "домой" - это было бы неплохо... Только у нас больше нет дома, и уже никогда не будет.

- Не придирайся к словам, Один. - Устало попросила она.

 

Меня так и подмывает брякнуть: "эта история началась с того, что..." - дальше может следовать описание любого события: начиная с моего рождения и заканчивая дурацкой, никому не нужной вылазкой в Берлин, в самом начале мая 98-го года - пятого мая, если быть точным. Вообще-то обычно я катастрофически путаюсь, пытаясь воспроизвести хронологию событий, но эту дату я углядел на первой странице газеты, которую обнаружил на соседнем кресле в пустом вагоне электрички, и почему-то запомнил. Несколькими днями раньше мне вдруг приспичило проведать своих старинных приятелей. Я немного посомневался, а потом подумал: какого черта! - взял себя за шиворот и отправил проветриваться. Сразу замечу, что мне так и не удалось разыскать ни самого Нанку, ни кого-то, кто мог бы подсказать мне, где теперь околачиваются этот невероятный тип и его ребята, так что сия идея претендовала на почетное право именоваться самой идиотской из всех, что когда-либо приходили мне в голову... В общем, любой вариант продолжения фразы "эта история началась с того, что..." - будет изрядной глупостью, поскольку так называемая "эта история" началась не с чего-то, а просто так, ни с того, ни с сего - если она вообще когда-либо начиналась...

По узким улочкам Карлсхорста я бродил часа три - уже не надеясь отыскать дом своих приятелей, а просто потому, что мне как-то не пришло в голову, что можно остановиться, развернуться, отправиться на станцию и уехать куда-нибудь в сторону центра. Вообще-то я всегда любил западную часть Берлина, этого восхитительного уродливого города, идеально приспособленного для одиноких прогулок в пасмурную погоду... Тем не менее, я упорно продолжал скитаться по восточной окраине. Теплый мелкий дождик не раз порывался забраться мне за шиворот, но у него не хватало пороху на этот подвиг, так что он то и дело останавливался - чтобы собраться с силами, и атаковать меня снова, я полагаю! За все это время я не встретил ни одного человека - если бы кто-то сказал мне, что такое возможно, я бы ни за что не поверил. Думаю, Карлсхорст вполне заслуживает занесения в Книгу Рекордов Гиннеса - как самое безлюдное место на планете! Пустые дома утопали в роскошных садах. Среди мокрой пахучей листвы пестрели аккуратные одинаковые таблички, оповещавшие меня, что сия соблазнительная недвижимость "сдается", или "продается" - вторая надпись попадалась несколько чаще.

В финале этих бесцельных блужданий я окончательно перестал соображать, кто я такой, и на кой черт меня сюда занесло. Мои ощущения свидетельствовали о том, что я все еще существую, но отнюдь не в качестве полноценной человеческой единицы. Скорее уж я был просто точкой на плоскости - точкой, через которую можно провести бесконечное количество прямых - эта дурацкая, но обнадеживающая аксиома из школьного учебника геометрии всплыла в моем сознании, и тут же благополучно погрузилась обратно, на его дно, в темный, вязкий ил пассивной памяти... Наконец точка снова стала человеком. Я огляделся и понял, что мои мудрые ноги решили не дожидаться команды сверху, и совершенно самостоятельно вынесли меня на довольно широкую улицу, которая вполне могла считаться обитаемой: в центре проезжей части деликатно позвякивал старенький темно-зеленый вагончик трамвая, по противоположной стороне улицы неторопливо брела совершенно седая старушка с черным карликовым пуделем на поводке, у моих ног суетилась добрая дюжина воробьев - по сравнению с призрачными безлюдными переулками, по которым я кружил с самого утра, жизнь в этом месте просто кипела!

- Очень вовремя, дорогуша! - Сказал я себе вслух. - Тебе как раз пора что-нибудь сожрать, а залезать в чужие сады и обгладывать цветущую сирень было бы немного чересчур, да и некалорийная это пища...

Почему-то принято считать, что когда человек начинает во всеуслышание обращаться к себе, любимому, его душевное здоровье находится в большой опасности. Не знаю, как это бывает у всех остальных представителей человечества, но в моем случае все обстоит как раз наоборот: самые разумные и практичные советы я даю себе именно вслух, а вот когда я умолкаю, от меня можно ожидать чего угодно, только не наглядных доказательств моей вменяемости... Как бы то ни было, а моя идея касательно "пожрать" была чудо как хороша! Я внимательно огляделся. Картина показалась мне не слишком обнадеживающей: наглухо закрытые металлическими ставнями окна первых этажей окружавших меня домов представляли собой весьма безрадостное зрелище. Никаких вывесок я тоже не обнаружил. Я укоризненно посмотрел на небо над своей головой - оно могло бы быть великодушнее к усталому путнику! - несколько мгновений мучительно решал, в каком конце улицы меня ждет вожделенная тарелка с едой, потом свернул налево, повинуясь какому-то безотчетному порыву, как всегда в таких случаях, и отправился навстречу своей судьбе. Впрочем, я только что брякнул жуткую глупость: мы всегда идем исключительно навстречу своей судьбе, даже когда направляемся в уборную, на ходу расстегивая брюки, поскольку между двумя любыми точками, расположенными на плоскости, можно провести одну, и только одну прямую - господи, какие все-таки жуткие вещи можно вычитать в обыкновенном учебнике геометрии, какой уж там Стилен Кинг!

Минут через десять я понял, что моя простая и ясная, но почти недостижимая цель стала близкой и осуществимой до дрожи в коленках. Огромные красные буквы на фоне бледно-серого неба обещали большую жратву: из таких ярко-красных букв можно составить только название какой-нибудь дрянной забегаловки, больше они ни на что не годятся! Буквы честно пытались сложиться в осмысленное слово, но получалось не очень-то - во всяком случае, мне так и не удалось прочитать название заведения, погребенного под этой загадочной надписью. Впрочем, я мог не сомневаться, что за свежевыкрашенными белыми стенами свирепствует мексиканская кухня: в конце надписи имелся еще и уродливый красный кактус, с грехом пополам заменявший точку. Меня это вполне устраивало. На мой вкус, худшее блюдо мексиканской кухни - это куда меньшее зло, чем печальные результаты взлета творческой мысли работников какого-нибудь "Мак-Дональдса".

Я толкнул стеклянную дверь, быстро пересек неопределенное пространство полутемного холла, переступил порог обеденного зала и заулыбался от неожиданности: внутри оказалось так хорошо - лучше не бывает! Во всяком случае, интерьер заведения полностью соответствовал - не то, что бы моему вкусу, который имеет обыкновение меняться несколько раз в сутки - но моему сиюминутному представлению о хорошем месте, что, по большому счету, гораздо важнее... Я тут же облюбовал себе столик в углу, напротив стены, увешенной театральными афишами начала века - не то настоящими, не то очень хорошими, и уже успевшими немного состариться копиями. Ко мне тут же подошел вполне натуральный мексиканец средних лет - к счастью, у его начальства хватило великодушия не заставлять парня таскаться по заведению в каком-нибудь идиотском сомбреро! - и с приветливой улыбкой поинтересовался, что он может для меня сделать. Я немного подумал и честно сказал, что для начала меня следует хорошо покормить, ну а если возможно устроить так, чтобы банка с тоником появилась в моих руках одновременно с меню - это превзошло бы мои самые смелые ожидания.

- Правда? - Невозмутимо переспросил официант. Потом он склонился к моему уху и доверительно шепнул: - Знаете, я думаю, что это можно устроить!

Я восхищенно покачал головой: чего я точно не рассчитывал здесь получить, так это хорошую порцию дружелюбной иронии, в которой меня только что утопил этот замечательный парень! Мексиканец тем временем успел исчезнуть и снова возникнуть за моей спиной. Я и сам не заметил, как в моей левой руке оказалась ледяная желтая банка с тоником, а в правой -  меню в картонном переплете.

- Стакан не нужен, да? - Можно было подумать, что этот потрясающий тип имел счастливую возможность лет триста прожить со мной под одной крышей и защитить докторскую диссертацию о моих многочисленных мелких привычках.

- Да, соломинки вполне достаточно. - Удивленно согласился я и торопливо уткнулся носом в меню: к этому моменту я был готов жевать скатерть! Через несколько секунд я решил, что для начала мне следует заказать бурритас с черепашьим мясом - я смутно предполагал, что это чертовски вкусно! - а там видно будет.

Всего полбанки тоника и полсигареты спустя я стал счастливым обладателем полной тарелки - очевидно, все события в этом замечательном заведении случались с фантастической скоростью. Я молниеносно расправился с теплой лепешкой и ее божественным содержимым и с удивлением обнаружил, что мне, собственно говоря, больше ничего и не требуется - разве что, чашка кофе... Я не пил его очень давно, и даже не был уверен, что он мне все еще нравится, но во всяком случае, мне следовало проверить это на практике.

Я огляделся в поисках улыбчивого мексиканца. Его нигде не было. "Ничего, можно и подождать. - С ленивым благодушием сытого человека подумал я. - Рано, или поздно объявится - куда он денется!"

- Прошу прощения, я немого задержался. Впрочем, это даже к лучшему: вы хоть поесть успели... - Смущенно сказал какой-то незнакомец, усаживаясь напротив меня. Я с недоумением уставился на его ярко-зеленое пальто: все-таки взрослые люди, да еще и мужчины, крайне редко выпускают себя из дома в одежде такого безумного цвета! Потом до меня дошло, что его извиняющаяся фраза была адресована не кому-то, а именно мне - больше здесь никого не было! - и перевел взгляд на его лицо. Как и следовало ожидать, лицо оказалось совершенно незнакомым, я мог быть уверен, что никогда в жизни не встречал этого парня, поскольку его физиономия представляла собой незабываемое зрелище! Честно говоря, я никогда не подозревал, что человеческое лицо может быть таким беспардонно красивым. Можно было подумать, что создавая это существо, природа внезапно перестала доверять собственному мастерству и передала заказ команде профессиональных мультипликаторов: в безупречной красоте незнакомца явно не хватало здорового реализма! Абсолютно правильный овал лица, белоснежная кожа, высокий лоб, эффектно обрамленный черными кудрями, тонкие полукружья бровей, таких ровных, что они казались нарисованными, неправдоподобно огромные глаза, пронзительно-зеленые, в тон его безумному пальто, изумительно очерченные губы - пожалуй, слишком яркие, чтобы их цвет казался естественным. Все это было так хорошо, что не вызывало доверия.

- Вы меня с кем-то перепутали? - Вежливо спросил я.

- Вас невозможно ни с кем перепутать. - Улыбнулся он. - Но если вы сомневаетесь... Вас зовут Макс, хотя мне очень хочется назвать вас Али, как в старые времена, но боюсь, что в настоящий момент вы вряд ли признаете это имя своим, а посему пока остановимся на Максе... Вы приехали в этот город сегодня утром, верно? Давным-давно у нас с вами была назначена встреча в этом самом кафе, ровно в два часа пополудни пятого мая сего года, но я задержался на четверть часа...

- Ну да, знаменитое "академическое опоздание"! - Машинально съехидничал я. Потом оценил нелепость ситуации и спросил: - Но если у нас с вами действительно была назначена встреча, почему я об этом ничего не знаю?

- Если бы вы не знали, вы бы сюда не пришли. - Флегматично возразил он. - А поскольку вы здесь...

- Ладно, - вздохнул я, - скажите хоть, кто вы, и для чего, собственно говоря, была назначена эта самая встреча, о которой я ничего не знаю?

- На первую половину вашего вопроса ответить довольно легко... и в то же время почти невозможно. - Меланхолично заметил незнакомец. - А удовлетворительного ответа на вторую половину вашего вопроса вовсе не существует, хотя ответ, который вас совершенно не устроит, я готов дать в любой момент... Забавно!

- Вы меня совсем запутали. - Сердито сказал я. - Между прочим, немецкий язык никогда не был моим родным, поэтому мне сейчас не до игры в загадки и отгадки!

- А с чего вы взяли, что я говорю с вами по-немецки? - Удивился незнакомец. Только тут до меня дошло, что и начало нашего разговора происходило на нормальном человеческом языке, без всяких там чудовищных цитат из самоучителя - и как я сразу не заметил?!

- Могу вас понять, - сочувственно сказал мой странный собеседник, - поскольку вы находитесь в Берлине, вы были заранее уверены, что любой незнакомец будет обращаться к вам именно по-немецки. Ничего удивительного: большинство людей всю жизнь пребывают отнюдь не в реальном мире, а в том, в существовании которого они "заранее уверены" - довольно страшный дар. Я бы сказал - проклятие, но вы со мной не согласитесь, я полагаю...

- Может, и соглашусь. - Равнодушно возразил я. - Если честно, в настоящий момент мне по фигу... Я уже пять минут смотрю на вас, ничего не понимаю, но ужасно хочу понять хоть что-то. Не самый удачный момент для философского осмысления общей картины человеческого бытия, вам так не кажется?

- Вам виднее. - Пожал плечами незнакомец. Было заметно, что его мысли заняты совсем другим. - Я вот все думаю, как бы мне ответить на ваш вопрос об имени... Вообще-то, у меня его нет.

- Но наверняка существует какой-то бессмысленный набор звуков, который окружающие считают вашим именем. - Понимающе улыбнулся я.

- Да, существует. - Кивнул он. - Но боюсь, что вас этот самый "набор звуков" окончательно запутает.

- Ох, вы меня так заинтриговали - дальше некуда. - Вздохнул я. - Может быть, хватит с меня мучительных догадок?

- Думаю, что так... В общем, когда люди хотят упомянуть меня в своих речах, они говорят: "Аллах". - Он развел руками и виновато улыбнулся. Я озадаченно уставился на него: стоило ехать черт знает куда, в город, где я не был так много лет, что постепенно начал сомневаться в его существовании - и все это для того, чтобы в первом попавшемся кафе наткнуться на городского сумасшедшего... Ничего не попишешь: мое фирменное везение! Потом я понял, что все гораздо хуже: этот самый "городской сумасшедший" не только безупречно говорил на моем родном языке - весьма отличном от немецкого! В довершение ко всем бедам, он знал, как меня зовут, когда я приехал, и честно говоря, я с самого начала почувствовал, что он знает обо мне гораздо больше - может быть, абсолютно все...

- "Аллах"? - Тупо переспросил я. - Что, вы хотите сказать, что вы - Бог, и вы все-таки есть? Ерунда какая-то!

- Не Бог, а Аллах. - Вздохнул он. - Это разные вещи... Кроме того, могу вас успокоить: меня нет, и никогда не было. В этом, собственно говоря, и заключается проблема.

- Какая проблема? - Обреченно спросил я. К этому моменту я как раз начал подозревать, что городской сумасшедший - не он, а я, а этот красавчик - просто моя очередная галлюцинация. Возможно, служащие психиатрической лечебницы, в которую меня давным-давно благополучно упрятали смертельно уставшие от моего прогрессирующего бреда родственники, забыли сделать мне очередной успокоительный укол, и теперь я могу вовсю наслаждаться всякими экзотическими видениями - ловить за хвост свою своеобразную удачу, пока они не опомнились и не возобновили курс лечения...

- Что бы вы не думали, Макс, но за этим столом нет ни одного безумца. - Мягко сказал незнакомец, только что признавшийся мне в своем божественном происхождении. - Перед тем, как я вошел, вы хотели заказать кофе, помните? Могу вас обрадовать: это как раз то чудо, которое мне по зубам.

Он ослепительно улыбнулся и эффектным жестом - не то фокусника, не то эксгибициониста - распахнул свое невероятное пальто. Под пальто обнаружился строгий черный костюм - пожалуй, слишком дорогой для комфортного пребывания в демократичном интерьере мексиканского ресторанчика. Я так и не успел разглядеть, откуда именно появилась маленькая чашка, такая же пронзительно-зеленая, как его пальто, потрясшее меня до самых оснований моей смешной души. Кажется, он извлек ее из нагрудного кармана своего элегантного пиджака, хотя я могу ошибаться...

- Это - самый лучший кофе, какой только можно отыскать под этим небом. - Скромно сообщил Аллах. - Точно такой же кофе готовил повар Гаруна аль Рашида - а этот парень вел свой род от верховных джиннов Первой Пустыни!

- Что это за "первая пустыня" такая? - Недоверчиво осведомился я. - Никогда о ней не слышал...

- Вы о многом не слышали. - Резонно заметил тот. - И еще больше успели позабыть. К счастью, ваше неведение не мешает некоторым событиям оставаться свершившимися фактами...

- Да уж! - Прыснул я. Потом осторожно попробовал кофе и расцвел от удовольствия.

- Вы нашли кратчайший путь к моему сердцу! - Проникновенно сказал я. - Вы утверждаете, что вы - наваждение, я вас правильно понял? - Мой собеседник кивнул, и я торжественно закончил: - В таком случае, вы - наилучшее из наваждений, сэр! Это я вам говорю, как крупный специалист в этом вопросе!

- Ну, наконец-то! - Улыбнулся он. - А я все ждал, когда вы перестанете упорно притворяться обыкновенным человеком, который впервые в жизни столкнулся с необъяснимым...

- Я вошел в роль. - Смущенно признался я. - Знаете, если уж я берусь за дело, я стараюсь делать его хорошо. И поскольку я решил немного побыть старым добрым Максом, которого понесло на прогулку по Берлину, я постарался стать им по-настоящему... Понимаете, тому Максу, который то и дело сталкивается с необъяснимым, нет места под этим замечательным хмурым небом. Я так старался соответствовать обстоятельствам, что немного увлекся...

- Разумеется, я понимаю. - Кивнул он. Немного помолчал, подождал, пока я сделаю последний глоток - этот воистину божественный напиток отличался от обыкновенного хорошего кофе так же разительно, как настоящие живые цветы от своих чудовищных пластиковых копий.

- Ладно, а теперь вам все-таки прийдется ответить на вторую половину дурацкого вопроса, который я задал вам с самого начала, сэр Аллах. - Улыбнулся я, аккуратно поставив на стол пустую чашку. - По какому такому делу я вам понадобился? Или вам просто надоело, что я то и дело поминаю ваше имя всуе, и вы решили побить мне лицо? - За мной действительно еще с юности водится смешная привычка поминать беднягу Аллаха по любому поводу: я регулярно посылаю к нему своих горемычных собеседников, вместо того, чтобы просто дружелюбно посоветовать им навестить черта, или отправить их в дальнее путешествие на поиски общеизвестного анатомического органа, как это обычно делается. Кроме того, я периодически возношу ему хвалу, изредка высказываю претензии, и так далее - просто потому, что слово "аллах" всегда казалось мне вполне забавным.

- Да нет, поминайте на здоровье. - Равнодушно отозвался мой собеседник. - Мне все равно, если честно... Я назначил вам встречу, поскольку хочу предложить вам работу.

- Надеюсь, вы не вербуете муэдзинов? - Рассмеялся я. - Предупреждаю: голос у меня всю жизнь был так себе, слабенький, а слух и вовсе дерьмовый! Я распугаю все население Ближнего Востока... или, по крайней мере, навсегда отвращу этих бедняг от истинной веры.

- Да нет, ерунда какая! - Удивленно возразил он. - При чем тут ваш голос...

- Ну тогда ладно. - Великодушно сказал я. Немного подумал и понял, что мне следует временно притормозить со своими дурацкими шуточками: хорош я буду, если этот красавчик обидится, назовет меня дураком и уйдет, а я останусь, чтобы скоропостижно скончаться от любопытства прежде, чем принесут счет. Я постарался придать своему лицу осмысленное выражение и выжидательно уставился на своего странного собеседника.

- Даже не знаю, как сформулировать, чтобы вы правильно поняли суть проблемы... - Задумчиво протянул тот.

- А вы просто скажите, как есть. - Предложил я. - Аллах с ними, с формулировками! Ой, извините...

- Не нужно извиняться, я же сказал, что мне все равно. - Великодушно отмахнулся он. - Ладно, пожалуй, вы правы: я не буду подбирать выражения, а просто скажу, как есть. Вы знакомы с пророчествами о конце Мира?

- Ну, разве что, в общих чертах. - Удивленно отозвался я. - Не могу сказать, что мне это было интересно, поэтому я всегда ограничивался той информацией, которая случайно влетала в мои уши. Ну, знаете, так называемый "Апокалипсис", примерещившийся бедняге Иоанну: четверка всадников, труба архангела, Страшный Суд, и прочая высокопарная чушь. И еще в сундуках моей памяти пылится одна мрачная версия из скандинавской мифологии: вроде бы там какая-то сволочная псина пожирает солнце, наступает тьма, а потом начинается последняя битва, в которой гибнут чуть ли не все боги... Или сначала наступает битва, а уже потом - тьма? В общем, все это называется красивым словом Рагнарёк...

- Вот-вот! - Оживился Аллах. - Из всех известных мне версий эта наиболее точно отражает истинное положение вещей. Именно об этом я и собирался с вами поговорить.

- Кстати, вы вполне можете обращаться ко мне на "ты". - Вздохнул я. - Извините, что не сказал это раньше: до меня как-то не сразу дошло... Так что там с этой "последней битвой"?

- С ней все в порядке. Даже дата уже известна: последняя битва должна состояться примерно через семь месяцев, в день зимнего солнцестояния - в этом году он как раз совпадает с полнолунием, очень удачно! Заранее представляю, как великолепно будет выглядеть поле боя при свете полной луны... Собственно говоря, я хотел предложить вам - тебе! - возглавить одну из армий. - Самым будничным тоном сказал мой новый приятель.

- Как это? - Тупо переспросил я.

- Ну, как - как обычно командуют армиями... Думаю, ты быстро освоишься. На самом деле, чем больше людей, тем проще с ними справиться. Человек, которому удается поддерживать дисциплину в маленькой организации, очень легко управляется с толпой. Вот наоборот получается далеко не всегда: я знал немало великих полководцев, которые так и не сумели навести порядок у себя дома...

- Подождите! - Жалобно попросил я. - Имейте в виду: я действительно ничего не понимаю! Какая армия? Какая последняя битва? При чем тут зимнее солнцестояние? И самое главное: при чем тут я, если уж на то пошло?

- Макс, этому прекрасному Миру пришел конец. - Жестко сказал мой собеседник. Если честно, он употребил другое слово: то самое, которое отлично рифмуется со словом "конец" и почти никогда не уходит живым из хищных лап цензоров. Услышав матерное словечко из божественных уст, я нервно рассмеялся, а потом заткнулся, поскольку на этот раз смысл его слов был мне совершенно ясен - яснее некуда!

- Полный? - Глупо переспросил я. Аллах недоумевающе пожал плечами.

- А какой же еще?

- И все исчезнет? - Растерянно уточнил я. - Жаль: здесь много изумительно красивых мест...

- Думаю, я не совсем правильно выразился. - Задумчиво сказал мой собеседник. - Этот конец Мира касается только людей и еще некоторых созданий - тех, кого люди называют "богами". Земля и небо - они останутся, просто станут иными. Думаю, в новом Мире тоже будет немало изумительно красивых мест, так что тебе не о чем сожалеть... Кроме того, ты же давно отдал свое сердце совсем другому небу, я не ошибаюсь?

- Вы не ошибаетесь. - Кивнул я. - И не только сердце. И все же...

- Кстати, тебе тоже не обязательно говорить мне "вы". - Мягко заметил он.

- Да? - Рассеянно удивился я. - Знаете, вообще-то мне несколько неловко говорить "ты" существу, которое считается богом... Я никогда не был религиозным человеком, но излишняя фамильярность тоже не в моем вкусе!

- Дело хозяйское. - Миролюбиво согласился он. - Ладно, давай вернемся к нашим баранам.

- Самое время! - Усмехнулся я. - Вы мне для начала вот что объясните: при чем тут все-таки я? Ну, будет какая-то "последняя битва", и все такое... Но Макс здесь больше не живет: я отдал этому самому, как вы выразились, "другому небу" не только свое сердце, но и прочие потроха. Так что я вряд ли смогу принять участие в этом вашем мероприятии.

-  Сможешь, если захочешь. Собственно говоря, именно об этом я и пытаюсь с тобой договориться. - Терпеливо сказал он. - Я собираюсь предложить тебе самое невероятное приключение, о каком ты и мечтать не смел.

- Возглавить одну из армий, да? - Усмехнулся я. - Вынужден вас огорчить: я никогда в жизни не мечтал о карьере военачальника... и вообще, у меня очень плохо функционирует тот участок мозга, который заведует честолюбивыми устремлениями.

- Не говори глупости. - Устало вздохнул мой собеседник. - При чем тут твои честолюбивые устремления? Я же не предлагаю тебе пост главнокомандующего НАТО! Соберись с мыслями, ладно?

- Не могу: у меня их нет! - Злорадно огрызнулся я. - Ну сами подумайте: как я могу возглавить какую-то армию, если я понятия не имею, что такое армия, и как ее следует возглавлять? Между прочим, я никогда в жизни не служил в армии - даже рядовым! - да и книжки про войну не любил читать... И вообще: зачем это нужно, чтобы я возглавлял какую-то там армию? Неужели этот ваш конец Мира нельзя провернуть без моего участия?

- Нельзя. - Просто подтвердил он.

- Вот это да! - Весело изумился я. - Как это приятно: "земную жизнь пройдя до половины", внезапно обнаружить, что без тебя совершенно невозможно обойтись на таком ответственном мероприятии! А почему, собственно говоря?

- Потому что... - Мой новый приятель задумчиво уставился в одну точку: наверное, подыскивал адекватные выражения. - Нет, вообще-то без тебя можно обойтись. - Наконец печально сказал он. - По большому счету, обойтись можно без кого угодно... Но если ты откажешься, эту самую армию прийдется возглавить мне самому. Я не могу оставить беднягу Мухаммеда в одиночестве. А это будет неправильно.

- Почему? - Удивился я.

- Ну, хотя бы потому, что меня нет. - Туманно объяснил он. - В отличие от всех остальных действующих лиц предстоящего этому Миру финала, я - не настоящий бог. Вернее будет сказать, что я вообще не настоящий. Так, наваждение, осуществившаяся мечта одного сумасшедшего Вершителя по имени Мухаммед...

- А откуда вы знаете о Вершителях? - Осторожно спросил я. - Вообще-то, я сам услышал этот термин очень далеко отсюда - если слово "далеко" уместно, когда речь идет о другом Мире...

- Ну, положим, термин-то я изъял из твоего собственного лексикона, вместе с кучей других полезных словечек - для удобства общения. - Пояснил Аллах. Я вспомнил великолепный синоним слова "конец", несколько минут назад извергнувшийся из божественных уст, и виновато отвернулся. Мой собеседник не обратил никакого внимания на мою смущенную рожу.

- У почитающего меня народа есть миф об абдалах - так называемых "скрытых святых", тайно управляющих миром. - Задумчиво продолжил он. - О, эти умники, суфии, отлично знали, на что способны Вершители! Наш прекрасный переменчивый мир всегда становится таким, каким вы хотите его видеть - рано, или поздно, так, или иначе... Неудивительно, что он готов рухнуть: ваши желания, как правило, еще более безумны и нелепы, чем желания прочих помешанных существ, именующих себя людьми. В общем, что касается меня... Бедняга Мухаммед так хотел, чтобы я был! Дело кончилось тем, что мне пришлось возникнуть из небытия. Если уж Вершителю по-настоящему приспичит...

- Вы хотите сказать, что пророк Мухаммед вас создал? - Ошарашенно спросил я.

- Ну да. А что тут такого невероятного? Вспомни свои собственные наваждения, Вершитель! - Невесело усмехнулся он.

- Наваждения? - Осторожно переспросил я. - Вы хотите сказать, что все, что со мной происходит...

- Я вообще ничего не хочу сказать. Но говорю - поскольку тебе кажется, что именно это я и должен делать. - Устало буркнул он. - И вообще, не обращай внимания на мою манеру выражаться - что тебе до нее?

- Ладно, не буду. - Кивнул я. - Но я все равно не понимаю: почему бы вам самому не сразиться в этой последней битве? Если вас нет, значит вы неуязвимы, и можете спокойно развлекаться - чего же еще?!

- Если я возглавлю одну из армий в грядущей последней битве, это будет очень плохо для всех. - Печально сообщил Аллах. - В первую очередь, для меня самого - поскольку ни одно наваждение не имеет права вмешиваться в так называемые "реальные события" - а последняя битва - это очень реальное событие, можешь мне поверить! Если я отягощу себя активным участием в делах людей и богов, я стану слишком настоящим, и никогда не обрету свободу, сладкая тень которой уже давно дразнит меня своими неописуемыми очертаниями!

- Да, это уважительная причина. - Понимающе усмехнулся я. - Но с какой стати вы решили, что из меня получится хороший заместитель главнокомандующего?

- А почему бы и нет? - Улыбнулся он. - Ты вообще идеальный заместитель! Ты просто рожден для того, чтобы доводить до конца чужие дела. Между прочим, именно поэтому тебе никогда не удавалось привести в порядок свои собственные - и не удастся, я полагаю! Строго говоря, у тебя вообще нет своих дел - только чужие, которые ты можешь совершать с пугающей легкостью.

- И то верно. - Задумчиво согласился я. Возражать не очень-то хотелось: у меня было достаточно поводов сделать те же самые выводы касательно своей загадочной способности улаживать чужие проблемы - и страшно подумать, сколько лет я угрохал на жалкие попытки перевернуть мир, прежде, чем понял, что мне вообще не стоит выпендриваться и убеждать окружающих, что у меня могут быть какие-то там "собственные дела"...

- А гибель Мира, который уже давно перестал быть твоим - это как раз то самое "чужое дело", которое просто необходимо довести до конца. - Торжественно завершил Аллах.

- Похоже, что так. - Растерянно кивнул я. - И что от меня требуется?

- Просто повести за собой мое воинство. - Печально сказал он. - Даже еще проще: немного помочь Мухаммеду, который уже готов выступить в поход. Понимаешь, Макс, кто-то из нас должен все время быть рядом с ним. Он даже не может покинуть свою могилу, пока его не позову я - или ты. Для него это не имеет значения.

- Как это - "не имеет значения"? - Настороженно спросил я.

- Что, не верится? - Аллах иронично приподнял бровь. - Знаешь, люди моего народа рассказывают друг другу одну историю о том, как однажды Мухаммед был у меня в гостях...

- Уже смешно! - Фыркнул я.

- Возможно. - Спокойно согласился он. - Тем не менее... Разумеется, считается, что я сам скрывался за занавеской, поскольку никто из людей - даже Мухаммед! - не может созерцать мой облик. Когда перед Мухаммедом появилось блюдо с угощением, он сказал, что ему неловко есть одному. И тогда из-за занавески появилась рука и взяла с блюда горсть риса. Мухаммед узнал в ней руку своего родича по имени Али - твою руку, Макс! Не могу сказать, что эта история так уж правдива, но как метафора она очень даже ничего...

- Подождите! - Жалобно попросил я. - Как я могу быть каким-то там родичем Мухаммеда? Может быть я сегодня неважно выгляжу, но я не настолько стар, чтобы фигурировать в каких-то там мифах и легендах... И потом, я не так уж хорошо знаю историю своей семьи, но мы с вашим Мухаммедом - люди разных национальностей, вам так не кажется?

- Ну при чем тут твоя национальность? - Вздохнул Аллах. - Ты говоришь ерунду, и ты готов тараторить до вечера, лишь бы заглушить настойчивый шепот своей собственной памяти, которая твердит тебе, что когда-то мы с тобой были хорошими друзьями, и в те дни тебя действительно звали Али. Ты боишься этих воспоминаний, да? Они разрушают последний бастион твоего здравого смысла.

- Какой "последний бастион"? - Растерянно переспросил я.

- Твердую уверенность в том, что тебя зовут Макс, и тебе недавно исполнилось тридцать три года. - Усмехнулся он. - Кажется, ты готов до последней капли крови сражаться за право и дальше оставаться при своей незамысловатой биографии. Забавно: с новостью о предстоящем конце мира ты смирился довольно легко!

- Я вас не понимаю. - Тихо сказал я, и сам не узнал собственный шепот.

- Ничего страшного. Когда-нибудь поймешь. - Устало вздохнул он.

- А как меня зовут на самом деле? - Замирающим от ужаса голосом спросил я. Смешно сказать - я смертельно боялся, что он ответит на мой вопрос. Казалось бы - что может изменить какое-то имя, упорядоченный набор звуков, изобретенный людьми для того, чтобы как-то обращаться друг к другу... Но Аллах только улыбнулся и покачал головой.

- Как тебя только не зовут! - Примирительно сообщил он. - Впрочем, как тебя зовут на самом деле, я, честно говоря, не знаю. Боюсь, что вообще никак... Видишь ли, ты - очень древнее существо, Вершитель. И когда-то - бесконечно давно! - ты нашел свой собственный способ убежать от смерти, которая до сих пор страшит тебя чрезвычайно.

- Какой способ? - От всех этих неземных откровений меня колотило так, что от попытки внятно произносить слова, скулы сводило.

- Это был простой и гениальный способ, Вершитель. - Усмехнулся мой удивительный лектор. Ты просто научился быть наваждением. Ты позволяешь снова и снова придумывать тебя - людям, богам, другим Вершителям и вообще всем, кому не лень. А в те дни, когда тебя звали Али, ты был моей собственной фантазией. Если честно, я выдумал тебя, чтобы ты помог мне справиться с Мухаммедом... а Мухаммеду - с дэвами, драконами и прочими напастями, которые он сам изобретал с удивительным проворством! Разумеется, они тут же обретали плоть: Мухаммед был очень сильным Вершителем... Хочешь сменить тему?

Я молча кивнул. К этому моменту я был почти уверен, что умру, если услышу еще хоть слово о своем славном прошлом. Или, чего доброго, действительно вспомню все эти вещи, о которых он начал говорить - почему-то мне казалось, что это будет даже хуже, чем смерть...

Мой собеседник великодушно умолк. Я осторожно взял банку с тоником - рука противно дрожала, и мне никак не удавалось прекратить это безобразие - и мелкими глотками допил остатки горьковатого лимонада. Когда я поставил пустую банку на стол, рука вела себя вполне прилично - так мило с ее стороны!

- Ладно, - вздохнул я, - может быть, все, что вы говорите... и все, о чем вы, к счастью, умолчали - правда. Не хочу об этом думать - не сейчас! Но в настоящий момент я не ощущаю себя могущественным существом, способным на все, что угодно. И как, интересно, я буду воскрешать этого вашего мертвого Мухаммеда, вести за собой восхищенные толпы почитателей, готовых умереть за мою улыбку, и все в таком духе? Я не потяну...

- Тебе не стоит волноваться на сей счет: если ты примешь мое предложение, я передам тебе свою связку ключей от человеческих сердец - в дополнение к твоей собственной связке... Я хочу сказать, что тебе предстоит получить в дар мое могущество - все, или почти все.

- Могущество - обременительная штука. - Мрачно отметил я.

- Твое - может быть. Но не мое! - Улыбнулся он. - Тебе понравится, Макс, обещаю!

- Да? - Удивился я. - А что, собственно говоря, за "воинство" мне предстоит возглавить?

- Просто люди. - Мягко сказал он. Немного подумал и осторожно добавил: - Мертвые люди. Те, кто уже давным-давно умер, и те, кто все еще жив... но их дух спит так крепко, что их тоже можно считать мертвыми.

- А те, чей дух не спит? - Заинтересованно спросил я.

- О, таких немного. Они-то как раз и будут твоими противниками в последней битве. - Улыбнулся Аллах. - Но не только они. Еще те существа, которых люди называют "богами"...

- С вами все ясно! - Фыркнул я. - Вам кажется, что из меня получится неплохой предводитель темных сил - спасибо за комплимент, сэр Аллах, выразить не могу, как вы меня растрогали!

- Не говори ерунду. - Сухо сказал он. - Нет никаких "темных", или "светлых" сил, никакой битвы "добра" со "злом"... Это только у людей, среди которых ты довольно долго болтался, есть старая, как мир, глупая история о том, как "хорошие парни" сражаются против "плохих парней" - думаю, что-то в таком роде ты и имеешь в виду. Но эта сентиментальная сказочка для слабоумных не имеет никакого отношения к реальному положению вещей. Нет ни "плохих", ни "хороших". Есть только мертвые и живые... в нашем случае - не просто живые, а бессмертные.

- Можете сколько угодно считать меня слабоумным, но на мой вкус, мертвые парни - это и есть плохие парни. - Сердито сказал я. - А бессмертные - это хорошие. По-моему, все очень просто! Я, знаете ли, ненавижу смерть, что вполне согласуется с дурацкой историей о моем "темном прошлом", которую вы мне только что рассказали...

- Именно поэтому я рассчитываю на твое согласие! - С энтузиазмом заявил Аллах.

- Ну и напрасно. - Упрямо буркнул я. - Чего я не собираюсь делать - так это возглавлять армию мертвецов, и уж тем более, мертвых духом... Пусть себе катятся ко всем чертям - но без моего участия!

- Сначала выслушай меня до конца. - Мягко сказал он. - Как ты думаешь, зачем вообще потребовалось затевать эту последнюю битву?

- Не знаю! - Фыркнул я. - Может быть, непостижимые силы, от которых зависит сценарий всего происходящего, обожают батальные сцены. А может быть, они просто решили, что так романтичнее...

- Не без того. - Согласился Аллах. - Но есть еще кое-что. Видишь ли, для мертвецов, населяющих эту прекрасную землю, эта битва - единственный шанс стать живыми.

- Как это? - Глупо переспросил я.

- Не знаю, как. Речь идет о настоящем чуде, по сравнению с которым все прочие чудеса - всего лишь прикладная магия для кухонного пользования... Мертвые станут живыми, а бессмертные встретятся лицом к лицу со своей смертью. Вышло так, что именно у тебя есть шанс привести их на порог величайшего из чудес... а потом отойти в сторону и посмотреть, что из этого выйдет. Ты же из тех ребят, которые всегда отходят в сторону, в конце каждой истории, правда?

- Если получается. - Я невольно улыбнулся, потому что это было чистой правдой. Потом я понял, что мне почему-то больше не хочется говорить "нет" на предложение этого красавчика.

- Когда-то в юности я стал счастливым владельцем роскошного издания "Бабур-намэ". - Кажется, я обращался не столько к своему собеседнику, сколько к самому себе. - Там есть одно потрясающее место: Бабур пишет, что неоднократно задумывался о том, что было бы неплохо "свести слона с носорогом и посмотреть, как они будут себя держать". Насколько я понимаю, вы предлагаете мне приключение вполне во вкусе Бабура... Соблазнительное предложение, нечего сказать!

- Да, примерно так оно и есть, ты очень удачно подобрал цитату! - Обрадовался Аллах.

- Ну ладно, - вздохнул я, - предположим - только предположим! - что я соглашусь участвовать в этой безумной затее. Но что бы вы там не говорили о моей удивительной природе, мне по-прежнему кажется, что я - вполне человек, а посему состою из костей, мяса и прочей ненадежной чепухи. Я не бессмертный, и не мертвый - ни телом, ни духом - во всяком случае, я на это здорово надеюсь... Вам не кажется, что у вашей армии будет слишком уязвимый военачальник?

- А, ну это просто уладить. - Отмахнулся он. - Я могу подарить тебе очень много жизней. Не бесконечно много, но до конца кампании хватит. Что ты скажешь о таком числе? - И он насмешливо постучал ухоженным длинным ногтем по краю белой пластмассовой пепельницы, приютившейся на другом конце стола. Только сейчас я заметил, что на дне пепельницы нарисованы три аккуратные темно-синие шестерки.

- Хорошее число - большое! - Фыркнул я. А потом неудержимо расхохотался.

- Это смешное число? - Невозмутимо спросил мой собеседник.

- Ага! - Подтвердил я. Кое-как успокоился, вытер навернувшиеся на глаза слезы и объяснил: - У меня довольно разнузданное воображение, но мне никогда не приходило в голову, что в один прекрасный день мне предложат немного поработать Антихристом! Да уж, нечего сказать, нашел себе халтурку на выходные!

- Антихрист - это термин из христианской религии? Ну да, припоминаю, кто-то вроде нашего Даджжала... Глупости какие! - Устало вздохнул мой собеседник. А потом с неподдельным интересом спросил: - А вот что такое "халтурка"?

- Работа. - Я пожал плечами. - Работа, которую можно сделать за короткий промежуток времени, в перерыве между основными занятиями, получить деньги и смыться - прежде, чем в построенном тобой доме начнет рушиться потолок.

- Очень хорошая метафора. - Уважительно сказал Аллах. - Да, именно это от тебя и требуется. Но учти: "смыться" можно будет не раньше, чем "потолок" действительно начнет рушиться.

- Между прочим, я еще не дал согласия на эту авантюру! - Упрямо сказал я. - И не думаю, что...

- Не обманывай себя, Макс. - Устало вздохнул он. - Ты уже дал свое согласие -  с самого начала. Если бы ты его не дал, тебе бы просто не позволили родиться. Мой разговор с тобой - это простая формальность. Заранее известно, чем он закончится, так что не растягивай это сомнительное удовольствие.

- Как это - мне не позволили бы родиться? - Возмутился я.

- А вот так. - Неопределенно объяснил он. - Как это всегда бывает...

- Между прочим, вы совершенно напрасно сказали, что вам заранее известно, чем закончится наш разговор. - Сердито заметил я. - Меня уже подмывало согласиться, а теперь... Теперь меня здорово подмывает сказать вам "нет" - просто из вредности!

- Говори, что хочешь. - Равнодушно отозвался мой собеседник. - Но учти: если ты сейчас откажешься, это не будет иметь никакого значения. Ты просто забудешь о нашей встрече, как забыл о наших былых встречах - до поры, до времени. Ты и сам не заметишь, как исчезнешь отсюда, а потом внезапно обнаружишь себя где-нибудь - скорее всего, в том месте, которое считаешь своим домом - и будешь совершенно уверен, что просто проснулся, и не можешь вспомнить, что тебе снилось: так ведь часто бывает... А потом твоя судьба снова приведет тебя сюда, и я снова появлюсь неизвестно откуда, и все начнется сначала... Можно сказать, что мы с тобой ведем этот диалог чуть ли не с начала времен. Тебе еще не надоело?

Мне показалось, что он метет жуткую чушь, но какое-то незнакомое мне самому существо, дремлющее на самом дне моего сознания, отлично знало, что этот странный парень говорит правду. Я опять не дал тяжелой темной волне воспоминаний накрыть меня с головой, поскольку по-прежнему подозревал, что это удовольствие будет стоит мне рассудка - если не жизни!

- Не нужно волноваться. - Мягко сказал мой собеседник. - Ничего страшного не происходит: наша встреча - просто часть твоей изумительной жизни, полной самых невероятных чудес. Ты же сам хотел, чтобы у тебя была именно такая жизнь!

- Хотел. - Растерянно согласился я.

- Ну вот и получай... Хочешь еще кофе? - Будничным тоном гостеприимного хозяина осведомился Аллах. Я молча кивнул: что бы он там не мел касательно моего зловещего предназначения, а его кофе воистину был восьмым чудом света, так что мне следовало пользоваться случаем... Через несколько секунд в моих руках оказалась крошечная горячая чашка.

- Ну, вот и договорились. - Задумчиво сказал мой странный приятель. Я открыл было рот, чтобы возразить, сказать, что ни о чем мы еще не договорились, и вряд ли когда-нибудь договоримся... а потом захлопнул свою болтливую пасть, поскольку понял, что звуки, которые способны издавать мои голосовые связки - в каком бы сочетании эти звуки не вылетели из моего рта! - ничего не изменят, поскольку не только беспомощное бормотание припертого к стенке человека, но и самые могущественные заклинания становятся бессильными, когда судьба по-настоящему берет тебя за глотку и пинками гонит вперед - в предначертанное... Мною овладело равнодушное оцепенение - впрочем, довольно приятное: оно не было похоже на обычную минуту слабости, сопровождаемую внутренним стоном типа "делайте со мной, что хотите". Просто до меня наконец-то дошло, что не следует тратить силы на попытки принять какое-то решение, поскольку все давным-давно решили без моего участия... Поэтому я просто молчал и ждал: что теперь?

- Теперь тебе предстоит один официальный визит. - Деловито сообщил мой собеседник. - Тебя ждет Сфинкс: она уже давно стережет твое оружие...

- "Она"? - Удивленно уточнил я. - А разве Сфинкс женского пола?

- Ну да, а какого же еще? - Рассеянно удивился Аллах. Немного помолчал и добавил - как мне показалось, довольно виновато: - Вообще-то, эта сумасшедшая кошка совершенно помешалась на своей любимой игре в загадки, но это не беда. Может быть, она тебя убьет - что с того? Ну, останется у тебя 665 жизней вместо 666 - тоже мне, проблема...

- Я не люблю, когда меня убивают. - Вяло возразил я.

- Но у тебя еще никогда не было такого количества жизней в запасе. - Резонно заметил Аллах. - Кроме того, вполне может случиться так, что ты отгадаешь ее загадку: время от времени они бывают такими легкими - даже не верится! Одним словом, ты как-нибудь выкрутишься...

- А что потом? - С замирающим сердцем спросил я.

- Потом - по обстоятельствам... Может быть тебе прийдется отправиться в Медину, чтобы призвать Мухаммеда, наступив на его могилу, а может быть он сам тебя найдет... Одним словом, сам увидишь. - Он пожал плечами. - Только сделав первый шаг, можно приступить к следующему, так что... Ладно, все улажено, так что теперь я, пожалуй, могу попрощаться - с тобой, и с этим великолепным Миром, заодно!

- Попрощаться? - Удивился я. - Но вы собирались как-то передать мне свое могущество, и эту загадочную "связку ключей" от человеческих сердец...

- Они и так уже принадлежат тебе, с самого начала. - Улыбнулся он. - Просто до сих пор у тебя не хватало пороху переворошить свои кладовые - ты бы здорово удивился, если бы узнал, на что может наткнуться человек, принимаясь за ревизию собственного имущества!

- А мои 666 жизней? - Недоверчиво спросил я. - Сомневаюсь, что они всегда были при мне: я всегда очень остро ощущал собственную смертность... может быть, слишком остро!

- Твои 666 жизней? Да, действительно, чуть не забыл! - Виновато согласился Аллах. Рассеянным жестом взял со стола пепельницу, внимательно посмотрел на темно-синие шестерки на ее дне, а потом неожиданно сильным, молниеносным движением запустил пепельницу точнехонько в мою голову. Разумеется, я не успел уклониться! Последнее, что я запомнил - это его неестественно красивое бледное лицо, перекосившееся в бесшабашно веселой, но вполне зловещей ухмылке...

 

Я открыл глаза и огляделся. Под моими ногами искрился светлый песок, над головой пронзительно синело небо. Наверное, было жарко, но в моем теле произошли какие-то необратимые изменения: о жаре я знал только теоретически, мои ощущения равнодушно молчали. Я посмотрел на ослепительно-белый шар, застывший в зените, и понял, что солнечный свет больше не заставляет меня щуриться: я мог бы часами смотреть на безжалостно пылающее светило, если бы мне вдруг почему-то показалось, что это необходимо... Со мной что-то было не так, вернее, со мной все было НЕ ТАК, и мне это чертовски нравилось - по крайней мере, пока.

Потом я произвел беглый осмотр собственного тела, чтобы окончательно выяснить, как обстоят дела со мной, любимым. Дела обстояли довольно странно. Я сидел на теплом камне, словно специально созданном заботливой природой в полном соответствии со всеми тайными пожеланиями моей задницы. Ни одно из многочисленных мягких кресел, с которыми мне доводилось иметь дело на протяжении своей жизни, изобилующей короткими, но нежными встречами с удобной мебелью, не шло ни в какое сравнение с этим изумительным камнем! Потом я с удивлением обнаружил, что мои плечи укутаны ярко-зеленым плащом - где-то я уже видел этот дикий оттенок!  Еще через мгновение я вспомнил, что в пальто такого же цвета был одет странный незнакомец, сообщивший мне, что он и есть Аллах - похоже, парень любезно одолжил мне свое барахлишко... Я тут же вспомнил и все остальное: нашу бредовую беседу, его сомнительное предложение касательно моей военной карьеры, мои вялые попытки отвертеться от собственной судьбы и драматический финал нашей своеобразной "планерки": круглую белую пепельницу, стремительно летящую по направлению к моей горемычной роже. Воспоминания не вызвали у меня никаких эмоций - только ленивую, равнодушную мысль о том, что вообще-то мне свойственно испытывать разного рода эмоции. Я вяло подумал, что в соответствии с традиционным сценарием "смятения чувств" мне следовало испугаться, потом - рассердиться, а потом вспомнить о совершенно восхитительной жизни, которая была у меня в последнее время, с ужасом осознать, что она закончилась - скорее всего, безвозвратно! - и взвыть от боли и отчаяния. Я немного подождал и понял, что представления не будет: ни страха, ни гнева, ни, тем более, отчаяния. Бедняги Макса, все еще способного испытывать все эти неземные переживания, больше не было, а если он и имелся в наличии, то тихонько сидел в самом темном уголке моего сознания и молчал в тряпочку. Впрочем, оно и к лучшему...

- Все уже случилось. - Равнодушно сказал я сам себе. - Ты уже ввязался в эту заварушку, дорогуша, так что ничего не попишешь... Бедняга мексиканец - боюсь, я так и не успел заплатить по счету! Сомневаюсь, что герр Аллах потрудился исправить положение: боги - это же самый безответственный народ...

Потом я замолчал, поскольку обнаружил, что мне больше не требуется говорить с собой вслух, чтобы успокоиться: я и без того был спокоен, как удав, обожравшийся кроликов на похоронах собственной бабушки. Несколько минут - или дней? - я просто любовался сияющими песчинками под ногами, а потом обратил внимание на свои руки, аккуратно сложенные на коленях. Они показались мне каким-то чужими, но я никак не мог сообразить: в чем, собственно, разница. Поднес их к лицу - удивительно, но это пустяковое движение стоило мне совершенно титанических усилий! Некоторое время я зачарованно рассматривал собственные верхние конечности, а потом наконец понял, в чем дело, и криво ухмыльнулся: на моих ладонях больше не было никаких линий, вообще - ни единой черточки.

- Допрыгался, поздравляю! - Насмешливо сказал я сам себе. - И куда ты подевал свою линию Жизни? Я уже не говорю о линиях Головы, Сердца и Печени, заодно... Твоя мама была бы очень недовольна: она так старалась, рожала твое бренное тело, а ты за ним совсем не смотришь! Как еще голова на месте... - После этого бредового монолога я окончательно развеселился, поскольку вспомнил какую-то старинную книжку по хиромантии, автор которой утверждал, что линии на ладони, как правило, отсутствуют у слабоумных...

От внимательного изучения собственных рук меня отвлек слабый порыв ветра, нежно погладивший волосы на моей макушке - можно было подумать, что над моей головой пролетела небольшая птица. Я поднял глаза и обнаружил, что никакая это не птица. Надо мной кружил крошечный самолетик - кажется, это была искусно сделанная модель двухместного аэроплана времен Первой Мировой Войны. Я успел разглядеть надпись на борту: голубую букву "А" и такую же цифру "6", рисунок на хвосте - смешного черного кота с желтым бантом на шее и большие сине-бело-красные круги на серебристых крыльях - они свидетельствовали о том, что прототип этой очаровательной модельки в свое время мужественно сражался за честь британской короны. Мой рот изумленно распахнулся: я был готов к чему угодно, но только не к встрече с игрушечным самолетиком в самом сердце какой-то дурацкой пустыни - я ведь даже не знал, какой точке на карте мира соответствует это странное место, и есть ли она вообще, эта точка на карте! Впрочем, природа в конце концов взяла свое, и я неудержимо расхохотался вслед очаровательному наваждению, стремительно улетающему прочь...

 

Афина лихо посадила свой аэроплан на крошечной посадочной площадке на плоской вершине столовой горы. Такие горы встречаются только в Эфиопии, местные жители называли их "амбами" - в те благословенные времена, когда здесь еще были какие-то "местные жители"... С некоторых пор Олимпийцы вбили в свои неразумные головы, что на земле больше нет мест, пригодных для жизни. К тому времени, когда я решил присоединиться к их безумной компании, они успели прочно обосноваться на амбах, каждый на своей, в узком кругу домочадцев - рядом с некоторыми Олимпийцами постоянно отираются смертные, к которым они, как мне показалось, привязаны куда больше, чем друг к другу.

Впрочем, у Афины нет никаких домочадцев: она любит говорить, что не нуждается в компании прихлебателей. Порой мне кажется, что она и общество равных себе едва терпит - могу ее понять! Правда, иногда к ней в гости заглядывает один бродяга по имени Улисс. Хотел бы я знать, чем он занимается в перерыве между этими короткими визитами! Парень у меня на подозрении: я бы не удивился, выяснив, что он зарабатывает себе на хлеб, латая сапоги моего бывшего побратима Локи: по крайней мере, рожа у него такая же хитрая, только могущества поменьше. Одним словом, Улисс мне решительно не нравится, к тому же, в нем ненамного больше человеческого, чем в самой Афине, хотя сам он упорно считает себя одним из смертных. По мне, так его давно следовало бы отправить в Хель и забыть, где его могила - все лучше, чем ломать себе голову, пытаясь угадать, какого рода пакость он сейчас обдумывает! Но мне кажется, что это не на шутку опечалило бы Афину. Их отношения весьма смахивают на родственные: Улисс ее обожает, доверчиво смотрит ей в рот и охотно верит каждому слову, хотя сам непрерывно врет и ей, и всем остальным, все глубже увязая в паутине собственных незамысловатых хитростей. Про себя я окрестил этого бродягу "племянником", хотя мне отлично известно, что он не является сыном одного из многочисленных братьев или сестер Паласы. 

Кстати сказать, бродяга Улисс уже давно не совал к нам свой хитрющий нос - и правильно делал! Так что я оставался единственным гостем Афины. Впрочем, нашу с ней жизнь трудно назвать уединенной: на ее амбе полным-полно Любимцев и Хранителей, как и у каждого Олимпийца. Честно говоря, даже я до сих пор не могу постичь странную суть этих непостижимых беспокойных тварей... 

Мои ноги наконец-то ступили на твердую землю, и это было чертовски приятно.

- Ты совсем не бережешь свою летающую машину... и своих пассажиров, заодно! - Сердито сказал я Афине. - Эта посадка душу из меня вытрясла!

- Во-первых, я здорово сомневаюсь, что у тебя есть душа, Один! - Весело отозвалась она. Мне оставалось только нахмурить брови: иногда эта сероокая мелет что попало, как перепивший берсерк! Она легко спрыгнула на землю, окинула хозяйским глазом окрестности, рассеянно погладила черного кота, нарисованного на хвосте аэроплана - словно кот был живым существом, настоящим зверем, способным обрадоваться ее ласке - и сердито уставилась на меня. - А во-вторых, я тебе уже сто раз говорила, что мой аэроплан - не какая-нибудь безымянная "летающая машина", его зовут Бристоль, а если хочешь показаться ему учтивым, к имени "Бристоль" следует добавлять "Эф два Бэ Файтер"... уж не знаю, что означают эти загадочные "Эф два Бэ", но "Файтер" переводится как "истребитель".

- Того парня он, тем не менее, так и не истребил! - Зло ухмыльнулся я.

- Какого парня? - С любопытством спросил Дионис. Он уже давно стоял за моей спиной, вежливо выжидая удачный момент, чтобы вмешаться в нашу беседу. На сей раз его лицо не представляло собой ничего выдающегося - кажется, эта помятая рожа принадлежала какому-то человеческому шуту, или, как говорят Олимпийцы, "комедийному актеру" - но я еще не опустился до того чтобы убивать все свое время на созерцание иллюзорных событий никчемной человеческой жизни, именуемых "кинематографом", а посему не мог сказать наверняка... Эти дурни Олимпийцы совершенно помешаны на кинофильмах и киноактерах, так что безумная страсть Афины к обличью Марлона Брандо - это еще цветочки, большинство ее родичей меняет свой облик чуть ли не по дюжине раз на дню. Их лица редко соответствуют моим представлениям о том, как должны выглядеть боги, но вразумлять их бесполезно...

- Что ты здесь делаешь, Бромий? - Весело спросила Афина. - Решил помочиться в мой бензобак? Очень мило с твоей стороны, но ты же знаешь, я предпочитаю традиционное топливо.

- Я просто зашел в гости. - Улыбнулся он. - Мы редко ходим друг к другу в гости, и это не есть хорошо...

- Ну да, так  мало поводов устроить вечеринку! - Фыркнула Афина.

- А мне не нужен повод, чтобы устроить вечеринку, поскольку самые лучшие вечеринки устраиваются без всякого повода. - Спокойно ответил Дионис. - Уж ты поверь крупнейшему специалисту в этом вопросе, дорогая! Или ты сейчас "дорогой"? С тобой никогда не знаешь, как остаться вежливым... Так какого это парня вам не удалось истребить?

- Да так, один мираж в пустыне. - Отмахнулась Афина. - Бедняга Игг наконец-то встретил своего легендарного великана Сурта - правда, пока без огненного меча. Очень симпатичный великан... да и не великан он вовсе!

- Какого великана? - Ошалело спросил Дионис.

- Какого, какого... Ты слишком много пьешь и слишком мало читаешь, Сабазий! Вот если бы ты выбрал время порыться в гнилье, которое хранит в своем изголовье наш общий друг, - последовал ироничный поклон в мою сторону, - ты бы уже знал, кто такой великан Сурт, зачем ему огненный меч, и так далее. Какой ты у нас все-таки необразованный!

- У каждого свой способ коротать время. - Пожал плечами Дионис. - Перестань ворчать, Паллада. Я прилетел сюда, чтобы угостить тебя лучшим вином, какое только можно найти под этим несчастным небом... и я буду рад, если ты, Один не станешь говорить, что спешишь удалиться - ибо твое общество всегда доставляет мне радость.

- Ну хоть кому-то мое общество доставляет радость! - Насмешливо улыбнулся я. - Что ж, спасибо на добром слове, Дионис.

- Что за странная идея: устраивать вечеринку именно на моей амбе! Слетал бы ты к нашему папочке, Бахус: уж он-то всегда готов повеселиться. - Вздохнула Афина. Впрочем, лицо Марлона Брандо показалось мне вполне довольным. Было совершенно ясно, что у Афины нет серьезных возражений против небольшой дружеской пирушки, скорее наоборот!

- Что касается нашего отца... С тех пор, как Зевс облюбовал для себя тело какого-то дряхлого русского правителя, не так давно переправившегося через Стикс, с ним стало совершенно невозможно иметь дело! - Вздохнул Дионис. - Во-первых, он очень неразборчиво говорит. Впрочем, это даже к лучшему, поскольку теперь Зевс предпочитает не полагаться на импровизацию, а зачитывает вслух заранее написанные речи. Если учесть, что тексты выступлений пишет отнюдь не он, а его очередной мальчик из смертных, да еще и журналист по профессии - можете себе представить, что он метет! И вообще, видеть Вседержителя с этими дурацкими, словно наклеенными, черными бровями, в каком-то жутком одеянии, с кучей блестящих значков на груди... Сразу вспоминаешь, что мы на пути в Тартар, да еще и думаешь: "скорее бы"! Знаешь, Паллада, я - не любитель напиваться с горя. Встреча за чашей вина должна быть радостной, а какая уж тут радость! Поговорила бы ты с ним, что ли...

- О чем? - Фыркнула она. - Зевс имеет такое же право развлекаться, как и все мы. И если это ужасное тело с бровями его действительно развлекает - что ж, остается только порадоваться, что и на его долю выпало одно из земных наслаждений!

- Да уж, умеешь ты обращаться со словами! - От души рассмеялся я. - "Одно из земных наслаждений" - это надо же! Из тебя вышел бы хороший скальд, Паллада.

- Но ему действительно кажется, что это хорошая шутка. - Печально улыбнулась Афина. - Ты же знаешь, Один: мы все давно утратили разум. И не вина Зевса, что его безумие действует на нервы остальным - таким же безумным, как он сам... Ты предлагал нам немного повеселиться, Бахус? Ликуй, бездельник: мне кажется, я переживу, если сегодня это случится именно на моей амбе... Присоединишься, Игг?

- Почему бы и нет? Сегодня мне действительно не помешает немного повеселиться. Не так уж часто мне доводится бражничать в твоей компании. А скоро нам всем будет не до этого...

- Передать тебе не могу, как меня это радует. - Твердо сказала она. - Если уж нам суждено погибнуть в последней битве - пусть так, ничего не попишешь. Все лучше, чем сходить с ума от праздности и томительного ожидания неизвестно чего... В общем, я даже рада, что этот твой "великан Сурт" уже в пути.

- Вы так и не объяснили мне, что это за "великан Сурт" такой. - Жалобно заметил Дионис. - И откуда он взялся? И почему ты, Один, выглядишь, так, словно твоя жизнь уже закончилась, а Паллада сияет, как новенький щит из кузницы Вулкана?

- Потому что... - Начал было я, и тут же умолк, поскольку понял, что не хочу отвечать на его последний вопрос, по крайней мере, сейчас. - А черт его знает, почему! - Весело завершил я.

 

Я сидел на камне и равнодушно думал о предстоящей встрече со Сфинксом. Аллах говорил, что эта тварь уже давно стережет так называемое "мое оружие" - я здорово надеялся, что легендарная кошка не согревает своим волшебным задом вход на какую-нибудь секретную военную базу! Только бегать по пустыне с атомной бомбой под мышкой мне не хватало... Я лениво улыбался своим дурацким мыслям и пытался понять: а как, собственно, я буду ее разыскивать? Но она пришла сама. Бесшумно подкралась сзади и положила мне на плечо мягкую, тяжелую кошачью лапу. Я обернулся и изумленно покачал головой: фантастический облик этого существа вполне мог бы оказаться последней каплей, способной подточить бастион моего здравого смысла - если бы этот самый бастион не сдался без боя задолго до нашей встречи...

Она была далеко не такая огромная, как мне почему-то казалось в те благословенные времена, когда я не назначал свидания сфинксам, и вообще считал их персонажами каких-то занудных древних мифов. Немного крупнее африканского льва, раза в полтора, не больше. Лицо у нее было вполне человеческое - заурядное, некрасивое лицо немолодой женщины. Грузное, мускулистое кошачье тело самым нелепым образом дополнялось обыкновенным дамским бюстом, изрядно обвисшим - честно говоря, на ее месте я бы непременно попытался прикрыть эту красоту первой попавшейся тряпочкой! Сфинкс в бюстгальтере - полагаю, что это довольно дикое зрелище, но хуже, чем есть, трудно себе представить! Впрочем, она не была лишена некоторого странного шарма. Обаянием такого рода нередко обладают пожилые школьные учительницы с несложившейся личной жизнью: вроде бы совершенные стервы, но время от времени понимаешь, что дорого дал бы за одну-единственную улыбку этой издерганной сумасшедшей тетки! Что-то неописуемое прячется на дне их шальных глаз, и я разглядел это самое "неописуемое" в глубине неподвижных зрачков Сфинкса. Голос у нее тоже был вполне учительский: хорошо поставленный голос человека, привыкшего выступать перед большой аудиторией. Странно, вообще-то: откуда у Сфинкса могла взяться эта самая "большая аудитория"?

- Ну вот ты и пришел ко мне, Владыка. - Важно сказала она, с интересом оглядывая меня с ног до головы. - Вообще-то, я предполагала, что это случится гораздо раньше.

- Извините, я был занят! - Фыркнул я. Странное существо совершенно не оценило мою иронию: оно равнодушно кивнуло и устало опустилось на песок - приняло классическую позу, в которой обычно пребывают все сфинксы на многочисленных скульптурных изображениях.

- Мне сказали, что вы храните какое-то оружие... - Вежливо начал я.

- Не "какое-то", а твое собственное оружие, Владыка. - Менторским тоном поправила она. - Ты сам отдал мне его в начале Смутного Времени и просил посторожить, пока ты не вернешься.

- Правда? - Удивился я. - А вы уверены, что это был именно я? Я, конечно, рассеянный парень, но не настолько же...

- Разумеется, ты все забыл. - Кивнула она. - Так было предначертано. У всякого своя судьба, и твоя судьба - это забвение... Но теперь ты пришел ко мне, чтобы все вспомнить. Я тебе помогу, Владыка.

- А если я не хочу ничего вспоминать? - Осторожно спросил я. - Мало ли, что может выясниться... Может быть, обойдемся без оздоровительного сеанса?

- Я знаю, что ты не хочешь вспоминать. - Кивнула Сфинкс. - Но иногда случается так, что желания не принимаются в расчет - даже твои желания, Владыка!

- А почему ты называешь меня "владыкой"? - Поинтересовался я.

- Потому, что мы были знакомы в те времена, когда ты безраздельно владел всем, что встречалось на твоем пути. - Неопределенно объяснила она. - Теперь эти времена начинаются снова, Владыка. Ты не рад?

- Счастлив, как слон после трехведерной клизмы! - Буркнул я, отворачиваясь от пронзительного взгляда ее золотистых глаз: он беспокоил меня, как назойливое прикосновение шершавой руки к обожженному солнцем телу, когда, вопреки здравому смыслу, ты чувствуешь, что с тебя медленно снимают кожу.

- Ты помнишь загадку, которую загадал мне перед тем, как уйти? - Неожиданно спросила она.

- Как я могу помнить какую-то загадку, если не помню всего остального? - Раздраженно поинтересовался я.

- Это была очень смешная загадка, Владыка. - Мягко сказала она. - Даже мне тогда стало смешно, хотя в те дни меня печалила предстоящая разлука с тобой. Про юношей, склонных к мужеложеству... Неужели не помнишь?

- Час от часу не легче! - От неожиданности я рассмеялся, так неудержимо, словно делал это в последний раз. - И что это за история?

- Множество юношей предаются мужеложеству, выстроившись в ряд, один за другим. - Невозмутимо начала эта потрясающая кошка. - Каждый ублажает впередистоящего, в то время, как стоящий позади, ублажает его самого. Вопрос заключается в том, кто из них счастлив в большей степени, нежели остальные?

Я ошеломленно уставился на диковинную тварь с лицом усталой женщины. Так вот она, знаменитая "загадка Сфинкса"! На мой вкус, все это было как-то чересчур!

- И эту дурацкую историю ты рассказывала всем беднягам, встречавшимся на твоем пути?

- Некоторым. - Равнодушно сказала она. - Твоя загадка хороша, но скучно всякий раз талдычить одно и то же...

- Ну и как, хоть кто-то ответил на этот вопрос вопросов? - Ехидно осведомился я.

- Да, один ответил. - Улыбнулась она. - Я до сих пор помню его имя: его звали то ли Эдди, то ли Эдип... Думаю, этот мудрый человек сам не был чужд наслаждений такого рода.

- Ну-ну... - Вздохнул я.

- А ты так и не вспомнил ответ на эту загадку? - Озабоченно поинтересовалась моя собеседница. - Если ты не сможешь ее разгадать, мне прийдется тебя убить. Ты сам просил меня об этом, Владыка, так что не обижайся.

Я посмотрел в ее равнодушные желтые глаза и с ужасом понял, что так оно и будет: если у меня не хватит ума разгадать немудреную тайну из жизни сексуальных меньшинств, эта тварь убьет меня, не задумываясь. Какой бы идиотской шуткой не казался мне наш бредовый диалог, а в его финале зримо маячила самая настоящая, взаправдашняя смерть. Я ощутил ее удовлетворенное дыхание на своем затылке: смерть уже стояла позади меня - кажется, она предпочитала ту же самую позицию, что и герои загадки, эти самые "юноши, склонные к мужеложеству". В глубине моего сознания все еще шевелилась смутная надежда: мне же обещали, что у меня в запасе будет 666 жизней! Но все это уже не очень-то имело значение. Ничего удивительного: насколько мне известно, даже очень религиозные люди боятся умирать, хотя уж им-то, вроде бы, обещано "вечное блаженство", к которому положено стремиться всякому уважающему себя верующему... Ну а я еще в детстве успел обзавестись дурной привычкой всегда готовиться к худшему, так что легкомысленная сучка надежда тут же оставила меня в полном одиночестве.

- Так кто же из этих распутных юношей счастлив более, нежели другие? Я жду ответа. - Настойчиво сказало чудовище. В моей голове мелькнула догадка, показавшаяся мне спасительной.

- Последний! - Выпалил я. - Потому, что... - Я осекся, поскольку понял, что спорол чушь.

- Ты ошибся. - Флегматично кивнула Сфинкс. - Если бы ты знал толк в наслаждениях такого рода, ты бы сразу понял, что тот, кто стоит позади, испытывает гораздо меньше удовольствия, чем его товарищи... Ты так и не смог вспомнить свою собственную любимую шутку! Боюсь, что ты вообще ничего не смог вспомнить... Что они сделали с тобой, Владыка?

- Кто - "они"? - Помертвевшим голосом спросил я.

- Люди. Страшные, скучные существа, населяющие эту прекрасную землю. - Печально сказала она, неохотно поднимаясь с земли. Сделала несколько шагов и остановилась рядом со мной. - От тебя совсем ничего не осталось, Владыка. Хорошо, что ты сам просил меня убить тебя, если так случится. По крайней мере, мне не прийдется терзаться угрызениями совести...

- Не мог я просить о таком! - Хрипло сказал я, безуспешно пытаясь подняться с камня. Мне казалось, что я все еще могу убежать, но мое тело почему-то не пожелало принимать участие в этой затее.

- Прощай, Владыка. И не бойся: по большому счету, ты уже давным-давно умер, так что мой поступок - всего лишь пустая формальность. - Нежно сказала чудовищная тварь, опуская на мои плечи свои мягкие тяжелые лапы. Их тяжесть становилась невыносимой, и я вдруг вспомнил, что слово "сфинкс" на одном из древних языков означало "душитель", или что-то в таком роде. Эта тварь была рождена для того, чтобы душить в своих горячих объятиях всех, кто под лапу подвернется - ну и повезло же мне, нечего сказать! Мне больше не было страшно - наверное, страх существует только пока остается надежда на спасение, а когда все уже случилось, он уходит, как и все остальное... Больно мне тоже не было - только жарко, невыносимо тяжело и очень противно: тело Сфинкса пахло, как тело животного, и я успел подумать, что если эта вонь - последний привет из мира живых, то финал моей жизни вряд ли может послужить хорошим примером того, как следует умирать героям!

А потом все это безобразие внезапно закончилось - словно кто-то повернул выключатель. Я с изумлением обнаружил, что стою в нескольких шагах от мифической твари, в смертельных объятиях которой все еще корчилось тело в ярко-зеленом плаще - судя по всему, совсем недавно оно принадлежало мне! Впрочем, точно такой же зеленый плащ по-прежнему укутывал мои плечи. И плечи, и плащ, и все остальные мои составляющие были совершенно настоящими - не какие-нибудь клочки неосязаемого тумана, из которого сотканы незримые тела призраков! А вот что касается тела, замершего в лапах Сфинкса - я здорово сомневался в его реальности. Впрочем, судьба этого куска бесполезного мяса была мне совершенно безразлична. В этот момент я отлично знал, кто я - и равнодушно удивлялся тому, как можно было прожить столько лет без этой полезной информации. А мертвая плоть, стиснутая тяжелыми лапами существа, которое когда-то было моим спутником, чем-то вроде верного слуги, или умной говорящей собаки, не имела ко мне никакого отношения...

- Брось это тело. - Повелительно сказал я. - Дай ему спокойно исчезнуть. Только мертвых двойников мне не хватало!

Золотые глаза Сфинкса изумленно уставились на меня.

- Ты жив, Владыка? - Тихо спросила она.

- Разумеется я жив. - Усмехнулся я. - Может быть, во Вселенной найдется пара-тройка существ, у которых есть шанс положить конец безобразию, именуемому моей жизнью, но ты не из их числа, радость моя!

- "Радость моя"? А ведь ты называл меня так раньше... Ты вспомнил, да? - Восхищенно спросила она, послушно убирая лапы с горла моей мертвой копии. Как я и предполагал, неподвижное тело растаяло, как сосулька на жаровне - впрочем, от него не осталось даже нескольких капель воды!

- Да ничего я не вспомнил. - Я равнодушно пожал плечами. - Когда вспоминаешь, все происходит несколько иначе. Просто раньше я знал о себе одни вещи, а теперь - совсем другие. Не думаю, что какая-то из версий более правдива, чем другая. На мой вкус, они обе больше похожи на наваждение, чем на что-то настоящее... Но нынешнее наваждение нравится мне несколько больше, чем прежнее. Во всяком случае, оно сулит мне удивительные вещи... Да, кстати, если я что-то и вспомнил, так это ответ на твою дурацкую загадку. Когда-то я действительно носился с этой глупой шуткой, даже тебе пришлось ее выслушать. Ну и вкус у меня был, нечего сказать! Полагается ответить, что особенно повезло тому, кто стоит вторым в этом ряду, поскольку помимо всего прочего он может возложить свои руки на чересла того, кто стоит впереди... Когда-то я действительно считал, что это очень смешно - это надо же!

- Ты все вспомнил! - Некрасивое лицо Сфинкса расплылось в глуповатой блаженной улыбке. Она смотрела на меня с такой нежностью, словно я только что пообещал на ней жениться... Вообще-то, я давно заметил, что положительные эмоции  далеко не всегда делают людей привлекательнее, некоторым лицам счастливые улыбки вообще противопоказаны. У Сфинкса определенно был тот самый случай!

- Было бы что вспоминать... - Вздохнул я, усаживаясь на тот самый камень, на котором мне только что пришлось умереть. Честно говоря, я чувствовал себя более чем странно: так хорошо мне еще никогда в жизни не было, и кажется, у меня даже не хватало сил, чтобы справиться с собственным не в меру замечательным самочувствием! Впрочем, возможно, мне просто недоставало опыта - как человеку, который всю жизнь довольствовался какой-нибудь ржавой допотопной развалюхой и вдруг, на старости лет, пересел за руль лимузина.

- Ну что, где мое оружие? - Лениво спросил я. Не то что бы мне действительно требовалось какое-то там оружие, но порядок есть порядок. Я знал, что мне положено забрать у Сфинкса какие-то опасные цацки и таскать их за собой - просто в соответствии с законами жанра!

- Теперь твоя очередь загадывать мне загадки, Владыка. Если я смогу найти ответ, твое оружие останется у меня. А если не смогу, я с радостью отдам тебе все, что у меня есть. Таковы правила игры. - Мечтательно сказала Сфинкс. Мне стало смешно: она действительно оказалась жуткой занудой! Я тут, можно сказать, вернулся к своей истинной сущности, и начал чувствовать себя таким большим начальником - дальше некуда, а ей подавай какие-то загадки...

- Ладно, будут тебе загадки, сколько захочешь! - Ехидно пообещал я. - Вот первая: висит на стене зеленое и пищит. Что скажешь?

Сфинкс озадаченно уставилась на меня своими прекрасными золотистыми глазами. Я самодовольно ухмыльнулся, поскольку был совершенно уверен, что никакая там "мудрость веков" не поможет ей справиться с абстрактными шутками моего школьного детства: загадку такого рода вообще невозможно разгадать, если только вы заранее не знаете ответ!

- А ты не мог бы повторить свой вопрос? - Робко спросила она. - Может быть, я не так тебя поняла...

- Пожалуйста! - Любезно откликнулся я. - Висит на стене зеленое и пищит. Ну как, радость моя, догадалась, что это?

- Я не знаю. - Печально призналась Сфинкс.

- Селедка! - Торжественно провозгласил я.

- То есть рыба? А почему эта рыба висит на стене? - Изумленно осведомилась она.

- Потому, что я ее повесил! - Нахально объяснил я.

- А почему она зеленая? - Настойчиво спросила моя собеседница.

- Потому, что я ее покрасил! - Я даже зажмурился от удовольствия.

- Но почему она пищит? - На лице Сфинкса была написана неподдельная мука.

- Чтобы не догадались! - Торжественно провозгласил я, в полном соответствии с каноническим текстом.

- Ты стал мудрее, Владыка! - Уважительно заметила Сфинкс. - Раньше ты никогда не загадывал мне таких трудных загадок...

Я самодовольно рассмеялся, а потом требовательно спросил:

- Ну, и где мой кубок чемпиона?

- У меня нет твоего кубка. Ты мне его не оставлял. - Испуганно сказала она.

- Не обращай внимания, это просто манера выражаться. - Вздохнул я. - Я имел в виду свое оружие - ты же обещала, что отдашь мне его, если не сможешь ответить на мой вопрос.

- Возьми, Владыка. - Патетически объявила Сфинкс, грациозным движением кошачьей лапы извлекая из небытия изящный образец холодного оружия - этот экземпляр так и просился в какой-нибудь исторический музей!

- Что это, меч? - С интересом спросил я, осторожно прикасаясь к гладкой рукояти.

- Это же твой ятаган. Когда-то ты сам дал ему имя "Тысяча молний", неужели ты не помнишь? - Печально спросила она. Я нетерпеливо махнул рукой: меньше всего на свете мне сейчас хотелось в очередной раз обсуждать с ней странное поведение моей памяти, то сбивающей меня с ног очередной лавиной ярких воспоминаний о какой-то совсем иной жизни, то заботливо укрывающей эти безумные образы теплым одеялом забвения...

- Лучше просто расскажи, как с ним обращаться. Так положено. - С умным видом сказал я - я уже давно понял, что идиотская фразочка "так положено" нередко работает эффективнее самого заковыристого заклинания. И точно: Сфинкс тут же понимающе кивнула и принялась меня инструктировать.

- Если ты извлечешь свой ятаган из ножен и взмахнешь им над головой, призывая смерть, из него вылетят маленькие смертоносные лезвия, подобные огненным искрам - столь же прекрасные, сколь смертоносные. Они сами найдут твоих врагов в любой толпе, поразят их и вернутся обратно.

- Так что, мне и делать ничего не прийдется - только вынуть его из ножен? - С удовольствием уточнил я. Это было как нельзя более кстати: честно говоря, я здорово сомневался в своих способностях к фехтованию!

- Вынуть из ножен, и еще - взмахнуть над головой, призывая смерть. - Педантично повторила моя наставница.

- Отлично. - Кивнул я. - Это все, или у тебя еще что-то имеется?

- Все-таки твоя память подводит тебя, Владыка. - Печально заметила Сфинкс. - Разумеется, это далеко не все. Неужели ты думаешь, что обходился одним ятаганом?

- А почему нет? Вообще-то, у меня всегда были замашки аскета. - Вздохнул я. - Ну, не все, так не все... Хочешь еще загадку?

Сфинкс энергично закивала.

- Ладно, - ухмыльнулся я, - сделаем! Стоит в огороде черный, на трех ногах. Что это?

- Трехногий нубиец? - Нерешительно спросила Сфинкс. - Я слышала, что в древности эта пустынная земля порождала еще и не таких чудовищ...

- Обойдешься! - Фыркнул я. - Это рояль.

- Но почему он стоит в огороде? - Сфинкс морщила высокий лоб, мучительно пытаясь постичь логику этой идиотской загадки - логику, которой отродясь не было.

- Потому, что это мой рояль: куда хочу, туда и ставлю! - Гордо сообщил я.

- За время нашей разлуки ты стал совершенно непредсказуемым, Владыка! - Восхищенно отметила она. - Возьми свое сокровище, ты опять выиграл!

К моим ногам лег щит из какого-то неизвестного мне светлого металла. К нему был накрепко привязан длинный кожаный шнур. Второй конец шнура деловито елозил по песку. Можно было подумать, что этот шнур - щупальце живого существа, которое пытается освоиться в незнакомой обстановке. Я поднял щит и недовольно поморщился.

- Тяжелый какой!

- Его вес не имеет значения, Владыка. Это же летающий щит Змея. - Веско сказала Сфинкс. - Привяжи свободный конец шнура к своему поясу, и щит сам последует за тобой. Он будет всегда следить за тобой и прикрывать тебя от вражеских стрел и копий - и в пути, и в бою, и ночью, когда ты решишь отдохнуть.

- Полезная вещь. - Одобрительно заметил я, послушно привязывая свободный конец шнура к поясу своих джинсов - господи, подумать только, я все еще был в джинсах! Ничего себе, походный костюм будущего предводителя "воинства тьмы"! Щит тут же зашевелился - мне показалось, что он озабоченно огляделся по сторонам - и вдруг легкомысленно взмыл вверх.

- Да, ничего себе воздушный шарик. - Одобрительно сказал я. - А он шустрый? Я имею в виду: если мне попадется какой-нибудь особо умелый враг... Судя по всему, я стал вполне бессмертным, но заработать пару-тройку шрамов на роже мне что-то все равно не хочется! Мне же потом еще жить с этой самой рожей...

- Проворство этого щита было воспето в легендах. - Обиженно сказала Сфинкс.

- Правда? - Удивился я. - Что-то не помню я никаких легенд об этой игрушке, ну да ладно... Ну что, хочешь еще загадку? Или ты уже пас?

- Пожалуй, мне лучше воздержаться от состязания с тобой, Владыка. - Печально сказала она. - Твои странные вопросы лишают меня душевного равновесия... Правда, у меня хранится еще одно твое сокровище. Думаю, оно могло бы тебе пригодиться, поэтому я отдам его просто так, без загадок.

- Очень мило с твоей стороны! - Усмехнулся я. - Сразу бы так!

- Я просто пыталась соблюсти ритуал. - Вздохнула она. - Но ты и раньше не слишком почитал ритуалы, Владыка...

- Надеюсь, что так! - Фыркнул я. - Ну, что там у тебя за сокровище?

- Оглянись, Владыка. Он уже пришел. - Тихий голос Сфинкса дрогнул от умиления - можно было подумать, что она только что досмотрела до конца какой-нибудь дурацкий телесериал про любовь и в очередной раз убедилась, что любящие сердца способны преодолеть все преграды - во всяком случае, если дело происходит в магическом пространстве телеэкрана!

Я обернулся и увидел, что позади меня стоит совершенно великолепный белоснежный дромадер. Его морда, от природы унылая и надменная, как все верблюжьи морды, очень старалась соответствовать лучезарному настроению своего обладателя: кажется, этот огромный нелепый симпатяга был по-настоящему рад нашей встрече!

- Раньше ты любил ездить на нем, Владыка. - На всякий случай напомнила Сфинкс. - Но если ты захочешь, он может стать чем-то другим: конем, или птицей...

- А автомобилем? - Ехидно осведомился я.

- Всем, чем захочешь. - Заверила она.

- Ладно, пусть пока остается верблюдом. - Вздохнул я. - Грех такого симпатягу сразу во что-то превращать... Надеюсь, что моего могущества хватит, чтобы усидеть на этом диковинном сооружении!

Огромная голова опустилась на мое плечо: кажется дромадер обрадовался возможности сохранить свою изначальную форму еще на какое-то время.

- Надо бы придумать тебе имя. - Задумчиво сказал я ему. - В прежние времена ты отлично без него обходился, но все меняется, дружок... Думаю, Синдбад будет в самый раз. Во-первых, ты тоже путешественник, и боюсь, что тебе предстоит влипнуть в великое множество приключений! А во-вторых, должен же быть в моей жизни хоть какой-то восточный колорит, если уж я работаю на Аллаха... Только твой тезка из сказки был мореходом, а ты у нас - Синдбад-пешеход. Ну что, давай я попробую на тебя забраться.

Верблюд послушно улегся на песок, подождал, пока я устроюсь на его спине, а потом острожно поднялся на ноги.

- Лучше, чем я думал! - Удивленно сказал я. - Гораздо лучше... Ну что, дружок, пора немного прогуляться? Надеюсь, в отличие от меня, ты знаешь, в какую сторону нам нужно...

- Твоя судьба ждет тебя на севере, Владыка. - Мягко подсказала Сфинкс. - Забавно: сколько я тебя знаю, тебе всегда надо ехать куда-то на север...

- Это потому, что мы с тобой все время встречаемся на таком крайнем юге, что южнее уже некуда! - Весело объяснил я.

- Может быть ты не знаешь, Владыка, но с некоторых пор земля, по которой мы ходим, имеет форму шара. - Доверительно сообщила Сфинкс. - Поэтому из любого места можно пойти на юг - кроме, разве что, Южного Полюса, но там мы с тобой никогда не встречались...

- А ты уверена - насчет шара? - Я изо всех сил старался сохранять серьезность.

- Совершенно уверена. - Печально сказала она. - И мне это не очень нравится. Вот в те времена, когда земля была плоской и покоилась на спинах слонов, все было иначе. По крайней мере, слонам можно было доверять, а иногда я даже отправлялась на край мира, чтобы побеседовать с этими мудрыми существами... А теперь мы вынуждены скитаться по поверхности шара, который пребывает в пустоте. Это пугает меня, Владыка!

Я только головой покачал: оказывается, моя старинная приятельница была лично знакома со слонами, на спинах которых когда-то покоился мир - кто бы мог подумать!

- У тебя есть какие-то приказания для меня, Владыка? - Тоном отлично вышколенной секретарши спросила Сфинкс.

- Да нет... - Я пожал плечами. - Считай, что твой контракт закончен, радость моя! Твоя голова кружится от сладкого запаха грядущей свободы?

- Нет. - Просто ответила она. - В моей жизни и без того хватало свободы... и одиночества, которое приходит вместе с ней. Ты не предложил мне ничего нового.

- А я и не собирался предлагать тебе ничего нового. - Печально усмехнулся я. - Прощай, дружок... Да, и не нужно загадывать одиноким скитальцам эту дурацкую загадку про юношей, склонных к мужеложеству, ладно? Лучше попробуй мои новые загадки. По крайней мере, они действительно смешные... А если тебе попадется кто-то из моих школьных приятелей - в чем я, честно говоря, здорово сомневаюсь! - у него будет шанс уйти живым из твоих нежных лапок.

- Не думаю, что мне еще когда-нибудь доведется встретить путника и загадать ему хоть одну загадку. - Голос Сфинкса показался мне бесконечно усталым. - В этой пустыне и раньше было не слишком-то людно, а уж теперь... Скоро ведь людей не останется вовсе. Для того ты и вернулся, я правильно понимаю?

- Поживем - увидим. - Неопределенно хмыкнул я. - Прощай, киска!

- Мне было приятно убить тебя, Владыка. - Неожиданно сказала она. - Мое счастье было коротким - всего несколько секунд! - но это лучше, чем ничего.

- Правда? - Удивился я. - Что, неужели я был такой законченной сволочью?

- Нет. - Вздохнула Сфинкс. - Но я успела возненавидеть тебя, Владыка. Когда-то ты заставил меня возникнуть из небытия, твое необузданное воображение придало мне этот уродливый облик, ты пожелал, чтобы в моем зверином теле поселились сердце настоящей женщины и ясный разум мудреца - просто потому, что тебя это забавляло... А потом тебе все надоело, и ты исчез, а мне пришлось несколько тысяч лет скитаться по этой пустыне, изредка развлекая себя беседой с заплутавшими путниками. Я тосковала по тебе, а теперь ты пришел - и опять уходишь. Ничего не изменилось. Зачем все это?

- Чтобы было. - Я пожал плечами. - Тогда мне действительно казалось, что этот прекрасный мир станет еще забавнее, если в нем появится существо вроде тебя... Насколько я припоминаю, я много чего тогда натворил, и твое рождение - далеко не самая большая трагедия! Впрочем, если тебе так уж не нравится твое существование, можешь исчезнуть, я не против!

Несколько секунд я с равнодушным недоумением созерцал следы огромных львиных лап на сияющем песке. Сфинкса больше не было. Она исчезла мгновенно, я даже договорить не успел.

- Ну что ж, - грустно улыбнулся я, машинально поглаживая белую шерсть Синдбада-пешехода, - будем считать, что под этим великолепным небом никогда не бродили Сфинксы. Выдумки все это... и, судя по всему, именно мои дурацкие выдумки!

Верблюд повернул ко мне свою потешную морду. У него были удивительно умные глаза, такие же золотистые, как у Сфинкса. Под его снисходительным взглядом я почувствовал себя напроказившим школьником. А потом дромадер медленно зашагал по волнистой поверхности пустыни. Солнце стояло в зените, так что определить направление было совершенно невозможно. Но я мог поклясться, что умница Синдбад отправился именно на север, в полном соответствии с рекомендациями исчезнувшего Сфинкса. Через несколько часов, когда белоснежное светило все-таки начало медленно отползать к западному горизонту, я окончательно убедился, что так оно и было: мы шли на север - куда же еще!

Иногда моя судьба на время забывает о своей природной стервозности и делает мне удивительные подарки. Первые несколько дней путешествия по пустыне оказались как раз таким подарком - головокружительно, по-купечески щедрым. Мои дни были полны сладкого одиночества, не замутненного ни воспоминаниями о прошлом, ни беспокойством о будущем, ни чьим-то утомительным обществом - верблюд, на спине которого едешь, хорош хотя бы тем, что его присутствие можно не принимать в расчет! - ни даже физическими ощущениями: ни палящие лучи полуденного солнца, ни обжигающий холод, приходящий вместе с темнотой ночи, ни вынужденная неподвижность, ни ритмичное раскачивание верблюжьей спины не причиняли мне ни малейшего неудобства. Я почти отсутствовал, так что испытывать какие-то неприятные ощущения, вроде бы, было некому. Впрочем, время от времени я все-таки ненадолго появлялся - чтобы восхищенно оглядеться по сторонам, в очередной раз понять, что в том языке, которым я привык пользоваться, нет слов, чтобы описать окружающее меня великолепие, и снова отступить в уютную тишину небытия. Это продолжалось целую вечность - впрочем, если измерить эту самую вечность числом солнечных закатов, она окажется всего лишь одной коротенькой неделей.

Но один из закатов разбудил меня по-настоящему. Впрочем, меня вывело из оцепенения отнюдь не сладострастное буйство багровых оттенков на горизонте, а рев моторов аэроплана, который нахально пронесся буквально в нескольких метрах от моей макушки. Я тут же вспомнил игрушечный самолетик, рассмешивший меня незадолго до встречи со Сфинксом - кажется, он был сильно уменьшенной копией этого самого аэроплана. В всяком случае, я узнал сине-бело-красные круги на крыльях и черного кота с желтым бантом, нарисованного на хвосте, такое ни с чем не перепутаешь! Мой волшебный щит, о котором я успел было позабыть - все эти дни он болтался на своем шнурке где-то над моей головой, ничем не напоминая о своем существовании - забеспокоился и полез меня защищать: на всякий случай, я полагаю... Щит занял выжидающую позицию напротив моего лица, так что я не успел как следует рассмотреть загадочный аэроплан. Через несколько секунд мой защитник убедился, что опасность мне не угрожает, и вежливо переполз повыше, но никакого аэроплана я уже не увидел - только небольшое серебристое пятнышко, почти неразличимое на фоне такого же серебристого неба.

- Да ты, брат, паникер! - Весело сказал я щиту. - Не дал мне посмотреть на самолетик...

Собственный голос порядком меня удивил: он был хриплым и каким-то безжизненным. Впрочем, я тут же вспомнил, что просто давно им не пользовался - кажется, еще никогда в жизни мне не удавалось молчать так долго!

Потом я с удивлением обнаружил, что меня наконец-то посетили простые человеческие желания: мне вдруг захотелось есть и спать, более того - мне еще и в туалет приспичило!

- И что мне теперь делать, дорогие мои? - Спросил я, обращаясь не то к щиту и верблюду, не то к каким-нибудь незримым и непостижимым силам, управляющим ходом всех событий во Вселенной. Ответа, разумеется, не последовало. Впрочем, Синдбад тут же послушно остановился и опустился на землю, чтобы дать мне возможность спешиться. Я с тупым интересом проследил, как мои ноги, одна за другой, ступили на светлый песок. Потом на песке оказалась и моя задница: ноги наотрез отказывались удерживать тело в вертикальном положении - отвыкли, надо полагать...

- Вообще-то, мне наверняка полагается какой-нибудь походный дворец с хорошей постелью и чистым сортиром, если уж я такой великий начальник! - Мечтательно сказал я. Ничего не произошло, и я немного огорчился: в глубине души я наивно надеялся, что каждое мое слово теперь будет тут же получать немедленное материальное воплощение! Синдбад ткнулся влажным носом в мое колено, убедился, что я обратил на него внимание, и потянулся мордой к небольшому кожаному мешочку, висящему на его шее - до сих пор я так и не удосужился обратить внимание на это украшение.

- Ты хочешь, чтобы я в нем порылся, да? - Понимающе спросил я. Верблюд энергично мотнул головой. В его глазах ясно читалось умиленное: "умница ты моя!" Я осторожно снял с его шеи мешочек, мельком удивился его неожиданной тяжести, торопливо потянул тонкий шнурок. Шнурок, разумеется, тут же затянулся еще туже: никуда не денешься, мое знаменитое везение! Так что следующие пять минут я посвятил вдумчивым манипуляциям с завязками - как еще ногти не сломал... Воспоминание о героической борьбе Александра Македонского с Гордиевым узлом посетило меня с некоторым опозданием: вредный шнурок как раз начал поддаваться, так что рубить его на куски было уже ни к чему. В мешочке я обнаружил небольшой кувшинчик, довольно небрежно вырезанный из цельного куска какого-то незнакомого мне зеленоватого камня - впрочем, я никогда в жизни не был великим знатоком минералов! Я удивленно посмотрел на верблюда.

- Что, предполагается, что я должен поставить этот сувенир на книжную полку? Прости, милый, но мои книжные полки слишком далеко отсюда... если они вообще еще где-то есть!

Теперь Синдбад наградил меня печальным снисходительным взглядом. "Ты, конечно, редкостный идиот, хозяин, но я тебя все равно почему-то люблю", - говорили его мудрые глаза. Мне стало стыдно, и я снова повертел в руках кувшинчик, пытаясь понять, на кой черт он мне сдался. Потом мне пришло в голову, что в этой непритязательной таре вполне может скрываться какое-нибудь волшебное зелье, которое поможет моему внезапно раскапризничавшемуся телу снова надолго отрешиться от мирских проблем - а почему бы и нет?! Поэтому я снова принялся сокрушать свои многострадальные ногти. На этот раз им пришлось извлекать пробку из узкого горлышка сосуда - сей бессмертный подвиг отнял у меня почти четверть часа, но в конце концов я справился и с этим...

Потом началось вообще черт знает что - в лучших традициях малобюджетных фильмов-сказок времен моего детства! Стоило мне вытащить пробку, как из кувшинчика повалили густые клубы разноцветного дыма. Дым сопровождался мощной волной запаха, в просторечии именуемого бздом - сотворить столь дивный аромат может только человеческое тело, которому пришлось принять в себя адскую смесь гороха, пива и кислой капусты. Сколько раз я видел такие же клубы "волшебного" разноцветного дыма в кино - мне и в голову не приходило, чем это может пахнуть! В довершение ко всем бедам, кувшинчик стал горячим, как только что закипевший чайник. Я обиженно взвыл и разжал пальцы. Вещица полетела на песок, я поспешно отправил в рот травмированную конечность: безотказное средство первой помощи, благополучно усвоенное мною еще в детстве, помогает практически от всех мировых зол, в том числе и от легких ожогов. Через несколько секунд я извлек изо рта исцеленные пальцы и с облегчением выругался.

- Не будешь ли ты настолько великодушен, чтобы растолковать мне значение этих удивительных слов, Владыка? - Вежливо осведомился чей-то низкий голос. Он исходил откуда-то сверху, так что в первое мгновение я изумленно решил, что моя лингвистическая консультация на сей раз потребовалась самому господу богу, который, оказывается, все-таки есть, и почему-то не знает элементарных вещей... Я поднял голову и моя нижняя челюсть медленно опустилась на грудь: передо мной стоял полупрозрачный великан - в нем было никак не меньше десяти метров роста. Бритый череп и развевающееся на ветру белоснежное одеяние делали его облик каким-то совсем уж неземным.

- Кто ты? - Я был бы не я, если бы тут же на задал ему самый банальный из возможных вопросов.

- Я - твой преданный раб, Владыка. - Невозмутимо сообщил великан. В его голосе было столько великолепной иронии, что я не очень-то поверил его заявлению.

- Ясно. - Вздохнул я. - Что-то под этим небом в последнее время развелось полным-полно желающих продолжить свой жизненный путь в качестве моей прислуги! Ну а имя-то у тебя есть?

- Хвала Всевышнему, я не обременен этой обузой! - Гордо сказал великан.

- Ну-ну... - Я задумчиво уставился на него снизу вверх, а потом меня осенило: - Слушай, ты что, джинн?

- Ну да. - Недоуменно ответил тот. - А кто же еще?

- Да, действительно! - Фыркнул я. Потом быстренько переворошил недра своей памяти, пытаясь припомнить все, что говорилось о джиннах в арабских сказках, каковых я в свое время прочел великое множество - как чувствовал, что они мне пригодятся! Не то что бы я действительно считаю сказки таким уж надежным источником информации, но никакого другого в моем распоряжении не было вовсе...

- Если ты джинн, значит ты вполне способен в считанные секунды устроить мне этот самый походный дворец с чистым сортиром, об отсутствии которого я сокрушался несколько минут назад. - С надеждой сказал я.

- Ты несколько преувеличиваешь мое могущество, Владыка. - Печально сказал джинн. - Для того, чтобы выполнить твой приказ, мне потребуется не меньше двух минут.

- Ничего страшного, - усмехнулся я, - две минуты я как-нибудь потерплю... Да, кстати: дворец - это совершенно не обязательно! Даже нежелательно, если честно. Мальчика нашли, по коридорам скитаться... Меня вполне устроит какой-нибудь маленький домик со всеми удобствами, огромной кроватью, набитым холодильником и симпатичным садиком... Впрочем, садик - это уже излишество: если он мне понравится, я, пожалуй, начну подумывать о том, чтобы остаться и спокойно встретить там приближающуюся старость...

- Ничего страшного, Владыка. - Неожиданно улыбнулся джинн. - Мои создания недолговечны, как полуденные облака, поэтому тебе не удастся встретить старость в доме, который я для тебя построю - разве что провести там грядущую ночь.

- Собственно, так даже лучше. - Вздохнул я, и сам удивился неожиданным горьким ноткам в своем голосе.

- Ты изволишь предаваться печали, Владыка? - Понимающе спросил Джинн.

- Да вот, выходит, что изволю. - Меланхолично подтвердил я.

- Печаль не к лицу тебе, Владыка. - Укоризненно сказал Джинн. - Твое дело - легкой походкой идти навстречу своей судьбе... а мое дело - скрашивать твой путь маленькими радостями.

- Да? Ну, тогда давай, скрашивай... Хорошая у тебя работа, ничего не скажешь. - Улыбнулся я.

- Во всяком случае, она не внушает мне отвращения. - Спокойно согласился он.

Потом мой новый приятель окончательно распрощался с жалкими остатками собственной антропоморфности, проплыл мимо меня облачком белесого тумана и исчез - приступил к выполнению задания, я полагаю. Я задумчиво водил пальцем по песку, машинально чертил на нем традиционную схематическую рожицу: неровный круг лица, точки-глаза, короткие черточки вместо бровей и носа, кривая линия рта... Рожица получилась неожиданно жутковатая. Я испуганно передернул плечами и попытался стереть этот сногсшибательный результат собственного художественного творчества. Бесполезно: вихрь сверкающих песчинок взметнулся из-под моей ладони, но рисунок остался таким же четким, как был - можно подумать, что я высек эту проклятую рожицу на камне. Через несколько секунд до меня окончательно дошло, что мои каракули решили остаться на этом светлом песке навечно. Я виновато посмотрел на Синдбада.

- Видишь, что получается, милый? - Грустно спросил я. - И заметь: я сам не понимаю, как оно у меня получается... И главное - на фига мне это нужно? Самая бесполезная разновидность могущества, ты не находишь?

Синдбад меланхолично помотал своей трогательной мордой. Это можно было расценивать, как согласие. Верблюд показался мне вполне подходящим собеседником: во всяком случае, у него не было никаких шансов попросить меня заткнуться. Так что я решил продолжить свой монолог.

- Есть такой анекдот, радость моя. Один парень нашел старый кувшин, оттуда появился джинн - в точности, как наш с тобой новый приятель - и спрашивает: "что прикажешь, господин?" Парень обрадовался, говорит: "ну, давай для начала миллион зеленью, а там посмотрим." Джинн отвечает: "ладно, завтра утром будет тебе миллион." "А почему завтра утром, а не сейчас?" А джинн посмотрел на него печально и говорит: "мне этот твой миллион всю ночь рисовать прийдется. А ты что, думал, что в сказку попал?"

Синдбад никак не отреагировал на сию душещипательную притчу, но у меня за спиной раздался тихий смешок: очевидно Джинн счел мою шутку вполне уместной. "Ну, значит, с этим парнем вполне можно иметь дело!" - Одобрительно подумал я.

- Во всяком случае, тебе-то уж не прийдется ждать до завтрашнего утра, Владыка. - Весело сообщил Джинн. - Твое повеление уже выполнено. Не желаешь ли обернуться, дабы одобрить мою работу?

- Желаю. - Миролюбиво кивнул я, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Действительность превосходила все ожидания: в нескольких шагах от меня проходила граница между горячим песком и густой сочной травой, такой неправдоподобно зеленой, словно ее старательно покрасили специально к моему прибытию. В глубине аккуратно очерченного овала лужайки стоял небольшой двухэтажный домик, которому я заранее был готов отдать кусочек своего сердца. Угораздило же меня обзавестись таким очаровательным жилищем накануне конца света, дирижировать которым, кажется, предстояло мне самому...

Часа через два я уже был в постели, чистый, сытый и вполне довольный жизнью. В спальне было прохладно и темно. Джинн куда-то подевался - то ли тактично удалился в свой благоухающий кувшинчик, то ли меланхолично слонялся по саду, так что я остался совершенно один. Закрыл глаза и с наслаждением уставился на разноцветные пятна, мельтешащие под моими веками. В глубине этих пятен скрывались сладкие сновидения - оставалось только сосредоточиться на чем-то одном и дать безобидному ночному наваждению увлечь меня до утра... Этот неземной кайф продолжался минут пять, не больше. Откуда-то издалека раздался вкрадчивый голос Джинна.

- Не соизволит ли Владыка пожертвовать безмятежностью своих мускулов? В твоем доме творятся странные вещи, которые могут доставить тебе некоторое удовольствие...

- Знаешь, я бы все-таки предпочел не жертвовать этой самой "безмятежностью мускулов", поскольку в настоящий момент мне может доставить удовольствие только возможность спокойно уснуть. - Проворчал я, неохотно открывая глаза. Впрочем, я вполне мог бы и не утруждать себя этим движением: темнота оставалась такой же непроницаемой, и даже разноцветные пятна несостоявшихся сновидений все так же мельтешили перед моим одуревшим взором. Я потянулся до хруста в суставах и обреченно поинтересовался:

- Ну, и какого рода "странные вещи" творятся в моем доме?

- Здесь бродит женщина, Владыка. - Интригующим тоном заслуженного работника Красного Квартала доложил Джинн.

- Какая женщина? - Удивился я. - И откуда она взялась? Твой маленький подарок - так, что ли? Можешь завернуть ее в бумагу и спрятать в ящик стола: пока не требуется.

- Нет, Владыка. Это не мой подарок. - Обиженно возразил Джинн. - Я бы никогда не стал предлагать тебе то, в чем ты не нуждаешься. Она сама пришла. Бродит по коридорам, ищет тебя. Если я еще не утратил умение созерцать человеческие мысли, она просто хочет твоей любви. Кажется, она весьма распутная женщина... Во всяком случае, некоторые ее фантазии даже меня повергли в смущение. Но она довольно красива, насколько я могу судить о человеческой внешности... и, потом, я подумал: может быть тебе будет приятен ее визит?

- Вряд ли. - Буркнул я. - Во всяком случае, не сейчас. Я хочу только одного: спать, и желательно - пару-тройку суток. Может быть, после этого я бы сумел по достоинству оценить воображение нашей гостьи... Слушай, а откуда она вообще здесь взялась? Мы же находимся в самом сердце пустыни, я ничего не перепутал?

- Ну, она просто пришла. - Неопределенно объяснил Джинн. Немного помолчал и неуверенно добавил: - Сначала я вообще сомневался, что она - просто обыкновенная живая женщина. Но недвусмысленные намерения твоей гостьи убедили меня в ее человеческой природе. 

- А где она, собственно? - Спросил я.

- Бродит по коридорам. - Меланхолично повторил Джинн. Если хочешь, я могу привести ее к тебе.

- Ну, что делать, приведи. - Кивнул я. - И будь настороже, дружище. Я буду здорово удивлен, если окажется, что она - действительно обыкновенная женщина. Откуда бы ей взяться в пустыне? И с какой стати ей вдруг приспичило срочно заняться со мной любовью? По-моему, нам следует ожидать какой-нибудь пакости...

Дальнейшие события показали, что я вполне могу претендовать на почетное звание величайшего пророка всех времен и народов. Уже в тот момент, когда она появилась на пороге - невысокая тоненькая черноволосая барышня с огромными глазами и четко очерченными скулами, я понял, что дело пахнет керосином. Она меня не очаровала: наши с Джинном вкусы явно не совпадали. Но дело было не только в ее внешности. Загадочная система сигнализации, каковой по милости щедрой природы снабжен мой организм, сработала немедленно: в моей груди визгливо взвыли сирены тревоги. За моей спиной отчаянно загрохотала падающая мебель. Я еще ничего не успел сообразить, а между мной и загадочной незнакомкой уже замер металлический диск, слабо фосфоресцирующий в темноте спальни. Ну да, конечно, мой героический щит был готов охранять меня даже сейчас - так мило с его стороны! За ним волочились по полу многострадальные джинсы, к поясу которых был приторочен мой волшебный телохранитель. Штаны с видимым удовольствием принимали участие в мероприятии по защите меня, любимого, от сомнительных женских чар: они переворачивали все стулья, которые попадались на их пути.

Моя гостья присела на корточки на пороге и тихонько запела какую-то монотонную песенку на совершенно незнакомом мне языке - если это вообще был язык, а не случайный набор звуков.

- Я не люблю концерты самодеятельности, дорогая. - Удивленно сказал я. - И эстраду я тоже не жалую. Нельзя сказать, что вы нашли кратчайший путь к моему сердцу... Может быть, лучше просто поболтаем?

Она не обратила на мои слова никакого внимания. Тянула и тянула свой тоскливый мотивчик. Я довольно поздно сообразил, в чем дело: мой верный щит начал медленно опускаться на пол, плавно покачиваясь под звуки ее серенады.

- А теперь я тебя поцелую. - Тихо сказала она, делая шаг по направлению ко мне. Щит уже лежал на земле, не проявляя никаких признаков жизни. Честно говоря, я совершенно растерялся. Не могу сказать, что до сих пор мне ежедневно приходилось отбиваться от маленьких хрупких женщин, пытающихся меня поцеловать. Одним словом, я просто стоял и смотрел на нее, а она шла ко мне, спокойно и неторопливо, словно ей действительно был нужен всего-то мой поцелуй...

Ее губы оказались удивительно солеными, даже горьковатыми, как морская вода. Это было неприятно, я попытался отстраниться, но не успел. К моему животу прикоснулось что-то холодное, а потом прикосновение стало невыносимо горячим, и я с ужасом понял, что в мое тело вонзился кусок металла - такой острый, что я не почувствовал боли, только невыносимый жар, испепеляющий все, что до сих пор было мной...

Я пришел в себя очень быстро - гораздо быстрее, чем после тяжелых объятий Сфинкса. Наверное, сказывался опыт. "Ну вот, теперь у меня осталось шестьсот шестьдесят четыре жизни - всего-то!" - Насмешливо подумал я. Моя кровожадная красавица так и не успела насладиться своей победой: я вцепился в ее запястья, с изумлением услышав тихий хруст тоненьких косточек. Ничего себе, вот уж не думал, что я на такое способен! Она отчаянно закричала. Крик был высокий, визгливый, раздирающий на части нервны и барабанные перепонки. Тонкий длинный нож выскользнул из ее пальцев и бесшумно упал на ковер.

- А вот теперь мы все-таки поболтаем. Давай, любовь моя, рассказывай, кто ты такая, и с какой стати тебе приспичило меня убивать? - Сердито спросил я. Она молчала. Через несколько секунд ее губы разомкнулись, но никакой информации я так и не получил - только еще один протяжный вопль.

- Продолжайте, леди. - Вежливо улыбнулся я. - Тоже ничего себе развлечение. У вас здорово получается, а спать мне уже, кажется, расхотелось. - И я еще сильнее сжал ее запястья. На этот раз она открыла рот, но не смогла издать ни звука. Маленькое тело беспомощно обмякло и начало оседать на пол. Я почувствовал раздражение: сейчас эта стерва грохнется в обморок, потом, чего доброго, впадет в кому, и я уже никогда ничего не узнаю! Такая перспектива меня совершенно не устраивала.

- Джинн, ты здесь? - Позвал я.

- Здесь, Владыка. - Тут же откликнулся он.

- А какого черта, в таком случае, ты не защищаешь мою жизнь? - Сердито осведомился я. - Она же меня убила, эта маленькая засранка!

- Но ты не приказывал мне защищать твою жизнь, Владыка. - Резонно заметил Джинн. - Я не вмешиваюсь в твои дела, а только исполняю приказания... Откуда мне знать: может быть, тебе нравится умирать?

- Мне не нравится умирать. - Сухо сказал я. - Учти это на будущее, ладно? А теперь помоги мне разобраться с нашей гостьей. Мне нужно, чтобы она пришла в себя, но не настолько, чтобы снова приступить к экспериментам с холодным оружием. Я хочу задать ей пару-тройку вопросов, а там поглядим... Можешь помочь?

- Разумеется, Владыка. - Ответствовал Джинн. Столб синеватого тумана окутал неподвижное тело женщины - Джинн принялся за работу. Я присел на краешек кровати, опустил голову на руки и чуть не заплакал от обиды: все шло так хорошо, я уютно устроился в этом замечательном доме и как раз собирался немного отдохнуть, возможно, в последний раз, а тут пришла эта маленькая сучка и все испортила! Впрочем, я с самого начала мог бы понять что такая роскошь, как несколько спокойных дней в уютном домике с садом мне больше не светит - никогда! - и этот самый отдых "в последний раз" остался в прошлом, просто тогда я еще не знал, что это в последний раз... От печальных попыток смириться с этим незамысловатым фактом меня отвлек бархатный голос Джинна.

- Твоя гостья оставила это тело, Владыка. - Тихо сказал он.

- Что, умерла? - Я не слишком огорчился, скорее удивился: с чего бы это ей умирать? Ну, потерять сознание - это я еще понимаю...

- Не умерла, а оставила это тело. - Повторил Джинн. - Я виноват, Владыка: я не сообразил, что это существо не может быть человеком. Недопустимое легкомыслие! Я заслуживаю гневного порицания, Владыка... Это был дух, вселившийся в первое попавшееся женское тело - очень сильный дух, из совершенно неизвестной мне разновидности могущественных существ. Впрочем, мои знания в этой области нельзя назвать обширными... Женщина, которой принадлежало это тело, умерла еще в тот момент, когда дух овладел ею, а сейчас дух ускользнул, и она вернулась в свое естественное состояние.

- Ты можешь его поймать? - Нетерпеливо спросил я.

- Можно попробовать. - С некоторым сомнением сказал Джинн.

- Попробуй. - Кивнул я. - И прихвати с собой это мертвое тело. Конец света, или нет, а спать в одной комнате с трупом - это уже как-то слишком! - Последние слова были адресованы потолку, поскольку призрачный силуэт Джинна уже исчез в темноте, мертвая женщина тоже куда-то подевалась, и это было к лучшему: я с удивлением обнаружил, что спать мне все-таки хочется - кто бы мог подумать! Наверное, воскрешение из мертвых - в высшей степени утомительная процедура...

Меня разбудило невесомое прикосновение Джинна. Судя по всему, мне удалось проспать совсем немного: так скверно я себя давно не чувствовал!

- Прости, что нарушаю гармоничное течение твоего отдыха, Владыка... - Высокопарно начал он.

- Ладно, чего там. - Вздохнул я. - Ты поймал моего недоброжелателя?

- Сначала поймал, потом упустил. - Вздохнул Джинн. - Это существо - не из тех кого можно подолгу удерживать в плену. У него есть особый дар ускользать... Но я не зря потратил время: теперь я знаю ее настоящее имя.

- Именно "ее"? - Удивленно уточнил я.

- Да. Этот дух обладает женской сущностью. - Кивнул Джинн. - Имей в виду: это очень важно для нас - знать ее имя, Владыка. В моем распоряжении есть одно заклинание, достаточно могущественное, чтобы подчинить кого угодно - правда, когда речь идет о достойном противнике, оно действует очень недолго. И я употребил всю свою силу, чтобы узнать ее имя.  Такого рода знание нередко дает власть, достаточную, чтобы оградить себя от беспокойства, причиняемого существами вроде нашей гостьи.

- Правда? - Заинтересовался я. - И как же ее зовут, эту барышню? Мне, пожалуй, следует это знать: все-таки мы целовались...

- Ее имя Уиштосиуатль. - Джинн произнес эту абракадабру очень отчетливо, почти по слогам - чтобы я как следует усвоил сию информацию. В недрах моей памяти что-то вяло заворочалось. А через несколько секунд меня по-настоящему осенило. Я подскочил на постели и победоносно уставился на Джинна.

- Слушай, парень! Ты можешь добыть для меня книгу, если я скажу тебе ее название?

- Разумеется, Владыка. Было бы странно, если бы я не мог добыть для тебя какую-то книгу: от дешевой брошюрки до редкого свитка из давно сгоревшей Александрийской библиотеки, это очень легко. - Голос Джинна показался мне слегка обиженным.

- Тогда добудь мне "Энциклопедию мифов". - Попросил я. - Это такой толстый двухтомник в черном переплете. И еще стакан апельсинового сока и хороший кофе со сливками - если уж я все равно проснулся...

Через несколько минут я маленькими глотками пил прохладный кисловатый сок и торопливо листал толстенный том, придавивший мои колени - страшно подумать, что книга может быть такой тяжелой!

- Вот! - Торжественно объявил я. - Так оно и есть! Том второй, страница 546. Читаем: "Уиштосиуатль, в мифологии ацтеков богиня соли и соленых вод". Ага, то-то она была такая соленая! "Старшая сестра бога дождя Тлалока. Один из источников называет ее женой бога смерти Миктлантекутли. Считалась покровительницей распутства". - На этом месте я неудержимо расхохотался.

- Если когда-нибудь встретишь бога смерти Миктлантекутли, непременно сообщи ему о недостойном поведении его супруги! Срамота какая: об этом уже в книжках пишут! - Весело сказал я Джинну.

- Хорошо, я непременно сообщу ему, Владыка. - Флегматично согласился Джинн. Это только подлило масла в огонь моего веселья.

- Ладно, - отсмеявшись, вздохнул я, - индейские боги вышли на тропу войны - это надо же! Впрочем, аллах с ней, с этой кровожадной барышней! Волноваться будем, когда у меня в запасе останется последняя дюжина жизней... А что касается кофе, можешь вылить его в ближайший унитаз, радость моя. Я передумал. Лучше попробую поспать: когда еще доведется!

- Тебе следует наслаждаться отдыхом в те редкие минуты, когда судьба этому не препятствует. - Важно подтвердил Джинн.

 

На рассвете я покинул почти пустую прохладную пещеру, выдолбленную когда-то, целую вечность назад в твердом теле столовой горы. Афина гостеприимно предложила мне считать эту нору своей - в невыносимо жаркую летнюю ночь почти три года назад, когда меня впервые посетило желание покинуть Асгард и проведать наших будущих союзников. Она почему-то сразу поняла, что я останусь с ними надолго - раньше, чем я сам принял окончательное решение. Теперь-то я знаю, что задержусь здесь не просто "надолго", а навсегда - по крайней мере, до самого конца...

Я так и не сомкнул глаз этой ночью: не мог заснуть. Прежде сон, приносящий покой слабым людям, вообще был мне неведом, как и прочим бессмертным, но теперь на мою долю все чаще выпадает зыбкая полудрема, опасный смердящий привкус небытия почти каждую ночь остается на моих губах. Что касается Олимпийцев, они уже давно спят по ночам, как самые обыкновенные люди. Их это не слишком тревожит, но мне кажется недобрым предзнаменованием. Люди не зря называют сон "маленькой смертью" - кому и знать, как не им! - и если уж эта самая "маленькая смерть" теперь властна над нами, не предвещает ли это скорую потеху для настоящей Пожирательницы плоти?...

Я отвязал от пояса маленький кисет из черной кожи. Время сделало ее почти прозрачной: эта вещь служила мне не меньше дюжины столетий, а может и больше - честно говоря, я уже давно брезгливо отказался от соблазна сверять свою жизнь с человеческими календарями, хотя поначалу это казалось мне забавной игрой - одной из многих игр, придуманных людьми словно специально мне на потеху... В кисете дремали мои руны, двадцать пять драгоценных плодов моей собственной давнишней сделки со смертью. С возрастом я все чаще думаю, что мне пришлось заплатить непомерную цену за пустячную, в сущности, добычу! Впрочем, не в моих силах изменить прошлое, а события последних лет показали, что изменить будущее, скорее всего, тоже не в моих силах... Мысли об этом заставляют меня скрипеть зубами от гнева: прежде мне никогда не случалось признаваться себе, что существует нечто такое, над чем я не имею власти! Я немного подержал кисет на ладони, осторожно погладил ветхую кожу, бережно развязал стягивающий его шнурок.

Когда-то неописуемо давно, когда испещренные таинственными знаками темные шероховатые косточки сладких оранжевых плодов, произрастающих под горячим солнцем, вдалеке от суровой северной земли, которую я привык считать своей вотчиной, только-только попали мне в руки, я каждый свой день начинал, ласково взвешивая этот мешочек на ладони. Наугад доставал оттуда одну-единственную косточку и молча всматривался в светлые царапины на ее поверхности, потемневшей от времени и моей собственной крови, с наслаждением ощущал, как меня переполняет холодная, пронзительная, ни с чем не сравнимая ясность, безжалостная, как смерть, в объятиях которой я добыл свои странные талисманы... Это было славное время - у меня имелись ответы на все вопросы, даже на те, которые я так и не сумел сформулировать. Под черной кожей моего заветного кисета заманчиво шуршала истина, да я и сам был Истиной - в первой и единственной инстанции, и плохо приходилось тому, кто смел в этом усомниться!

Это прошло, как все проходило в моей переменчивой жизни. Долгое время у меня вовсе не было вопросов, на которые мне могли бы потребоваться какие-то ответы - ни те, которые можно сформулировать с помощью слов, ни безмолвные, беспокойно вздрагивающие в самой глубине сознания. И только когда стало ясно, что конец, в который большинство из нас не верило вовсе, ошеломляюще близок, я снова вспомнил о своих маленьких мудрых советчиках. Теперь моя рука взволнованно вздрагивала всякий раз, когда я извлекал из кисета одну-единственную руну, можно было подумать, что я больше не величайший из тех, кого называют богами, а обыкновенный смертный, ничтожный человечишко, которому посчастливилось приобщиться к древней тайне, позволяющей заглянуть в будущее... или даже сотворить это самое будущее, нечаянно приворожить его в тот краткий миг, когда холодок ослепительной ясности щекочет затылок, и уже не имеет значения, чья рука достает руну наугад из непроницаемой темноты кисета, поскольку все существа равны перед настоящим чудом - асы, люди, турсы, карлы и прочие беспокойные твари... А когда я покинул Асгард, подгоняемый упрямством, отчаянием и надеждой - ускользнул оттуда, ни с кем не попрощавшись, только потому, что ни в одном из многочисленных пророчеств не было сказано, что я поступлю таким образом накануне последней битвы, и я с веселым отчаянием обреченного вдруг решил, что в моих силах повернуть колесо судьбы, воспрепятствовать предначертанному ходу вещей! - руны остались единственным, что связывало меня с моим собственным прошлым, и заодно последним неопровержимым свидетельством моей былой безграничной власти над истончившимися нитями, из которых соткана жизнь...

В эти смутные дни накануне конца я обращался к рунам отнюдь не для того, чтобы в очередной раз упиться собственной силой - эти счастливые времена миновали безвозвратно. Теперь я смиренно обращался к ним за советом - и, чего греха таить, за надеждой. Но надежда мне пока не улыбалась. День за днем я доставал из мешочка одну и ту же руну, и содрогался от такого зловещего постоянства.


НАЗАД
Hosted by uCoz